Денис Драгунский - Каменное сердце (сборник)

На той неделе вижу – ба! С мужиком под ручку. Оба вместе нырь в парадное!

А она на первом этаже живет.

Подошел, гляжу ей в окошко: все вроде как было. Так, да не так… Ах ты! Мой портрет сняла! Сволочь. Я ли ее не любил, я ли ей колбасу не таскал, от своей бабы тайком…

Так возмутился, что в окно постучал.

Она высунулась:

– Чего вам, гражданин?

– Я тебе не гражданин, я твой спаситель-покровитель! А ну повесь мой портрет на место!

– Хотите, я вам его отдам? – говорит, назло на “вы”. – Он у меня за шкафом.

А меня прямо заклинило:

– Вешай на место! – говорю. – Вот прямо сейчас! Кому сказано!

Тут ее новый мужик к окну подошел. Она ему на меня показывает и пальцем у виска крутит – типа дяденька ку-ку.

Ну, я отошел в сторонку. Обидно стало, и связываться неохота.

Сел на лавочку у песочницы и думаю: а вдруг я на самом деле ку-ку?

Хотя насчет портрета обидно, конечно».

Травма

Одна знакомая молодая женщина рассказала:

У нее есть подруга. Тоже молодая женщина. Ну, или как сейчас говорят, девушка, хотя она никакая не девушка, и ей уже 30 лет. Незамужняя – может быть, поэтому «девушка».

Довольно красивая, видная, ловкая, раскованная. Имеет успех у мужчин, меньше двух любовников одновременно не держит. Но и больше тоже старается не заводить. И вот знакомится она с одним мужчиной – богатый, видный и даже, представьте себе, красивый. Но – шестьдесят лет. Но насчет этого дела полный порядок. Любит ее, дарит подарки, нежит и ласкает, и однажды говорит:

– Знаешь, я тебя так люблю, так обожаю, что у меня теперь есть одна только мечта…

Девушка подумала, что он ей сейчас будет предложение делать, хотя он был женат. Ну, мало ли, детям уже под сорок, разведется, даст жене содержание и – свадьба в Париже! Потому что он был богатый. И вот девушка начинает в уме взвешивать – соглашаться или нет. Потому что все-таки 30 лет разница в возрасте, и черт его знает, как он со своим имуществом распорядится. В общем, она думает, ковыряя пальцем подушку, а он нежно ее целует и говорит:

– Одна у меня в жизни мечта: умереть во время секса с тобой. Чтоб вот так – оргазм и сладкое забвение навсегда, в твоих прекрасных объятиях, на твоей восхитительной груди…

Серьезно говорит. Видно, что от всей души.

Она, конечно, виду не подала, обняла и поцеловала его в ответ, но жутко перепугалась.

Так что секс с этим мужиком стал ей совсем не в радость. Он, значит, ее любит изо всех сил, а она за ним смотрит – как он дышит, не покраснело ли у него лицо, не холодеют ли пальцы ног, и все такое. Страшно! А вдруг на самом деле умрет, что тогда? Они у нее встречались или иногда в гостинице: ну вот умрет, и что? Или начнет умирать, типа инфаркт. «Скорую» вызывать? Его жене звонить? Ничего не понятно, но страшно. Поэтому довольно скоро он в ней разочаровался как в любовнице – она стала вся напряженная, дерганая и пристальная.

Ну, ладно. Расстались они с этим пожилым красавцем.

Но с другими – та же история. Страшно! Подругам рассказала. Они говорят: ну, если мужику тридцать-сорок лет, то глупо бояться. А она: «Здрасьте!» – и из Интернета кучу новостей: один скоропостижно скончался в тридцать два, у другого инсульт в тридцать восемь, и так далее. Страшно.

Мужчины, конечно, за ней продолжали бегать. Красивая, видная. Но уже не такая раскованная. Даже скорее скованная. У одного своего ухажера она перед сексом попросила давление померить (специально аппарат купила), и, главное, телефон жены.

– Зачем?!

– Чтоб ей позвонить, когда ты умрешь.

Она случайно оговорилась, сказала «когда» вместо «если».

Но он испугался, что она маньячка-садистка. Оделся и ушел. И решил больше не изменять жене. Ну, по крайней мере, в обозримом будущем.

А она тоже подумала, что ей лучше замуж выйти.

Но потом решила, что это еще страшней. Вот так сыграешь свадьбу, а он в первую брачную ночь копыта двинет. Ну его!

Так пока и живет. Если с кем сексом занимается, то только в санатории – там вся медицина рядом.

Летний отдых у моря

Это было довольно давно.

Одна известная сценаристка, дама постарше меня, сказала:

– Есть отличная история. Почти готовый сценарий. Но нет какого-то завершения, вот вы молодой человек, свежие мозги… Придумайте красивый финал, и будете соавтором, а?

