Сто рассказов из русской истории - Алексеев Сергей Петрович
ССЫЛЬНЫЙ
Расселяя декабристов, Николай I поступал так; возьмет карту, ткнет пальцем:
— Сюда вот Бестужевых. Сюда Трубецкого. Сюда Волконского.
Когда решалась судьба декабриста Николая Лорера, царь вообще указал на пустое место. Долго колесили по Сибири жандармы, прежде чем нашли хотя бы избенку одну поблизости. Мертвый Култук называлось то место. И в нем действительно только одна изба.
Матвея Муравьева — Апостола царь поселил в Вилюйске.
Услышали жители — каторжный едет на поселение. Что за каторжный, толком никто не знал. Всполошился Ви- люйск. Разные слухи пошли нехорошие. Мол, едет грабитель с большой дороги, мол, пятерых зарезал.
Поселился ссыльный. Живет незаметно. Ножей не точит. Никого не режет.
«Что‑то не то», — понимают жители. Стали они при встречах со ссыльным здороваться. Кто‑то даже в доме у него побывал. Разнес по Вилюйску: в доме, мол, книги — полным — полно. Как‑то мальчишки к дому подкрались. Увидел ссыльный.
— Заходите, — сказал ребятам.
Смутились мальчишки, однако зашли. Сидели, листали книжки. Ссыльный о диковинных странах им рассказал, карту и глобус показал.
— Есть люди как сажа черные, — несли ребята потом по Вилюйску.
— А земля стоит не на трех китах. Она есть шар и вертится.
— А за что он сослан? — интересуются жители. — За что?
Разводят ребята руками:
— Не говорил.
Потянулись мальчишки к Муравьеву — Апостолу.
— Про войну расскажи, про войну. Про Суворова и Кутузова. (Матвей Муравьев — Апостол отличился в войне с французами. Три награды имел за храбрость.)
Опять по Вилюйску несли ребята:
— Суворов ел солдатские щи и кашу.
— Правый глаз у Кутузова был незрячий.
Интересуются жители:
— А за что же он сослан? За что?
Разводят ребята руками:
— Не говорил.
Все больше и больше интерес у жителей к ссыльному. Вот и взрослые стали к нему заходить. Поначалу на минутку, на две. Потом по часу, по два сидели. Стал им Муравьев — Апо- стол книги давать для чтения. О многом рассказывал. То про луну, про солнце, то про Петербург и Сенатскую площадь. То про Кутузова и партизана Дениса Давыдова, то про царя и Алексеевский равелин.
Прошел год. Нет в Вилюйске теперь человека, который не знал бы, кто такие декабристы, за что боролись они, за что сослал их государь на каторгу.
Недолго пробыл здесь Муравьев — Апостол. Перевели декабриста в другое место. Сожалели о нем в Вилюйске.
— Жаль, что уехал, жаль.
— Что тут скажешь — конечно, жаль.
И кто‑то задумчиво, тихо:
— Дороги ему хорошей. О деле святом, великом пусть и в новых местах расскажет.
МЕЛЬНИЦА
Десять лет простояла она в бездействии. Что‑то случилось с приводом. Отказалась работать мельница.
Многие брались ее наладить. Что‑то крутили, где‑то вертели. Морщили лбы, разводили руками. Кряхтели, потели. Только уперлась мельница. Хоть умри — колесо не вертится.
Как‑то ученый немец чудом сюда попал. В ноги упали немцу. Явился гость на мельницу. Что‑то потрогал, на что‑то глянул.
— Не знаю, — произнес. Уехал.
Стала мхом покрываться мельница. Травой заросло подворье.
И вдруг… Пашка, Наташка и бурят Талалайка сами увидели — заработала старая мельница. Закрутилось, задвигалось колесо. Заискрилось веселыми брызгами.
Понесли Пашка, Наташка и бурят Талалайка новость по всей округе:
— Крутится!
— Крутится!
— Крутится!
— Стойте, так что же крутится?
— Колесо!
— Колесо!
— Колесо!
— Чье колесо? Какое?
— То, что на мельнице!
— Мельнице!
— Мельнице!
— Стойте же вы, пострелы. Кто починил? Говорите толком!
— Они, — отвечают Пашка, Наташка и Талалайка.
— Кто они?
— Ну, эти!
— Эти!
— Эти!
— Да говорите вы ясно, грачи — сороки!
