Браслет с колокольчиками (СИ) - Суркова Екатерина

Ребята, сидевшие на первых партах и увидевшие его сразу, подавляя остатки смеха, встают навытяжку и виновато глядят в пол. Шквал смеха, достигший своего апогея, начинает мало помалу стихать. Белозубый монстр, словно хищник, увидевший дрессировщика с хлыстом, рыча для проформы, пятится к клетке, чтобы поджав хвост, прошмыгнуть в неё. По классу ползут шепотки: «Директор… Директор…»

— Снова ваш класс, Наталья Петровна…

— Вы правы, Вячеслав Николаевич… — Наталья Петровна улыбается, однако нос её предательски краснеет. — Те же на манеже.

Директор подходит к задней парте, за которой Антон всё ещё пытается отлепить жвачку от губ. Наконец, ему это удаётся и ластик летит на пол.

— Что ж, я жду объяснений.

— Антон сорвал самостоятельную работу, он оскорбил одноклассника и получил по заслугам… — Голос молодой учительницы звучит тихо, но уверенно.

— Что ж, оба виновника получат наказание. Но учтите, что отсутствие психологического контакта с учеником говорит о вашей некомпетентности… — Директор снова улыбается. Безусловно, его без кастинга приняла бы любая американская киностудия.

Тут «кореец» встаёт и отлепляет от пола знаменитый ластик. Тишина. Слышно, как упал чей-то карандаш. Все не отрываясь глядят на мальчика. Он подходит к Вячеславу Николаевичу и пристально смотрит на него снизу вверх. Смотрит открыто, без страха, с торжествующей усмешкой. В самодовольном взгляде директора проскальзывает растерянность, однако сразу овладев собой, он спрашивает:

— В чём дело?

— А вот в чём!

Едва дотягиваясь, «кореец» толкает директора в грудь так, как толкают старых приятелей. Ластик, прилепленный к чёрному пиджаку, выглядит очень эффектно: не хуже розочки в петлице жениха.

Слышатся робкие смешки. Наталья Петровна, забыв о педсоветах, больше походивших на инквизиторские суды, о том, что последнее время из последних сил старается казаться весёлой, вдруг начинает искренне, звонко смеяться. Смеяться как человек, который принял решение и которому уже нечего бояться, а значит, не о чем и горевать. Смех у неё очень приятный — нежный и заливистый, как звон колокольчика. Смехомонстр, до этого момента притворявшийся паинькой, выскакивает из клетки и хохочет в три огромных белозубых пасти…

========== Любимец Фортуны ==========

«— Если захочешь кому-либо отомстить, сделай так, чтобы его мечта сбылась у тебя!» — прочёл Антон Фартунин, молодой человек лет двадцати. Он никогда не терял времени даром. Его вишнёвый БМВ, купленный в кредит, застрял в утренней пробке, поэтому Антон читал книгу популярного писателя фэнтези Ивана Ятаганкина. От философских размышлений его отвлекла нежная композиция Стинга, зазвучавшая из смартфона.

— Что? Почему вы решили расторгнуть договор с нашим Пенсионным Фондом? — спросил Фартунин.

Антон был всегда элегантен, спокоен и выбрит до синевы. Он говорил приятным баритоном, обладал великолепной дикцией и умел найти подход к любому клиенту.

— Что вы хотите сказать? Послушайте…

Однако собеседник слушать не хотел, он хотел срочно расторгнуть договор. Дорога, словно река во время ледохода, медленно ожила. Сонные машины по-черепашьи тяжело двинулись вперёд.

— Что? Простите, я за рулём, не могли бы вы перезвонить позже? — Антон был примерным водителем и никогда не отвлекался на звонки клиентов.

Благодаря визиту президента небольшой промышленный город сиял, будто начищенный медный таз: обнажившийся после зимы мусор и серые, битком набитые урны убрали. Вместо них на остановках, словно бессменные часовые в оранжевых мундирах, стояли чистенькие цилиндрические солдатики. Озорной, тёплый май подкрался к городу незаметно: небо сияло, нахальные жёлтые одуванчики уже успели оккупировать все газоны, кругленькие, аккуратно подстриженные кроны деревьев были окутаны нежным облаком первой листвы, и лишь тяжелый ватный дым заводских труб — неотъемлемая часть городского пейзажа — добавлял в яркую весеннюю палитру серой краски. Антон не любил весну: она напоминала ему о печальном эпизоде из детства.

