Андре Дотель - Современная французская новелла
Когда он был в десяти шагах от нее, женщина вскинула голову, но тут же отвернулась с безразличным видом. Казалось, она даже не ждала от него приветствия. Нездешняя. Поравнявшись с ней, Тьерри остановился, но незнакомка так и не взглянула на него, и он спросил себя, для чего ему было останавливаться. В голове промелькнуло: «Чудесные золотистые волосы… Лет, наверное, сорок пять… Лицо измученное… Прекрасное лицо…»
Лицо женщины было необыкновенно чистым, несмотря на прорезавшие его морщинки. Тьерри не нашелся что сказать, пораженный несоответствием между усталым выражением этого лица и его сиянием. Платье на женщине было простое и аккуратное. У ее ног стоял маленький чемоданчик. Он хотел спросить: «Вы из Беркура?» Но почему-то сказал:
— Вы из Монреаля?
И еще не успел поправиться, как она ответила, глядя ему прямо в глаза:
— Да, я из Монреаля.
Он хотел выразить удивление, но смог произнести лишь несколько бессвязных фраз: «Не может быть! Вот это да! Ну и ну!» Она улыбнулась.
— Я два года как из Монреаля. А сегодня приехала из Шарлевилля. Я опоздала на автобус в Беркуре.
Опоздала на автобус и пришла пешком. Но зачем она направлялась в Милон? Может быть, у нее тут родные? Тогда он должен был бы знать ее семью. Однако он не испытывал на сей счет ни малейшего любопытства. Его заворожило слово «Монреаль». Эти серые, очень светлые глаза видели Монреаль и, наверное, были еще полны образов этого далекого города, а может быть, неведомых лесов и морей. Вот почему они обладали чарующей глубиной. Надо было заговорить с ней. Он сказал:
— Вы, конечно, порядком устали. Прошли от Беркура пять километров с чемоданом.
Он мог бы предложить ей нести чемодан. Такая мысль у него была, но он не решился ее высказать. В сущности, он испытывал только одно желание — остаться здесь, рядом с этой женщиной. Он не отрывал взгляда от ее глаз, от ее волос. Даже морщинки на ее лице странно притягивали его. За их тоненькой сетью он угадывал черты непостижимой юности. Эта женщина, должно быть, пережила испытания, которые укрепили в ней врожденное целомудрие. Она не ответила на его слова. Только чуть заметно пожала плечами. Неповторимое движение. Он вскричал: «Матильда!»
Она восприняла это с таким безразличием, что он тут же спросил:
— Матильда… Вы ведь Матильда Сельва?
Она снова пожала плечами. Потом поднялась и сказала:
— Мне надо идти!
Тьерри не счел возможным ни удерживать ее, ни идти за ней следом. Он был совершенно уверен в том, что узнал Матильду, но говорил себе, что мог ведь и ошибиться. А может, она просто не хотела, чтоб ее узнали. Он поглядел ей вслед и, только когда она была уже на расстоянии сотни шагов, повернул обратно, в Сен-Меан.
Матильда… Девушка, которую он знал лет тридцать назад, когда еще жил на ферме с родителями. Ей было тогда четырнадцать лет, ему едва минуло двадцать. Собственно говоря, она не была его подружкой. Он часто встречал ее на улице. Раза два или три говорил с ней. Все это вдруг вспомнилось с необыкновенной четкостью. Однажды он встретил ее на лугу, когда ходил за грибами. Она спускалась по дорожке впереди него, споткнулась и упала на куст диких роз, а потом нарвала себе букет. И так как он казался очень расстроенным из-за того, что не нашел ни одного гриба, она подарила ему цветок мальвы, который держала в руке. И залилась смехом. В другой раз — было это в середине октября — она собирала орехи. Он увидел, как она попала в заросли крапивы, и подошел, чтобы помочь ей выбраться оттуда. А она дала ему две пригоршни орехов. Они снова перебросились несколькими словами. Наконец, однажды он встретил ее с матерью на милонской площади, у входа в кино. Самый примитивный кинотеатр, с длинными скамейками. Он сел между Матильдой и ее матерью и вдруг положил руку на руку Матильды. Так они просидели до конца фильма. И ничего больше никогда не было. Он не влюбился в Матильду, она была слишком молода для этого. А в тот день, когда она уехала вместе с родителями… Да, вот это было, пожалуй, странно…
Тьерри собирал смородину в саду у своей кузины, в нижней части Сен-Меана. Сад этот граничил с садом семьи Сельва и был отделен от него решетчатой оградой. Внезапно, выпрямившись, Тьерри заметил Матильду совсем близко, по ту сторону решетки. Они молча переглянулись. Собственно, разговаривать им было не о чем. Наверное, каждый мысленно произнес: «Смотри-ка, это ты!» Ни малейшего интереса друг к другу. Но они все смотрели. И, глядя в глаза Матильды, полные безразличия, он словно увидел их заново, и ему показалось, что он всю жизнь мечтал о них. Ни он, ни она не улыбнулись. Ей было тогда почти пятнадцать.
