Эпизоды жизни - Сергей Калабухин
— Антисфен давно умер, — парировал Александр. — А ты так и не вернулся в Синоп.
— Зачем мне было туда возвращаться?
— Об этом мы поговорим чуть позже.
Александр, поморщившись, сел на угодливо принесённое кем-то из гимназии ложе. Он с удовольствием стоял бы и дальше, потому что достаточно насиделся в конгрессе, но стоять перед сидящим рабом царю и гегемону не пристало.
— Поговорим теперь о философии киников. Ты, Диоген, пошёл дальше своего учителя и стал отвергать всё: богов, искусство, обычаи, семью, общество и мораль. Я слышал, что в Афинах ты публично занимался рукоблудием, это так?
— Всё так, — усмехнулся Диоген. — Жаль, что голод нельзя утолить, поглаживая живот. Ты хорошо информирован, игемон…
— Зато ты, и те, кто посадил тебя на эти ступени у меня на пути, совсем не знают меня, — с удовлетворением отметил Александр.
— Но, игемон… — Вновь сунулся вперёд купец, но Неарх небрежным взмахом руки отшвырнул его тушу назад, в толпу коринфян.
— Итак, — хладнокровно продолжил Александр. — Два года назад, когда мы, македонцы, разбили греков в сражении при Херонее, в Афинах началась паника. Чтобы пресечь массовый исход жителей из города, народное собрание приравняло бегство к государственной измене, караемой смертью. Так было?
— Так, — кивнул Диоген. — Ждали штурма. Поэтому жители принялись укреплять стены города, накапливать продовольствие, всех мужчин призвали на военную службу, рабам обещали свободу.
— А что делал ты, Диоген?
— Я катал по улицам Афин свой пифос.
— Зачем? — удивился Александр.
— Я — гражданин мира. — Диоген высокомерно усмехнулся. — Не признаю государства и границы. Мне-то что за дело, кто будет править в Афинах: македонский царь Филипп или Демосфен? Но все вокруг суетятся, что-то тащат, чем-то заняты, один я сижу без дела. Ничего кроме пифоса у меня в то время не было, вот я его и катал по улицам.
— Тебе уже тогда было за семьдесят, да?
Александр ещё раз внимательно осмотрел раба.
— Но я вижу, что ты и сейчас на удивление крепок телом, зорок глазом и здоров не по годам.
— Я всю жизнь закаляю своё тело, — гордо ответил Диоген. — Летом часто лежу на раскалённом песке, зимой обнимаю заиндевелые статуи.
— В таком случае, ты мог бы оказать Афинам более существенную помощь, вместо того, чтобы бессмысленно катать по улицам свой пифос.
— Я уже сказал… — побагровел Диоген.
— Да, я слышал, — перебил его Александр. — Ты не признаёшь государства и границы. Я вижу, что пёс Диоген не трус, однако, он всё же сбежал из Афин, несмотря на запрет и угрозу казни. Ты, называющий себя «гражданином мира», не пожелал отдать жизнь за свободу приютившего и кормившего тебя более полувека города!
Диоген презрительно фыркнул и отвернулся от Александра.
— Как это было, пёс? — не реагируя на хамскую реакцию собеседника, спросил царь. — Ты тайком пробрался на корабль, отправляющийся к берегам Эгины? Денег-то, чтобы заплатить капитану за проезд, у тебя, нищего попрошайки, быть не могло.
Диоген проигнорировал вопрос.
— Но тебе не повезло, пёс, — спокойно продолжил свою речь Александр. — Корабль захватили пираты, тебя продали в рабство, и теперь ты живёшь здесь, в Коринфе. И что самое обидное — роковое бегство твоё было напрасным, потому что мой отец, царь Филипп, вовсе не собирался нападать на Афины! И не напал.
Царь повернулся к толпе зрителей и негромко позвал:
— Эй, купец, как тебя…?
Критянина вытолкнули вперёд.
— Ксениад, игемон! — Униженно кланяясь, приблизился тот к царю.
— Что за работу выполняет у тебя этот раб?
— Он обучает моих сыновей, игемон. Они сейчас оба находятся в этой гимназии, поэтому Диоген и сидит здесь, ждёт, когда закончатся занятия, чтобы проводить их домой. Об этом я и хотел сказать тебе раньше…
— Чему же он их обучает? Философии киников? Отрицанию всего и вся?
— Нет, игемон. Верховой езде, метанию дротиков, истории и греческой литературе.
— Это забавно! — Александр рассмеялся. — Человек, отрицающий искусство и науки, обучает детей истории и литературе.
Царь вновь с удовлетворением отметил, что его смех поддержали многие из стоящих вокруг невольных зрителей.
— Да, — встрепенулся Диоген. — Я всегда говорил, что люди должны вернуться к идеалам первобытного общества, к его простым и естественным нравам, не искалеченным так называемой цивилизацией с её государствами, рабством, культурой и искусством. В первобытном обществе все равны и свободны в своих желаниях. Нет морали, семьи и связанных с ними конфликтов. Все женщины и дети — общие! И поэтому о них равно заботятся все мужчины, а значит все слабые члены общества сыты, одеты и защищены…
— И это говорит философ! — Александр сокрушённо покачал головой. — Ты более чем втрое старше меня, Диоген, а рассуждаешь, как неразумное дитя. Неужели ты и вправду веришь в Золотой век первобытного общества?
— Да, верю! — страстно воскликнул Диоген. — И всю жизнь учу, что надо отринуть все излишества цивилизации и жить в гармонии с природой.
— Ты — демагог, пёс Диоген, — с сожалением промолвил Александр. — Отрицая цивилизацию и ратуя за близость к природе, ты всю жизнь живёшь в городе. Почему же ты не удалился куда-нибудь в лес или горы? Почему клянчил милостыню у цивилизованных граждан, а не добывал себе пищу охотой, как это делали первобытные люди?
Сколько женщин и детей ты осчастливил своей заботой? Как ты хотя бы позаботился о собственной матери, когда твоего отца отправили в тюрьму? Ведь всё ваше имущество было взято в пользу города. Что стало с твоей матерью, Диоген, пока ты обучался философии в Афинах и не желал разыскивать сбежавшего со всеми твоими деньгами раба? Ну же, не молчи, пёс! Неужели зрелому философу-греку нечего ответить юнцу-варвару? Чего это ты дрожишь?
— Отойди, ты заслоняешь мне солнце, — прохрипел трясущийся от ярости Диоген.
Тут за рукоять меча схватился не только Неарх, но и все македонские воины личной охраны царя, но Александр резким жестом вновь остановил их. Он повернулся к Диогену, сменившему вальяжную до этого позу на напряжённую. Кулаки раба сжались, взбугрив отнюдь не старческие мышцы, грудь вздымалась от частого дыхания, насмешливая улыбка превратилась в злобный оскал.
— Где же твоя хвалёная закалка, пёс Диоген? — спокойно сказал царь потерявшему над собой контроль рабу. — Всего два года спокойной рабской жизни, и тебе уже требуется тепло солнца, чтобы согреться посреди лета.
Итак, подведём итог. Ты, пёс Диоген, называешь себя «гражданином мира», отрицаешь всякую власть и государственные границы. Но на самом деле ты просто изгой, человек без родины. Тебя в юности изгнали из Синопа и в старости не примут назад в преданных тобою Афинах. А здесь, в Коринфе, ты — обычный раб,
