Джиральди Чинтио - Итальянская новелла Возрождения

— Отец мой, я хорошо понимаю, что если буду держать камень при себе в продолжение такого долгого пути, как отсюда до моего дома, то в один прекрасный день могу попасть из-за него на виселицу; а потому я готов сбыть его по значительно более низкой цене, чем его настоящая стоимость. Как видите, сам бог направил меня прямо к вам, пожелав, наверное, чтобы в награду за все творимое вами добро, о котором я столько наслышан, это несравненное сокровище лучше досталось вам, чем кому-нибудь другому, ввиду всего, что я рассказал вам, умоляю вас взяться за дело так, чтобы не вышло мне беды. Я покажу вам этот драгоценный камень, и, если он вам подойдет, вы мне дадите столько, чтобы, возвратившись домой, я мог выдать замуж моих трех дочерей, которые, как я узнал сегодня, живы, но впали в крайнюю нищету. Ничего иного за свое сокровище я от вас не потребую.

Фра Антонио, выслушав заключение его складной басни, не только поверил ему, но так обрадовался, что, казалось, готов был лопнуть от восторга. Пустив в ход все свое красноречие, он стал уверять Людовико, что сохранит все в тайне, а затем попросил его показать драгоценный камень. Людовико, делая вид, что продолжает побаиваться, уступил, наконец, настояниям священнослужителя и, почти, дрожа от страха, вытащил из-за пазухи кусок хрусталя с подложенной красной фольгой, так искусно вделанной в золотую оправу, что он казался настоящим карбункулом изумительной величины и красоты; и так хорошо он был завернут в шелковую тафту и искусно уложен, что поистине никто, кроме настоящего ювелира, не мог бы узнать подделку. Положив камень на ладонь и прикрыв его другой рукой, Людовико, озираясь по сторонам, показал его наконец жадному волку. Увидев камень, монах был охвачен восторгом и смущением, так как стоимость карбункула показалась ему еще большей, чем он предполагал. Но тут ему пришло на ум сначала посоветоваться со своим приятелем испанцем, и, обратившись к Людовико, он сказал ему:

— Камень кажется мне действительно очень хорошим; но все же возможно, что твой товарищ тебя обманул; и, чтобы рассеять сомнения, если ничего не имеешь против, я тайно покажу его одному знатоку, моему хорошему приятелю. И если камень таков, каким он выглядит, я дам тебе не только просимое тобою, но все, что будет мне по средствам. На это Людовико сказал:

— Не надо, не делайте этого; ведь меня могут осудить как вора.

Монах ответил:

— Право же, не бойся; я тебе обещаю, что не выйду из этой церкви, а только подойду к главным вратам, где находится один испанец, большой знаток драгоценных камней, очень порядочный человек и мой духовный сын; я покажу ему камень с большими предосторожностями. Я тотчас же возвращу его тебе. В ответ на это Людовико сказал:

— Увы мне, боюсь я, как бы не стать вам сегодня виновником моей смерти; если бы было возможно, то я бы не согласился. Но во всяком случае прошу вас хорошенько подумать: почему это вы так доверяете испанцам? Ведь они всегда были людьми ненадежными.

Монах ответил ему:

— Предоставь заботу об этом мне. Если бы он был самым плохим человеком на свете, то и тогда он бы меня не обманул, так как он питает ко мне не меньшую любовь, чем к себе самому.

И, покинув Людовико, монах отправился туда, где с большим нетерпением поджидал его Диего Последний, завидев фра Антонио, приветствовал его, как полагается, а монах, ответив на приветствие, отвел феррарца в сторону и, показав тайком свою великую драгоценность, попросил его, ради любви к нему, сказать, сколько она на самом деле стоит. Посмотрев на камень, Диего сначала выказал изумление, а затем с улыбкой сказал:

— Мессер, вам угодно надо мной смеяться? Ведь это карбункул самого папы!

Монах радостно ответил:

— Не заботьтесь о том, кому он принадлежит; скажите мне одно: сколько, по-вашему, стоит этот камень?

Феррарец, продолжая улыбаться, сказал:

— Да зачем это? Вы и сами знаете это лучше меня. Но, должно быть, вы хотите испытать мои познания, и потому, раз вам этого хочется, извольте, я скажу: только один папа или Венецианская республика[96] могла бы его купить за настоящую цену.

На это монах ответил:

— Если ты дорожишь своей душой, скажи мне по правде, какая ему цена.

— Увы! — сказал Диего.:— Хотя нынче драгоценные камни и очень упали в цене, я, при всей моей бедности, предпочел бы этот карбункул тридцати тысячам дукатов, — и снова посмотрев на камень, он поцеловал его и прибавил:

— Да будет благословен край, произведший тебя!

Затем, отдавая камень монаху, он спросил его:

— Скажите по правде, ведь он принадлежит папе?

— Да, конечно, — ответил монах, — однако нельзя его никому показывать, так как его святейшество желает, чтобы камень увидели только на его митре, и я иду для того, чтобы его туда вставили.

С этими словами монах распрощался с менялой, с радостью в душе вернулся к Людовико и сказал ему:

— Сын мой, камень очень хорош, но все же не такого высокого качества, как ты думал; я все-таки куплю его, чтобы вставить в одно из распятий нашей церкви. Сколько бы ты желал получить за него?

Тот ответил:

— Не говорите так, ибо я хорошо знаю, что это за вещь; и если бы я мог сохранить его при себе, не подвергая свою жизнь опасности, то, конечно, я бы крайне разбогател; но я предпочитаю спокойно отделаться от него здесь, чем продавать его где-нибудь в другом месте, подвергая себя опасности; и для того, чтобы вы мне помогли в моей нужде, я отдаюсь в ваши руки; поступите же так, как велит вам бог и ваша совесть, раз уже вы предназначаете этот камень для вашей церкви.

Монах сказал ему:

— Будь благословен, сын мой! Но, принимая во внимание, что мы, бедные монахи, не имеем других доходов, кроме милостыни, получаемой от благочестивых людей, да и ты тоже беден, мы не должны обижать друг друга; и, чтобы показать тебе пример, я дам тебе сейчас двести дукатов, и, когда тебе случится затем снова быть здесь, я приобщу тебя к милостям божиим, посланным нам за это время.

Людовико снова заплакал и сказал:

— Мессер, вы человек божий, а не стыдитесь назначать такую ничтожную цену! Да не допустит бог, чтобы я дал такой промах!

На это монах ответил:

— Не волнуйся, милый человек, и не плачь без нужды; скажи мне, сколько бы ты хотел получить?

— Сколько бы я хотел! — сказал Людовике. — Я полагаю, что сделаю большее пожертвование для вашей церкви, чем те, кто ее основали, заложив первый ее камень, если продам вам эту драгоценность за тысячу дукатов.

Фра Антонио, в котором боролись злейшая скупость и желание получить редкостную драгоценность, начал подтягивать парус вверх, в то время как Людовико тянул свой конец вниз, пока, наконец, после долгого спора они не сошлись на середине, то есть на пятистах дукатах.

И, направившись вместе в монастырь св. Марка, они вошли в келью. Здесь, спрятав карбункул в свою шкатулку, монах отсчитал Людовико пятьсот дукатов чистым золотом; тот, получив деньги и зашив их с помощью монаха в свое платье, распростился с ним и, напутствуемый его благословением, быстрее ветра направился к собору св. Петра. Там он дал знак поджидавшему его с тревогой товарищу, и немного погодя они сошлись в условленном месте, а затем распустили по ветру паруса, — и лови их, фра Антонио, где знаешь!

Монах, крайне довольный своей покупкой и полагавший; что он стал богачом, задумал при посредстве одного ювелира, своего друга и кума, перепродать драгоценный камень самому господу богу; позвав ювелира к себе и с большими предосторожностями показав ему редчайший камень, он спросил его:

— Что скажете, кум? Неплохое приобретение для монаха?

Кум, посмотрев на камень, рассмеялся; увидев это, монах спросил:

— Чего вы смеетесь?

На что тот, продолжая улыбаться, ответил:

— Я смеюсь над нескончаемыми и разнообразными плутнями, к которым прибегают мошенники, чтобы надувать неосторожных людей; могу вам поручиться, что мало кто признал бы этот камень поддельным.

— Как так? — вскричал монах. — Разве он не настоящий? Какая ему цена? Рассмотрите его как следует, ради бога!

Но кум ответил:

— Я его уже хорошо рассмотрел и уверяю вас, что эта вещь стоит ровно столько, сколько стоит золото оправы; а цена ему — меньше десяти дукатов; а чтобы вы сами могли судить, я покажу вам, в чем дело.

И взяв ножик, он ловко вынул камень из оправы и, отодрав фольгу, показал монаху прозрачнейший хрусталь, который в солнечных лучах загорелся, как огонь.

Монаху, узревшему обман, показалось, что небо обрушилось ему на голову и земля уходит из-под ног; в дикой ярости и безмерном отчаянии он схватился за голову и стал раздирать себе лицо старческими ногтями. Кум, дивясь этому, спросил:

— Что с вами, кум?

— Увы, сын мой! — отвечал монах. — . Смерть моя! Ведь я заплатил за него пятьсот золотых дукатов; но, ради бога, проводите меня к собору святого Петра, где находится один разбойник, испанский меняла, посоветовавший мне купить этот камень как настоящий. Конечно, он сговорился с продавцом.