Измерение ужаса - Эдмонд Мур Гамильтон
Впоследствии это странствие на север навсегда отпечаталось в мозгу Хэррона, как смутный, едва припоминаемый промежуток времени, в течение которого он, казалось, бесконечно карабкался по огромным кучам развалин — всё, что осталось от большого города. Его руки были изодраны в кровь, тело покрывали синяками от множества падений. Слепо нащупывая дорогу, он с трудом продвигался вперёд сквозь непрерывные тьму и тишину.
Дважды он слышал плачущие голоса, доносившиеся до его ушей откуда-то спереди, из темноты, а один раз ночь прорезал крик смертельной агонии. Также он однажды заметил далеко на юге яркие красные сполохи — алое свечение дрожало в небесах, словно зарево огромного пожара. Понаблюдав за сиянием несколько минут, Хэррон отвернулся и продолжил свой тяжкий путь.
Больше мили пробирался он через этот пустынный хаос, наощупь двигался в непроглядной ночи на север. Единственным источником света служила луна, которая время от времени показывалась из просветов в облаках. Однако большую часть времени Хэррон мог лишь слепо ползти сквозь темноту.
Перевалив через очередной невысокий, но крутой гребень, Хэррон начал спускаться, съезжать, скатываться по другой стороне, когда внезапно наткнулся на что-то тёплое и подвижное. Это оказался человек. Он вцепился Хэррону в руку и хрипло вскрикнул.
Запаниковав от неожиданности, Хэррон ударил мужчину и попытался вырваться. Мгновение они возились в густом мраке, а затем луна вновь выплыла из-за облачной завесы, и поток белого изобличающего света озарил лицо того, с кем боролся Хэррон.
Это был Грэм.
3
Одно мгновение двое мужчин, не говоря ни слова, дико таращились друг другу в глаза. Затем из Хэррона вырвался сдавленный крик.
— Грэм! — воскликнул он. — Грэм!
Грэм мёртвой хваткой вцепился Хэррону в руку, но до сих пор не произнёс ни единого слова. Когда он наконец заговорил, голос его звучал приглушённо и тихо.
— Хэррон! — прошептал Грэм. — Ты уцелел, Хэррон! Уцелел... во всем этом... — Он махнул рукой на горы обломков вокруг.
Внезапно он растянулся на камнях и остался лежать там; его тело сотрясали рыдания. Хэррон опустился рядом и попытался собраться с мыслями. Спустя минуту Грэм поднял заплаканное лицо.
— Это моя вина, Хэррон! — прорыдал он. — Весь этот ужас, что разнёс вдребезги мир людей и погубил миллионы и миллионы жизней, и тот ещё больший ужас, который ждёт своего часа, чтобы обрушиться на расколотый мир — всё это моя вина, Хэррон! С самого начала!
В приступе внезапной ярости Хэррон схватил учёного за плечи.
— Грэм! — воскликнул он. — Что случилось? Что ты сделал? Бог мой, старина, это же конец всего! Железо и сталь исчезли, города лежат в руинах, так же как Нью-Йорк... И одному богу известно, как далеко распространилось это бедствие!
Взгляд Грэма сделался неподвижным и пристальным.
— Так сейчас везде на планете, — произнёс он тоскливым и совершенно безжизненным голосом. — Железо... сталь... Они исчезли повсюду на земле, одновременно. Поверь мне.
Хэррон потрясённо отпрянул.
— Повсюду на земле! — повторил он. — Повсюду на земле сейчас так же, как здесь?!
Грэм понурился.
— Да. Города, корабли, поезда, самолёты, мосты — всего этого уже нет. Все обрушилось в тот самый миг, когда исчезли железо и сталь. Развалилось в одно мгновение. В тот миг рухнула сама наша цивилизация... И виноват в этом лишь я один!
Хэррон ошеломлённо молчал. Первым тишину нарушил Грэм.
— Однако для человечества ещё не все потеряно, — медленно произнёс он. — Если ему удастся избегнуть той ещё большей жути, которая ждёт, чтобы наброситься на наш мир. Тогда шанс ещё есть. И этот шанс — в наших руках, Хэррон!
— Именно я впустил погибель в наш мир, — сказал он низким дрожащим голосом. — Но вместе мы, возможно, ещё сможем её сдержать. Ты ничего не знаешь о том, что случилось, Хэррон. Ты даже не знаешь, что заставило весь этот город — заставило всю нашу цивилизацию — развалиться на куски. Но я знаю.
Грэм ненадолго умолк, прежде чем заговорить снова.
— Ты, конечно, помнишь мой эксперимент с пятым измерением и шумиху вокруг него, — продолжил он. — После скандала и после того, как я вспылил на собрании факультета, я принял решение продолжить эксперимент и, получив исчерпывающее доказательство своей теории, вернуться и затолкать его в глотки недругам. Я был уверен, что смогу это сделать. У меня уже имелось неоспоримое доказательство существования пятого измерения, и я уже обнаружил место соприкосновения нашего мира с миром, что лежит по соседству от нас в пятом измерении.
Как я в своё время заявил, мне удалось вычислить нужное место, нанеся на карту потоки магнитного возмущения на земной поверхности и определив точку, где это возмущение проявлялось сильнее всего. Я обнаружил, что, как ни странно, данная точка расположена не далее чем в двух десятках миль от самого Нью-Йорка, и, как я знал, является местом соприкосновения Земли и соседствующего с ней невидимого мира. Сама точка находилась в глубине обширного болота, которое раскинулось у края восточного побережья Лонг-Айленда, в том странном районе трясин и песчаных дюн, что простирается на несколько миль к северу от курортов нижней береговой полосы.
Прозванное в близлежащих деревушках Топью Дьявола, болото вполне заслужило своё зловещее название. Это было почти непроходимое место с зарослями высокого, в рост человека, камыша, застойными, топкими омутами и торчащими тут и там бугорками твёрдой суши. Через болото проходили ненадёжные тропки. Они вели от одного бугорка к другому, но мало кто знал их достаточно хорошо, чтобы отважиться на путешествие вглубь того края. Ходили предания, что в зыбучих песках, которыми изобиловала местность, обрёл смерть не один путник. Казалось, почти невероятным, что на столь близком расстоянии от величайшего города планеты может существовать столь дикое местечко. Тем не менее его полная обособленность прекрасно подходила для моих планов.
На одном из островков, лежавших глубоко в сердце болота, я действительно обнаружил участок наибольшего магнитного возмущения. Там, как я был уверен, находилась точка соприкосновения, которую я искал и которую собирался открыть. Я ни с кем не делился своими знаниями, ибо не хотел, чтобы моей работе мешали. Так что, когда я покинул университет, у меня появилась возможность взять подготовленное мной снаряжение и отбыть прямо на место. Я не оставил никаких