— Те, которых царь в кандалах пригнал.
Мельницу, которую никто не мог починить, пустили в ход декабристы Николай Бестужев и морской офицер Торсон.
Среди декабристов много было людей знающих и умелых. Своим искусством и опытом многим в Сибири они помогли.
УРОДИЛОСЬ
Пашка, Наташка и бурят Талалайка новую новость несут по округе:
— Уродилось!
— Уродилось!
— Что уродилось?
Разводят ребята руками.
— Желтое, аж красное, — заявил Пашка.
— Длинное, — сказала Наташка.
Талалайка добавил:
— С хвостиком!
— Где уродилось?
— Там!
Показали ребята на стену, которая окружала Читинский острог. За этой стеной, за частоколом, был клочок земли. Перекопали ее декабристы, устроили огород. А нужно сказать, что в тех местах никто до этого огородами не занимался.
Про огороды первым узнал Талалайка. Залез он как‑то на тюремную стену, а это совсем не простое дело, глянул внутрь — видит, декабристы копают землю.
Рассказал Талалайка Наташке и Пашке о том, что видел.
«Что же там такое?» — гадают те.
С этого дня и стали ребята приходить к стене. Правда, Наташка и Пашка лазить на нее не решались. Лазил Талалайка. Что видел, о том рассказывал.
Вскоре он доложил:
— Что‑то в землю они понатыкали.
Через какое‑то время:
— Что‑то растет. Прет из земли зеленое.
К середине короткого читинского лета разросся за тюремной стеной огород. Огурцы завязались, поднялся картофель, репа взошла, морковь.
Прошло еще небольшое время. Талалайка снова залез на стену. Видит, Волконский идет меж грядок.
— Волконский идет, — зашептал ребятам. — Остановился.
Через минуту:
— Нагнулся, руку к чему‑то тянет.
Не утерпели Наташка и Пашка. Тоже полезли на стену. Вцепились руками в бревна, глазеют на огород.
Нагнулся Волконский к какой‑то зеленой метелке. Дернул. И вдруг из‑под земли — длинное, желтое, с хвостиком. Разинули рты ребята — впервые видят они морковь.
Соскочили с забора, понеслись по читинским улицам:
— Уродилось!
— Уродилось!
— Что уродилось? Где уродилось?
— Там!
Местные жители вскоре переняли опыт у декабристов. Теперь огороды появились в разных местах Сибири.
Позже, когда декабристы вышли на поселение, им удавалось, правда не под открытым небом, а в парниках, выращивать в Сибири и цветную капусту, и спаржу, и даже арбузы и дыни.
"ОЗОЛОЧУ"
У иркутского купца — богатея помирала жена. Молодая. Красивая. Купец плакал как маленький. Метался от доктора к доктору:
— Спасите! Озолочу!
Получали доктора деньги. Лечили. Но больной становилось все хуже и хуже. Наконец наступил момент, когда уже никто не брался спасти умирающую.
Побежал купец к колдунам и знахарям. Заклинали те, плясали вокруг больной. Огонь разводили, дымили, чадили. Помирает совсем жена.
И вот тут какая‑то иркутская старуха шепнула обезумевшему от горя купцу — мол, в Читинском остроге сидит колодник.
— Он доктор. Своих он лечит. Великий искусник.
Старуха сказала правду. Декабрист доктор Вольф был великолепным врачом. До ареста он числился личным лекарем главнокомандующего Южной армией.
Помчался купец в Читу. Бросился к коменданту тюрьмы:
— Спасите! Не забуду! Озолочу!
Долго не мог понять комендант: в чем дело, кого спасать, от кого спасать? Решил, что на купца напали разбойники.
— Да не разбойники. Жена помирает, — стонал купец.
Согласился комендант отпустить заключенного. Посадили Вольфа в телегу. Приставили рядом солдата с ружьем. Поехали.
Вылечил доктор молодую купчиху. Купец от счастья был на десятом небе. Отпуская Вольфа, он поставил перед ним расписной кувшин. Подивился Вольф: что это, мол, такое?
— Вам, — говорит купец. — С огромнейшей благодарностью. От души, от сердца. Внутрь загляни, благодетель, внутрь.
Поднял Вольф крышку, глянул в кувшин. А там полным- полно золота. Нахмурился Вольф. Отодвинул кувшин.
