Ирвин Шоу - Солнечные берега реки Леты

Шоу Ирвин

Солнечные берега реки Леты

Ирвин Шоу

Солнечные берега реки Леты

Хью Форстер всегда все помнил. Он помнил дату битвы у Нью-Коулд-Харбор (31 мая - 12 июня 1864-го); помнил, как звали его учителя в начальной школе (Уэбел, вес - 145 фунтов, рыжий, без ресниц); он помнил рекордное число неудачливых игроков, не набравших ни одного очка за одну игру по Национальной лиге (Диззи Дин, Сент-Луисские козыри, 30 июля 1933-го, 17 человек, против Юнцов); он помнил пятую строчку из стихотворения "Жаворонку" Шелли ("И потому так чист безмерный твой экстаз"); он помнил адрес самой первой девочки, которую он поцеловал (Пруденс Коллинвуд, 248, Юго-Восточная Темпл-стрит, Солт-Лейк-Сити, Юта, 14 марта 1918-го); он помнил даты трех разделов Польши и разрушения Храма Иерусалимского (1772, 1793, 1795-й и 70-й н.э.); он помнил количество кораблей, взятых Нельсоном в Трафальгарской битве (20), и профессию главного героя романа Френка Норриса "Мактиг" (зубной врач); он помнил имя человека, завоевавшего Пулитцеровскую премию по истории в 1925-м (Фредерик Л.Паксон), имя победителя дерби в Эпсоме в 1923-м (Папирус) и номер, написанный им на чеке в 1940-м (4726); он помнил свое кровяное давление (165 на 90, повышенное), свою группу крови (0) и свое зрение (плюс 2 правый глаз и плюс полтора - левый); он помнил, что сказал ему начальник, когда его увольняли с первой работы ("Эту работу будет теперь делать машина"), и что сказала его жена, когда он сделал ей предложение ("Я хочу жить в Нью-Йорке"); он помнил настоящее имя Ленина (Владимир Ильич Ульянов) и что послужило причиной смерти Людовика XIV (гангрена ноги). Он помнил также породы птиц, средние глубины судоходных рек Америки, имена всех пап, включая и авиньонских, до и после их вступления на престол; пропорции и объемы Гарри Хейлмана и Хейни Грох, даты полных солнечных затмений, начиная с царствования Карла Великого, скорость звука, место погребения Д.Г.Лоренса, все рубай Омара Хайяма, население заброшенного сеттльмента Роаноук, прицельное расстояние при стрельбе из автоматического ружья Браунинга, кампании Цезаря в Галлии и Британии, имя пастушки в "Как вам будет угодно" и количество денег, которые лежали у него в "Химическом Банке и Кредите" утром 7 декабря 1941-го (2.367,58).

Потом он забыл о 24-й годовщине своей свадьбы (январь, 25-е). Утром его жена Нарсис как-то странно поглядывала на него за завтраком, но он читал вчерашнюю вечернюю газету и думал: "Никогда у них не будет порядка в Вашингтоне", - и не обратил на это внимания. Пришло письмо от их сына, который учился в университете в Алабаме, но Форстер сунул его в карман, не распечатав. Оно было адресовано ему одному, значит, он опять просит прислать денег. Когда Мортон писал семейные письма, выполняя сыновний долг, он адресовал их обоим родителям. Мортон учился в Алабаме, потому что с такими отметками невозможно было устроить его в Йель, Дартмут, Уильямс, Антиох, колледж города Нью-Йорка или Колорадский университет.

Нарсис спросила, не хочет ли он к обеду рыбы, и он сказал "да". А еще Нарсис сказала, что это просто преступление, до чего подорожала рыба, и он сказал "да". И она спросила, не случилось ли что-нибудь, и он сказал "нет", поцеловал ее и вышел из дому, сел в метро на станции "242-я улица" и стоял всю дорогу до самой работы, читая утреннюю газету. Родители Нарсис когда-то жили во Франции, чем и объяснялось такое имя, но теперь он уже привык к нему. Читая газету в набитом вагоне, он потихоньку мечтал, чтобы они пропали, те, о которых пашут в газетах.

Хью пришел на работу первым, забрался в свой уголок и, оставив дверь открытой, сел за свою конторку, наслаждаясь гладью не заваленных бумагами столов и тишиной. Он вспомнил, как Нарсис подозрительно шмыгала носом за завтраком, словно собиралась заплакать. К чему бы это? Но, зная, что объяснение не заставит себя долго ждать, бросил об этом думать. Нарсис плакала от пяти до восьми раз в месяц.

Компания, в которой он работал, выпускала однотомную энциклопедию, абсолютно полную, на индийской бумаге, с семьюстами пятьюдесятью иллюстрациями. Был даже разговор, чтоб назвать ее Гигантская Карманная Энциклопедия, но к окончательному решению так пока и не пришли. Хью трудился над "С". Сегодня надо было составить Саго, Сода, Софокл и Сорренто. Он помнил, что в Сорренто жил Максим Горький и что из ста двадцати трех пьес, написанных Софоклом, найдено всего семь.

