Исуна Хасэкура - Волчица и пряности (ЛП)
– Ты, как и прежде, серебряных дел мастер, посланный епископом; это нормально. Но я хочу добавить нам еще одну цель: мы пришли удостовериться в некоторых подробностях, необходимых для канонизации.
На миг эти слова сбили Фран с толку, однако же она была умна. Поняв, к чему клонит Лоуренс, она медленно кивнула.
– Я не собираюсь продавать Катерину. Вместо этого я скажу, что ее канонизация сейчас идет, и после этого землевладелец перестанет доставлять нам неприятности.
Фран вновь кивнула и ответила более отчетливо, чем прежде:
– Я поняла.
Вдали послышался стук копыт.
Фран снова вытерла слезы и прижала к себе окровавленную книгу, взятую у Лоуренса.
– Тогда идемте.
Когда она подняла голову, лицо ее было полно решимости, и слова ее вполне подобали женщине, проведшей жизнь на поле боя.
Глава 6
Есть такое выражение – «давить авторитетом».
Старый рыцарь, сидящий на коне в свете факелов и глядящий на Лоуренса сверху вниз, был живым олицетворением этого выражения.
– Значит, вы и есть те, про кого говорят, что они из Рубинхейгена?
Если бы они решили бежать без помощи Хоро, скорее всего, эти люди поймали бы их на полпути к ближайшему городу. За старым рыцарем виднелись солдаты, состоящие в основном из жителей окрестных деревень в наспех собранных кожаных доспехах. Бежать на ночь глядя, имея за спиной этих людей, было бы плохой идеей.
С этой точки зрения остаться в хибарке было, наоборот, верным решением. Но как пойдут дела теперь, хорошо или плохо, по-прежнему было неясно.
Как они и договорились заранее, Хоро и Коул остались в хибарке, а в деревню отправились только Лоуренс и Фран.
– Совершенно верно, – кивнул Лоуренс; старый рыцарь повернулся к своим солдатам и подал знак движением подбородка.
Он представился как управляющий, назначенный землевладельцем, и Лоуренс ожидал, что он достанет какую-нибудь бумагу, где это будет обозначено.
Но вместо бумаги в грудь ему уперлось острие копья.
– Вы здесь ничего не видели и не слышали. Или даже никогда сюда не приезжали.
Рыцарь явно намекал: если они не понимают смысла этих слов, значит, они не ценят свою жизнь.
Но если бы он намеревался их убить, то вовсе не стал бы утруждать себя разговором. Потому Лоуренс спокойно смотрел на управляющего снизу вверх.
– Твой ответ? – голос управляющего оставался таким же твердым. Если Лоуренс и его спутники согласятся сделать то, что им было велено, скорее всего, им позволят уйти. И что бы они ни рассказали Церкви, это произойдет уже после того, как все будет кончено. Притвориться ничего не ведающими будет вовсе не трудно.
Но если они воспротивятся приказу…
Вокруг лес. Призывы о помощи останутся тщетными.
Не нужно быть хитроумным торговцем, чтобы сделать правильный вывод.
Однако Лоуренс ответил так:
– Нас послал епископ, чтобы запечатлеть легенду об ангеле в серебре.
Правое веко управляющего дернулось.
– Скажешь ему, что вам не удалось. До Рубинхейгена долгий путь. Никто в твоих словах не усомнится.
– Да, это верно.
На лице управляющего отразилось явное облегчение – Лоуренс это видел даже снизу. Короли и императоры, воздвигшие собственные нации, нередко поднимались из правителей маленьких, жалких земель. Подчинять себе окрестных землевладельцев им удавалось благодаря собственным выдающимся способностям.
Похоже, то, что сейчас показывал этот управляющий, было пределом его способностей.
– Однако это не единственная наша цель.
Управляющий со свистом втянул воздух.
– Знаете ли вы, кто та святая, что лежит в хибарке позади нас?
– Святая?.. – недоверчиво переспросил управляющий.
– Ее имя Катерина Люччи, – продолжил Лоуренс. – Она заслужила доверие многих аристократов, и прошение о ее канонизации уже отправлено на юг, к Папе. Она истинная святая.
– …
Такое изумление наряду с недоверием любого лишит дара речи.
Глаза управляющего с тревогой смотрели на Лоуренса.
– Нас послали сюда ради изысканий, необходимых при канонизации. Она ведь ненавидела появляться перед людьми. Долгое время ее местонахождение оставалось неизвестным, но наконец ее нашли, так что…
Если бы эта ложь оказалась правдой, то, заткнув рот Лоуренсу и его спутникам сейчас, добиться уже ничего бы не удалось. Причинив вред им, управляющий и землевладелец тем самым причинили бы вред и собственному будущему.