Увидев красный круг с цифровой «пятьдесят», Антон снизил скорость. Гаишников он не боялся: штрафовать его было не за что.

Фартунин остановил машину в маленьком, тесном дворике и потянулся за лежащим на заднем сидении коричневым чемоданчиком. Песочница, покрытая выцветшей облупившейся краской, и сломанные качели ухитрились втиснуться между выходцами из прошлого века — обшарпанными серыми пятиэтажками: торжественная подготовка к приезду президента не коснулась этого далёкого от центра местечка.

Поднимаясь по высоким бетонным ступеням, Антон приоткрыл чемоданчик и проверил, в порядке ли смартфон, удостоверение и папка с бумагами.

Фартунин нажал звонок. Из-за деревянной двери с наполовину стёршимися цифрами выглянула старушка. Впрочем, слово «старушка» совсем не подходило этой женщине. Это была старая леди или, в крайнем случае, пожилая дама. Если бы мисс Марпл сняла элегантную шляпку и для конспирации облачилась в домашний халат и красный фартук в белый горошек, она выглядела бы именно так, только густые волосы были не гладко зачёсаны назад, а спускались на плечи седыми локонами. Ясные голубые глаза выражали лёгкое любопытство.

— Здравствуйте, вы на пенсии? — спросил Фартунин, показывая удостоверение.

— Я получаю пенсию… — Она сделала акцент на слове «получаю». — Но продолжаю преподавать в Академии. Не могу оставить любимую работу, знаете ли…

Тут железная дверь напротив распахнулась, и на лестничную клетку вышла строгая полная дама в бигуди.

— Правда Ивановна! — воскликнула она, — вы опять впускаете кого попало!

— Не волнуйся, Танюша… — Она вдруг заговорила голосом матери, пытающейся успокоить капризное дитя. — Это сотрудник Пенсионного Фонда, я видела удостоверение. Проходите на кухню, молодой человек.

— Вы очень тактичны, — сказала Правда Ивановна, закрывая за собой дверь, — совсем не удивились, услышав моё имя. Хотите узнать, почему меня так зовут?

— Конечно, хочу! — Антон всегда был очень вежлив и обходителен. — Скажите, в каком Пенсионном Фонде вы состоите?

— Ох, прошу прощения, — вздохнула пожилая дама, — я не ответила на ваш вопрос. Сейчас принесу документы.

Фартунин разглядывал небольшую чистую кухонку. На обоях пестрели разноцветные яблоки, бананы и бублики. Здесь всё было очень маленьким: и заварной чайничек, и вазочка с конфетами, и пузатенькие чайные чашки, и блюдо, на котором лежали витиеватые булочки. В воздухе пахло корицей, за раскрытым окном нэповских времён два воробья громко делили хлебную корку. В проёме двери был виден шкаф — огромный, от пола до потолка, битком набитый книгами. Антон слегка помрачнел, вспоминая квартиру матери, которую знакомые называли «государственной библиотекой». Когда-то книги были его единственными друзьями.

Вошла Правда Ивановна. Она принесла не только паспорт, пенсионное страховое свидетельство и заполненный бланк договора, но и старое пожелтевшее фото. Её жилистые руки были сплошь покрыты морщинами, однако на аккуратно подпиленных ногтях поблёскивал неброский прозрачный лак.

— Вот мой договор. Ко мне уже приходил молодой человек из Пенсионного Фонда «Рубин», он говорил, что накопительная часть пенсии скоро будет отменена, но я смогу обезопасить себя, вовремя заключив договор. Это было… — Правда Ивановна нахмурилась, вспоминая. — Было примерно год назад, впрочем, в договоре стоит дата. Что делать, склероз даёт о себе знать. Я, представьте себе, начинаю забывать учение великого Иммануила Канта. Но, к счастью, я преподаю литературу, а не философию. — При слове «преподаю» в тёмных глазах Фартунина промелькнула лёгкая грусть, однако он не отвлёкся от цели своего визита.

— Дело в том, что… — Фартунин вынул из чемоданчика чистый бланк договора. — Пенсионный Фонд «Рубин» лишился лицензии, поэтому вам лучше заключить договор с Пенсионным Фондом «Алмаз», сотрудником которого я являюсь.

— Ох, — вздохнула пожилая дама, не глядя подписывая протянутый ей бланк, — старикам трудно угнаться за временем…