Она отвернулась и пошла к дому. Когда Тьерри, собрав ягоды, вернулся к кузине, та сказала:
— Сельва уехали.
— Уехали?
Тьерри знал, что они собирались перебраться отсюда. Глава семьи, работавший мастером на милонской фабрике, нашел более выгодное место на юге Франции.
— Они больше не вернутся?
— Господин Сельва приедет забрать мебель.
Значит, Матильда больше не появится в Сен-Меане. Тьерри был очень удивлен, но не испытывал ни малейшего сожаления.
Вот так он вызывал в памяти незначительные события прошлого, а в это время Матильда, постаревшая, но все-таки почти не изменившаяся (возможно ли это?), поднялась впереди него на холм, спустилась в Сен-Меан и, наконец, завернула за угол неподалеку от дома Брентаров.
Тьерри тоже прошел мимо дома Брентаров. Матильды он больше не увидел и отправился к себе. Он и сам удивился, когда обнаружил, что оказался дома. Служанка сказала:
— Что-то рано вы ушли от Брентаров.
— Я ушел? Да?.. Надо бы… Послушайте, Мария. Сходите к Брентарам. Скажите им, что я вышел на улицу пройтись и встретил человека, который сказал мне, что из моего загона вырвались и удрали в Майу два теленка. И я побежал за ними.
Старая служанка сняла передник и пошла выполнять поручение. А Тьерри, некоторое время постояв словно в оцепенении, взял палку и направился через поле.
Побродив в окрестностях городка, он переулком вернулся в Милон, долго шагал по улицам, а потом трижды обошел вокруг площади. Он не надеялся вновь встретить Матильду, но знал, что она в Милоне, и этого ему было достаточно. В Сен-Меан он вернулся поздним вечером.
В ту ночь и последующие два дня у него было время подумать. Матильда не могла заставить его забыть пленительную свежесть Жюстины. Просто ее образ запечатлелся в душе Тьерри так же ярко, как и картина разорванного неба, которая никак не была связана с его жизнью. Эти глаза, хочешь ты или нет, навсегда останутся чужими, и невозможно понять, откуда берется их свет. Как-то ночью ему приснилось, будто он гладит ее лицо, стирая с него морщинки. Странное желание — такое понятное и вместе с тем невыполнимое.
Неделю он работал без передышки. Брентар пригласил его на воскресный обед. В воскресенье Тьерри отправился в Милон с утра. Он решил навести справки о Матильде всюду, где только можно. Зашел в большое кафе на площади. Заказ у него приняла Матильда.
Она была официанткой в кафе. Вот для чего она приехала в Милон. Тьерри нисколько не удивился. Это было какое-то пустячное, ничего не значащее обстоятельство, не имевшее отношения к их прежним встречам, и его совсем не интересовало, работает она в этом кафе или нет.
Когда она принесла пиво, он сказал: «Матильда!» Она только взглянула на него и пошла обратно к стойке.
Сейчас у Брентаров, наверное, садятся за стол. Они его не дождутся. Тьерри заказал еще пива. Когда она принесла кружку, он повторил: «Матильда…» И она опять поглядела на него, но словно не расслышала. Снова он и она оказались рядом — лицом к лицу, как в тот день, когда она стояла перед ним в саду, за оградой, за несколько минут до отъезда. Тогда ей не было еще пятнадцати…
Она ушла, оставив Тьерри сидеть за столиком, без единой мысли. Без единой мысли… Вот что было самым странным во всем этом.
То, что он не пообедал, не слишком его заботило. Посетители постепенно занимали столики, а он увлеченно следил за тем, как Матильда ходит взад-вперед по залу. Она осталась почти такой же тоненькой, как в былые времена. И лицо, когда она двигалась, было оживленным и веселым, совсем таким, как в юности, только хранило следы целой жизни. Почему она держалась с ним как чужая? Он подумал, что ему, очевидно, не следовало заговаривать с нею. Ведь в день ее отъезда они не обменялись ни единым словом.
Он ушел из кафе довольно поздно, уже после полудня, бросив деньги на стол. И отправился бродить по полям. Вокруг Милона простирается ничем не примечательная равнина, точно чаша, наполненная небом. Никогда раньше Тьерри не ощущал так ясно беспредельность этого громадного неба. После долгой прогулки он решил зайти к Брентарам извиниться. Во дворе фермы он увидел Жюстину и ее отца. Он сказал:
