Густав Беннеке - Современная норвежская новелла
Они прислушивались к детским голосам, доносившимся из глубины развалин. Старый двор все еще жил. Дети играли за грудами камня, посередине оставалось нетронутое или очищенное пространство, нечто вроде лужайки, которая зазеленела и в эту весну.
— Мама, мы побудем тут, пока ты вернешься, — сказал мальчик.
Он взял сестренку за руку и огляделся, выискивая дорогу среди развалин. Мать задумалась. Ей представилась очередь, бесконечная очередь женщин с пустыми сумками, ведрами, корзинами. Очереди больше не забавляют детей, они стали привычными и теперь только утомляют их. Может, не мучить их сегодня? Но она не могла освободиться от воспоминаний. Руины таят зло, так много погребено под обломками. В городе полно руин, которые когда-то были домами, их тысячи. Но, проходя мимо них, она не ощущает чьей-то невидимой хватки, те руины не влекут ее к себе.
— А может, дальше пойдем? — возразила она. — Вы ведь могли бы и в другом месте поиграть, там тоже есть дети…
Но мальчик уже вскарабкался на груду кирпичей. Сестренка не отставала от него, и он обернулся, чтобы помочь ей одолеть первое препятствие. Эти места он знал и помнил все, что здесь было когда-то: двор, поросший травой, цветы. Тут всегда было полно детей, они прибегали из других дворов, где не было ничего, кроме камня.
Мать стряхнула с себя невидимую руку, выпрямилась, и голос ее потеплел:
— Ну ладно, тогда хорошенько смотри за сестренкой. И не уходите никуда, пока я не вернусь.
Мальчик помахал ей рукой и скрылся за кучей щебня. Он шел по тропинке, протоптанной детьми, и ему представлялось, что он находится в какой-то таинственной пещере. Тропка вела к звонким ребячьим голосам. Мать двинулась дальше по улице, по обеим сторонам которой чернели останки уничтоженных огнем домов.
Дети карабкались по развалинам. Девочка споткнулась и оцарапала коленку обломками кирпича. Мальчик наклонился к ней, стер каплю крови тыльной стороной руки. И на руке, и на коленке осталась алая полоска. Девочка даже не ойкнула. Они ступили в тень, отбрасываемую уцелевшей стеной.
Здесь гулял холодный ветерок, они подняли головы и увидели вверху солнечный лучик, стекавший по стене через оконный переплет. В деревянной раме торчали осколки стекла, вспыхивая на солнце.
Они пошли по бугристой тропке, огибавшей остатки брандмауэра, и неожиданно оказались на освещенной солнцем площадке. Это было открытое пространство, оазис, поросший грязно-зеленой травой и со всех сторон окруженный пустыней. Пространство было крошечное, и пять-шесть ребятишек почти целиком заполнили его. Дети стояли на коленях и расширяли участочек, очищая его от обломков. Кирпичи, валявшиеся на границе пустыни, передавались из рук в руки и складывались в центре лужайки, где трава была почище. Здесь возводился новый дом.
Мальчик и девочка стояли на границе оазиса и наблюдали за детьми. Никто не заметил их появления. Когда обнажился кусочек земли, освобожденный от камней, на свет выступила желтоватая трава со светло-розовыми корешками. Детские ручонки принялись очищать побеги от щебня и обломков. Освобожденное пространство заметно увеличивалось, а камни получше шли на постройку дома. Железный лом, мусор, щепки отбрасывались на территорию пустыни.
Мальчик снова взял сестру за руку. Девочке передалась его серьезность. Он был в нерешительности, колебался, не зная, как вмешаться в игру, как проявить себя среди этих незнакомых детей. Они не знали, кто он. Едва ли можно было ожидать, что им известно что-нибудь о нем и о сестренке.
Тут один из строителей поднялся и заметил их. Он с испугом уставился на большого мальчика и замер, сжимая в исцарапанных ручонках камень, как что-то краденое. Остальные продолжали свое дело, болтая наперебой и усердно трудясь.
Большой мальчик мрачно смотрел на малышей, чувствуя превосходство старшего, и это чувство вдруг вылилось в раздражение. Он выпустил руку сестры, вышел на середину лужайки и, наступив ногой на строящийся дом, разрушил его.
Сестренка тихонько всхлипнула за его спиной. Он стоял над свежими руинами, широко расставив ноги, и видел, как малыши вокруг него поднимаются с колен. Мальчуган, который первым заметил его, отшвырнул от себя кирпич и спрятался за спины других ребят. Они побросали все, что было у них в руках, и теперь стояли, сгрудившись, прижимаясь друг к другу, столь парализованные удивлением, что в глазах у них не было ни страха, ни обиды.