– Давайте, – сказал я.

– Это совершенно реальная история. Вот эта девочка, героиня – была соседкой одной моей знакомой, и все ей рассказала. А она, то есть соседка, – мне. Итак.

Итак, жила-была одна девочка. То есть девушка девятнадцати лет. Два раза поступала в Институт культуры. На режиссера самодеятельности, или что-то вроде. Но не добирала баллов. И вот однажды – в конце июля дело было – к ней зашла ее старшая подруга, маникюрша. И сразу с места в галоп спросила:

– Ты в августе свободная? Хочешь на юг съездить, к морю, совершенно бесплатно, вместо меня?

– Как это – вместо?

Маникюрша все объяснила. Там правительственные дачи. Охрана, конечно. Заведует охраной один полковник. У него там домик сто шагов от пляжа. Она ездит к нему на август. Отдохнуть и потрахаться. «Она, конечно, сказала по-другому, сказала просто и матерно, поскольку слова «трахаться» тогда еще не было, – поправилась рассказчица. – В общем, «по… это самое». С полковником. Ему за сорок, нормальный мужик, вежливый, аккуратный. Она уже три раза так ездила. А сейчас приболела по женской части. И этот Коля, ну, полковник, попросил найти кого-нибудь вместо. Согласна? Но учти: оплачивают билеты туда-обратно, машина тебя встречает-провожает, полная кормежка на высшем уровне – но денег никаких. Да и за что тут деньги? Бесплатный отдых у моря! Маникюрша даже засмеялась.

И эта девушка согласилась. Тем более что у моря она никогда не была.

– Кстати, – сказал я. – Девушке нужно имя.

– Да любое имя! – поморщилась сценаристка. – Какое хотите! Лена устраивает?

– Вполне, – сказал я.

Она продолжала:

Когда Лена села в черную «Волгу», которая за ней приехала в аэропорт, она прямо носом почуяла другую жизнь. От сидений пахло новеньким дерматином, от шофера – утренним умыванием с дорогим мылом, а от букетика, который он ей вручил, – нежной сладкой свежестью.

Она жила в домике, который был даже не сто, а пятьдесят шагов от пляжа. Две спальни и гостиная. В гостиной на столе всегда стояла небольшая ваза с фруктами; в комнате был полумрак, солнце пробивалось сквозь щели в занавесках, и капельки воды светились на пушистых персиках и длинных виноградинах. И вот чудо – как только она съедала пару персиков, невиданное ярко-желтое яблоко и гроздочку винограда – тут же, стоило ей на минутку выйти, – на столе снова стояла полная ваза. Кухни в домике не было. Завтрак, обед, полдник, ужин и стакан простокваши перед сном, вода «Боржоми» и вино «Цинандали» – точно так же появлялись на столе, и сама собой исчезала грязная посуда.

Полковник Коля приходил к ней не каждую ночь, а примерно через раз. Было хорошо. В сто раз лучше, чем торопливые делишки с бывшим одноклассником и потом еще с одним студентом. Один раз стало совсем хорошо. В глазах темно, и всё летает. Она прижалась к нему и сказала, то есть у нее само вырвалось: «Коля, я тебя люблю» (они ночью были на «ты», он так велел) – а он вежливо отодвинул ее и сказал: «Ты, это, не дури». И ушел к себе. Он всегда уходил к себе.

Она, кстати говоря, когда приехала и увидела, сколько тут молодых здоровых парней – и офицеров, и каких-то непонятных служащих, – она испугалась, что «попадет под трамвай», как говорили во дворе. То есть что ее тут все будут использовать. Но нет, боже упаси! Все мужчины были жутко вежливые, улыбчивые, и ни-ни, никаких даже намеков.

Как-то раз она гуляла по пляжу и видит: прямо у воды, на полотенце – телефон. Шнур от него по песку вьется. Рядом какой-то парень, спрашивает: «А хотите, Леночка, позвонить в Москву? Не стесняйтесь, прямая связь. Прямо набирайте московский номер». Она позвонила матери – у них в коммуналке был телефон – а мать ей не поверила, что она вот так с пляжа звонит.

Вообще она слегка тронулась умом, когда вернулась. Вот как вошла к себе домой, в их с матерью комнату, как увидела две железные кровати, стол под кривым абажуром, облинявшие обои, фото погибшего на фронте отца с пришпиленным снизу букетиком матерчатых цветов, фанерный шкаф, лоскутный коврик на полу, тусклое окно с некрасивой занавеской – как увидела, так и заплакала в голос, и ревела месяца три, а то и полгода…

– И что дальше? – спросил я.

– Это я спрашиваю, что? – ответила сценаристка. – Что дальше? Она рыдает, мать сначала жалеет, потом пугается, потом ведет ее к врачу, потом начинает злиться, ну и что? Где финал?