Хью в общем-то неплохо чувствовал себя на работе, пока не появлялся м-р Горслин. М-р Горслин был владелец и главный редактор издательства. Он верил, что лучший способ заставить своих служащих работать - это стоять за их спинами и молча наблюдать, как они трудятся. Стоило м-ру Горслину войти в комнату, как у Хью появлялась щекочущая слабость в паху.

М-р Горслин был сед, носил твидовые костюмы, обладал внешностью пикадора и начинал с календарей. Его издательство все еще выпускало массу самых разнообразных календарей, порнографических, религиозных я тематических. Хью был незаменим в составлении календарей, потому что он помнил и когда умер Оливер Кромвель (3 сентября 1658-го), и когда Маркони отправил первое послание по беспроволочному телеграфу через Атлантический океан (12 декабря 1901-го), и дату первого пароходного рейса от Нью-Йорка до Олбани (17 августа 1807-го).

М-р Горслин ценил особые таланты Хью и по-отечески неумолимо пекся о его благоденствии. М-р Горслин верил в гомеопатические средства и живительные свойства сырых овощей, особенно баклажанов. Кроме того, прочтя в 1944 году книгу о комплексах упражнений для глазных мышц, он выбросил очки и стал их ярым противником. В 1948 году он настоял на том, чтобы Хью отказался от очков, и целых семь месяцев Хью мучился постоянной головной болью, от которой м-р Горслин предписал ему лечиться каким-то гомеопатическим средством - от него в голове у Хью возникало ощущение, будто ему туда влепили заряд мелкой дроби. Теперь, появляясь за спиной Хью, м-р Горслин с неудовлетворенностью итальянского генерала, смотрящего на Триест, упрямо таращил глаза на его очки. Со здоровьем дела у Хью были не так уж плохи, но оставляли желать лучшего. Он часто страдал насморком, и глаза его после ленча наливались кровью. Он не скрывал этих своих недостатков и того, что в холодную погоду ему по нескольку раз в час приходилось совершать прогулки в туалет. В этих случаях м-р Горслин нарушал привычное молчание, чтобы прописать ему диету, улучшающую работу носовых каналов, глаз и почек.

Сегодня утром м-р Горслин заходил в комнату дважды. Первый раз он молча простоял за спиной Хью пять минут, потом сказал: "По-прежнему на Соде?" и вышел. В следующий раз он восемь минут стоял, не произнося ни слова, потом сказал: "Форстер, вы полнеете. Белый хлеб", - и вышел. Каждый раз Хью чувствовал знакомую слабость в паху.

Перед самым перерывом в контору влетела дочь. Она чмокнула Хью, сказала:

- Поздравляю тебя, папуля! - и вручила ему небольшой продолговатый пакетик, перетянутый вверху цветной резинкой.

Клэр было двадцать два, и замужем она была четыре года, но упрямо продолжала звать его "папуля". Смущенный Хью открыл пакетик. Там была авторучка с золотым колпачком. Это была четвертая авторучка, подаренная ему Клэр за последние шесть лет: две - в дни рождения, третья - на рождество. Она не унаследовала отцовской памяти.

- Это еще зачем? - спросил Хью.

- Папуля, - сказала Клэр, - ты шутишь!

Хью уставился на ручку. Он твердо знал, что это не день его рождения (12 июня) и, уж конечно, не рождество (25 декабря).

- Не может быть, - недоверчиво проговорила Клэр. - Забыл? Ты?

Хью вспомнил лицо Нарсис за завтраком, ее шмыгающий нос.

- О господи!.. - сказал он.

- Сегодня вечером не вздумай являться домой без цветов, - сказала Клэр. Она беспокойно глянула на отца. - Папуля, ты плохо себя чувствуешь?

- Я в полном порядке, - раздраженно ответил Хью, - а о годовщине раз в жизни каждый может забыть.

- Только не ты, папуля.

- И я. Я тоже человек, - сказал он, но был потрясен.

Он отвинтил колпачок и, низко склонившись над столом, заглавными буквами написал в блокноте: ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ГОДА. Теперь у него стало восемь авторучек.

- Это как раз то, что мне нужно, Клэр, - сказал он, пряча ручку в карман, - большое спасибо.

- Ты не забыл, что обещал повести меня обедать?

Клэр сговаривалась с ним об этом накануне по телефону, чтобы за обедом, как сообщила она Хью, обсудить с ним ряд серьезных вопросов.

- Конечно, нет, - поспешно сказал Хью.

Он надел плащ, и они вышли. Он заказал морской язык, но потом, вспомнив, что Нарсис за завтраком сказала, что на ужин будет рыба, передумал и заказал баранью отбивную. Клэр заказала жареного цыпленка, уолдорфский салат и бутылку вина, потому что, сказала она, после бутылки вина день кажется не таким печальным. Хью не понимал, почему хорошенькой двадцатидвухлетней девочке необходима бутылка вина, чтобы день не казался таким печальным, но не вмешивался.