Девочка приблизилась к брату, он мельком взглянул на нее и понял, что проявил себя вовсе не так, как следовало.
Это окончательно разозлило его.
— Я тут строить не дам, так и знайте! — сказал он.
Никто не ответил ему, и он пояснил:
— Я сам буду строить!
Покосился на сестру и понял, что на этот раз сказал то, что нужно. Они все еще не осмеливались возражать и только таращились на него, все шестеро. Четыре мальчика и две девочки.
Тишина стала невыносимой, он почувствовал, как у него запылали щеки, а глаза заволоклись влагой, оттого что ему пришлось так пристально смотреть сразу в шесть пар глаз.
Сестра пришла ему на помощь. Она взяла его за руку и сказала детям:
— Вы ведь не жили тут. Тут мы жили. Это наш дом.
И тогда бунтовщик — тот, кто заметил пришельцев раньше других, — возразил:
— А это и не дом вовсе.
Дети отодвинулись друг от друга, напряжение ослабло. Они не чувствовали больше ни страха, ни обиды. Осталось лишь любопытство к этому мальчику, который, хотя и был гораздо старше их, все же не казался очень опасным, потому что при нем была девочка одного с ними возраста.
— Так это вы тут жили? — спросил один.
— И у нас тоже был дом, — заявил другой.
— И у нас тоже, — сказал третий.
— А у нас будет новый дом, когда папа вернется, — сообщил четвертый.
Большой мальчик смягчился. Он почувствовал вдруг, что эти ребятишки больше не чужие ему. Просто они из других домов, которые будут строиться заново. Может, они заблудились. Не так-то просто отыскать свой прежний дом; ведь теперь все они похожи один на другой. Он хотел сказать им что-нибудь хорошее — мол, пускай покуда строят свой дом здесь, и он поможет им восстановить то, что разрушил. Он понимал, что сестренка сказала бы то же самое, но медлил.
И тут один из малышей сказал:
— А у нас есть дом. Он стоит во-о-н там!
Солнце слепило глаза, и дом, о котором говорил малыш, вдруг словно бы вырос перед ними, огромный, до самого неба; и солнце отражалось во всех его окнах.
Большой мальчик позабыл о своих добрых намерениях, он вдруг почувствовал себя не старше этих ребятишек.
В смятении он наклонился над свежими руинами и стал отбрасывать камень за камнем в груду щебня, пока не очистил всю поляну.
— Тут, во всяком случае, никакого дома не будет, — заявил он. — Тут будет сад.
— А-а! — протянули дети хором.
— А дом будет там, где раньше. Я построю его вон там. — И он указал пальцем на остатки стены, где луч солнца ручейком змеился по растрескавшейся штукатурке, вытекая из оконного проема с просвечивающим голубым небом.
— Ты будешь строить сегодня? — спросил тоненький девчоночий голосок, и кто-то из ребят посмышленее прыснул от смеха. Мальчик вспыхнул, что-то оборвалось у него в груди, но он ничего не ответил.
Девчонка-задира продолжала:
— А папа твой не может, что ли, построить?
Дети снова насторожились, стало тихо.
Вызов был брошен. Большой мальчик стоял мрачный и грозный, но сделать больше ничего не мог; все камни с лужайки были уже выброшены, и прохладная трава щекотала голые лодыжки.
Сестренка ответила за него:
— Наш папа не вернулся. Но если он вернется, тогда…
— Он не вернется, — сказал мальчик и наконец в голову пришел спасительный ответ: — Но я сам построю новый дом, когда вырасту.
Оглядев стоявших вокруг ребятишек, он не увидел больше сомнения в их глазах и почувствовал, что теперь они окончательно стали друзьями.
Теперь они ждали от него чего-то большего, они слушали его разинув рты и как бы требовали, чтобы он совершил что-нибудь необычное.
Может, придумать для них какую-нибудь игру или построить дом? Нет, это они ведь и сами делали, это было не больше того, что они умели сами.
Его охватило беспокойство, уверенная осанка победителя исчезла, глаза беспомощно забегали. Он не мог совершить для них чуда. Наконец он взглянул на сестру, как бы ища у нее поддержки, и она пришла ему на помощь, сказав детям:
— Вон там наверху было наше окно!
— Да, правда!
Мальчик указал на кирпичную стену. Она возвышалась над ними как изодранная кулиса, и неровная тень от нее, подходя вплотную к крошечной зеленой лужайке, растекалась далеко по пустыне.
Рука с вытянутым указательным пальцем скользнула вниз на два этажа и здесь замерла, упершись в нагромождение обломков. Пальцы растопырились, и мальчик сказал с такой мрачной серьезностью, что ребятишкам показалось, будто тень надвинулась на них:
