Эдуард Петишка - Свадебные ночи
— Что ничего-то?
— Люди загорают, играют в мяч, зарываются в песок… В общем, ничего не произошло.
— О господи, да что же им делать?!
— Не знаю. Но разве не странно: вот я или ты однажды исчезнем — и ничего не случится.
— От твоих разговоров даже наш кот сдохнет, — сказал Ярин.
Он слизывал мороженое, мысленно прикидывая, что осталось бы после него. Транзисторы, магнитофон, ленты, туристское снаряжение, палатка, мотоцикл, половина желтой «татры». Да, это все осталось бы. И они все это продадут. Родители или сестра… И конец… Эта мысль была ему неприятна. Уж коли на то пошло, у него просто не было времени совершить что-нибудь. И почему это сегодняшний день должен стать последним?! Почему сегодня все должно быть в последний раз? Почему? Он повернулся к Марцеле:
— Что за бред? Почему сегодня все в последний раз?
— Не знаю. — Марцела была занята мороженым. — Разве кто скажет почему… Я просто подумала, — она снова лизнула мороженое, — случается ведь так — вдруг однажды человеку приходит в голову, что мало остается времени…
— Времени всегда мало.
— Это верно.
Марцела ела мороженое, и это раздражало Ярина.
— Чего ты его все время лижешь?
— Ужасно быстро тает.
Ярин отшвырнул свой стаканчик с остатками мороженого, оно вдруг показалось ему невкусным.
— Это верно, — повторила Марцела, — времени всегда мало, но наступает такой момент, когда его вовсе не остается. Если бы сегодня все было в последний раз…
— Ну знаешь, хватит! — не выдержал Ярин.
Но Марцела гнула свое.
— Тогда не знаешь, за что раньше браться. Как представишь, что завтра нас уже не будет, сразу и не сообразишь, что надо сделать в первую очередь. А может, ты знаешь, что надо?
— Бред, да и только! — сказал Ярин; ему захотелось курить, но сигареты остались в машине.
Вернулись по плотине к «татре». Пляж внизу напоминал пчелиный улей в момент роения — народу все прибывало.
— Каждый играет в своем песочке, — заметила Марцела.
— И это нормально, — отрезал Ярин.
— Ты так думаешь?
Ей в этот момент хотелось иметь опору понадежнее, чем «свой песочек», что-нибудь такое, что не исчезает вместе с человеком.
Ярин взял из багажника новую пачку сигарет, закурил и, затянувшись несколько раз, успокоился. Даже попытался сменить тему разговора:
— У тебя шикарный купальник! — похвалил он.
Марцела ждала этой похвалы весь день, но сейчас, когда перевалило далеко за полдень… Она вытащила из сумки иллюстрированный журнал.
Ярин заинтересовался:
— А кроссворд есть?
Марцела отделила страницу с кроссвордом, отдала ему. Они пошли по пляжу — их место оказалось занятым. Полотенце кто-то передвинул на траву и преспокойно расположился на их песочке. В другой раз Ярин затеял бы ссору, сегодня же только взглянул на загорелого толстяка и его дебелую супругу и не сказал ни слова. Подняв с травы полотенце, они пошли дальше вдоль рукава реки. В ивняке попадались уютные уголки, то поросшие высокой травой, то с наносами мелкого песка. По дороге заметили лодку с людьми, которые уже не так усердно продолжали поиски. Очевидно, смирились с неудачей и лишь время от времени наугад ощупывали шестом дно. Штефан стоял теперь на корме, железный наконечник его шеста бороздил речную гладь.
— Алло! — крикнул Ярин.
— Привет! — дружески помахал Штефан.
— Узнал меня, — сообщил Ярин Марцеле. — Старый морской волк, но в хорошей форме. Он матросом на реке еще с тех пор, когда я был совсем мальчишкой.
Лодка возвращалась к пруду.
Ярин расстелил для Марцелы полотенце, а сам, скрестив по-турецки ноги, уселся рядом на траву. В ногах он положил сигареты, спички и карандаш. Разложил перед собой страницу журнала и углубился в кроссворд.
Марцела следила за ним поверх журнала, для нее это было весьма любопытно. Если этот день последний в его жизни, то разгадывание кроссворда вряд ли самое подходящее занятие. Впрочем, что было бы подходящим в таких обстоятельствах? Глупо в такой солнечный день думать о подобных вещах, но Марцела ничего не могла с собой поделать. Вспомнила мать, отца и двух своих братьев… И семейный альбом с фотографиями, и снимок тети Марчи, умершей в молодости. Мать рассказывала о ней без волнения и слез, а ведь Марча была ее младшей сестрой и когда-то они жили в одной комнате. Сейчас Марцеле вдруг захотелось, чтобы мать горько оплакивала свою сестру. Ее тревожила мысль, как легко живые забывают мертвых. Раньше она этого не замечала. Только вот сегодня, на пляже, в толпе, где над головами равнодушных людей непрерывно летали мячи, обрывки слов и фраз — будничных серых слов и плоских фраз.
Ярин, почувствовав ее пристальный взгляд, оторвался от кроссворда. Марцела быстро опустила глаза на первый попавшийся абзац. Она читала, не вникая в смысл. А может, смысл был в одном — так или иначе вернуться к той тревожащей мысли?..
День тянулся. Тетя Марча в белой юбке, с теннисной ракеткой в руке… Память об одной жизни… Не более того… Для трех-четырех человек она оставалась просто «тетей Марчей». Училась в медицинском и не доучилась. Ушла из института и из жизни… Какой в этом смысл?
— Послушай, — начала было Марцела, но, заглянув в лицо Ярину, тотчас поняла, что не найдет у него ответа.
— Брось ты, — сказал Ярин на всякий случай. — Хватит уже.
Сделав над собой усилие, она сосредоточилась на чтении. Я читаю о летней моде. О зоопарке. Читаю рецепты. Читаю рассказ, говорила она себе. Занятие для человека, которого завтра, может, не будет на свете. Интересно, пришло ли сегодня что-то подобное в голову еще кому-нибудь здесь, у пруда?
В шесть часов Ярин встал и объявил:
— Пора к Штефану!
Сначала они задержались у машины, и Ярин впервые опробовал «спальную систему». Он придумал хитроумное устройство, чтобы в «татре» можно было ночевать, и решил проверить его еще засветло.
— Ночью в машину комары налетят, — сказал он, раскладывая странное ложе и застилая его пледами.
Марцела натянула длинные оранжевые брюки и надела желтую блузу.
— Ты, кажется, не признаешь других цветов! — встретил ее Ярин, когда она появилась из кустов.
— Зато ты признаешь все остальные, — ответила она тоном, каким ответила бы раньше, до сегодняшних раздумий. Ответила, словно сегодня отвечала не в последний раз.
Ярин расхохотался. Марцела его успокоила. Жизнь покатилась по накатанной колее.
Дорогой Ярин прочел ей целую лекцию о прицепах. Как только появятся деньги — прицеп у него будет!
— Я знаю одного парня, который отдал бы по дешевке. В прицепе и жить можно, как в вагончике.
— Тебя ждет бессмертие! — воскликнула Марцела. — Накупишь уйму вещей, а в придачу к ним — вечность!
— Подожди, постой! — Ярин схватил ее за локоть и внимательно пригляделся. — Тебе нехорошо?
— Да, от твоих разговоров.
— В самом деле тебе плохо?
Марцела вырвалась.
— Ну и ну! — покачал головой Ярин и пошел следом за ней.
Не успели они дойти до туристской базы Штефана Вальды, как он снова поймал ее за локоть:
— Чего ты хочешь? Скажи, что, собственно, тебе нужно?
Марцела не ответила. Она и сама не знала. Но в ее молчании Ярину почудилось что-то вызывающее и враждебное, он мысленно объявил ей войну.
Окошечко киоска, где еще днем торговали мороженым и лимонадом, было закрыто. Зато кипела жизнь на открытой веранде, прилепившейся к деревянному строению. Своими подпорками и перильцами веранда напоминала декорации к фильму об американском Диком Западе. За четырьмя длинными столами сидели мужчины — кто в плавках, а кто в потрепанных полотняных брюках. Они потягивали пиво и курили.
Ярин величаво прошествовал между столиками, не без удовольствия отметив про себя, что присутствующие оглядываются на Марцелу. Он отлично знал, как неприятны ей взгляды мужчин, которые ей безразличны, и поэтому нарочно не спешил, шел медленно, и жалел, что веранда не так велика. Она примыкала к кухне.
— О, пан Ярослав, приветствую вас! — воскликнул старый Штефан, сидевший за столом с чашкой кофе. Он тут же отставил чашку, подошел к гостям.
Ярин представил Марцелу с небрежностью, с какой знакомят давних приятелей с близкими родственниками.
Жена Штефана оторвалась от плиты — она готовила ужин — и тоже протянула руку. На кухне сильно пахло жареным луком.
— Что будем пить? — осведомился Штефан. И, не дожидаясь ответа, снял с полки бутыль «Старой пшеничной».
Выпили, Штефан налил по второй. Про свой кофе он забыл и теперь, держа рюмку с водкой, принялся провозглашать тосты:
— За здоровье капитана и команды! Только не за рулевого!
Ярин хохотал. Они со Штефаном все время перебрасывались какими-то многозначительными словечками, которые были понятны только им. Марцела вообще ничего не понимала — и не спрашивала. Ярину и в голову не пришло объяснить. Он никогда ничего не объяснял.