– Однако достойная сестра ушла от нас в мире и покое. Многие люди ко всякому, у кого нет титула – будь это хоть сам Господь, – относятся как к отребью, как к животному, но я знаю, что здешний правитель понимает, как устроен мир. И я непременно отражу это в своем докладе. И, кстати… – Лоуренс уверенно смотрел управляющему в глаза. – Полагаю, вам следует посовещаться с достопочтенным землевладельцем?
Будто пораженный волшебной стрелой, вновь запустившей остановившееся время, управляющий пришел в чувство. Он вытер пот со лба. Его губы дернулись – должно быть, он отчаянно пытался сохранить властный вид.
Но прежде чем слова гнева успели покинуть его рот, за его спиной раздался голос:
– На это в самом деле очень похоже.
Старый рыцарь обернулся, словно что-то потянуло его взгляд.
Посреди наспех сколоченного отряда селян, сделанных солдатами, виднелась небольшая группа настоящих воинов, и один из этой группы слез с коня и вышел вперед.
Это был стройный мужчина средних лет, которому вполне шел высокий голос.
Однако от него исходило явное ощущение власти, и то, что управляющий тут же спешился, выглядело вполне естественным.
Управляющий зашагал к своему повелителю, однако тот, не обращая на него внимания, подошел к Лоуренсу – возможно, ему не нравилось, когда к нему обращаются не напрямую.
– Я Каканар Лингид.
Лоуренс не ожидал, что мужчина представится. Но, судя по всему, землевладелец не намеревался сразу ставить слова Лоуренса под сомнение.
Лоуренс попытался было опуститься на колено, однако Лингид жестом остановил его.
– Крафт Лоуренс из Торговой гильдии Ровена, – ответил Лоуренс, поднявшись.
– Мм, – кивнул Лингид, после чего вздохнул и продолжил: – Я буду говорить прямо. Есть ли у тебя доказательства твоих слов?
Чтобы землевладелец спешился и произнес такие слова… это показывало его нерешительность. Тем более – то, какие это были суровые слова и каким суровым тоном они были произнесены.
Лоуренс понял, что он просто маленькая рыбешка, которая угодила в сложное положение и сейчас пытается выжить.
– Что же может послужить таким доказательством? – спросил Лоуренс, и Лингид на миг лишился дара речи.
Он разинул рот, словно в ярости – то ли от мысли, что над ним насмехаются, то ли просто от вопроса Лоуренса.
– Я ничего не слышал об этой предполагаемой канонизации. Нечто столь важное непременно достигло бы моих ушей. Поэтому – говори. Есть ли у тебя доказательства?
Когда лицо трусливого человека становится красным от злости, можно быть уверенным: в сердце его разгорелся гнев.
Однако ранить его гордость еще сильнее нужды не было, поэтому Лоуренс быстро ответил:
– В этом участвует множество людей с самым разным общественным положением. Таким, как я, вещественные доказательства не представляют. Но если мне будет дозволено предложить иную возможность, я могу назвать некоторых аристократов, возложивших на меня эту обязанность.
Мир аристократии довольно тесен, и Лоуренс слышал, что все они прекрасно знают, кто с кем связан. Лингид тоже должен был прекрасно это знать – тем более он жил здесь, где постоянно соперничали Церковь и язычники и где выжить можно было, лишь все время пресмыкаясь перед кем-то.
Лоуренс прокашлялся, мысленно открыл перед собой дневник Катерины и принялся перечислять:
– Барон Ланс из Риена. Сэр Март из Дреты. Маркиз Ивендот из Сингхирта. Архиепископ Корселио из эрцгерцогства Раман.
Лоуренс на миг прервался, чтобы посмотреть на реакцию Лингида. Тот стоял в молчании – похоже, узнал некоторые имена. Лоуренс продолжил:
– Из герцогства Ринз – сэр Дьютер, сэр Мараф и герцогиня Роез. Из Проании –
Лоуренс был готов перечислять и дальше, но Лингид остановил его движением руки.
Лицо землевладельца было бледно от ужаса.
Лоуренс называл лишь тех, кто жил к северу от Проании. Лингид, имевший дело с распрями вокруг верований в северных землях, должен был знать эти имена.
И было еще кое-что.
Все эти аристократы участвовали в важном деле, связанном с его землями, а он ничего об этом не знал. Это намекало, что его могли рассматривать как язычника, как врага Церкви.
