Зухра Сидикова - Актриса
– А ведь я умница, красавица была, школу с золотой медалью закончила, танцевала в школьном ансамбле, парни за мной табуном ходили. А я тебя выбрала.
Лето
Ах, как она ждала этого лета. И пока девчонки в офисе наперебой мечтали о тёплом море, о жёлтом песочке – хорошо бы в Египет, а лучше в Турцию, а Вике вообще повезло – папик расщедрился, везёт в Эмираты! – Даша мечтала о том, как разбудят её ранним утром заполошные петухи, как прошелестит «Здравствуй» задушевная подружка-березка за окном, как закашляется на кухне дед, а бабуля прикрикнет на него, чтобы не курил в доме. И блинами запахнет и жареной картошкой, а впереди долгие летние дни и купание в речке до озноба, и дневной разморенный сон в прохладной избе, и малина у бабушки в огороде, а вечером танцы, и Серёжка пойдёт провожать её, и они будут целоваться до утра, и его губы будут такими нежными и сладкими, как малина.
Как она могла забыть обо всем, и не вспоминать, и не желать этого каждый день, каждую минуту?
Мечтать об отпуске в деревне она начала ещё с Нового года, с той памятной корпоративной вечеринки, на которой Петр, не обращая внимания на Дашу, принялся ухаживать за худосочной блондинкой из отдела внешних сношений, а потом слинял с ней аккурат под бой новогодних курантов. Даша тогда вернулась в свою съемную на троих квартирку, улеглась на диван и разревелась от обиды и разочарования. Так много надежд возлагалось на этот вечер, она уже Светке и Аньке намекнула, что Пётр собирается сделать ей предложение, и, возможно, им придется подыскивать себе другую жилицу, ведь скоро Даше придется переехать в квартиру Петра.
Теперь будут причитать дуэтом, что они её предупреждали. Предупреждали, кто ж спорит? Что Пётр бабник, что поматросит и
бросит. Что не она первая. Не первая, но ведь она-то была уверенна, что последняя. Всё-таки были вместе целый год. И матросил он её как-то с воодушевлением. И жаль было Даше потраченного впустую времени и любви своей растраченной было жаль.
И вот тут в одинокой новогодней ночи вспомнилась ей другая – летняя – ночь на задах бабушкиного огорода, и Серёжкин поцелуй, и то, как он сказал серьезно: «Я буду ждать тебя столько, сколько нужно…»
Как она могла забыть об этих словах? Как могла она среди всей этой лжи, суеты, дурацких корпоративов, лицемерия забыть о том настоящем, что было в её жизни?
Она забыла о Сергее сразу, как только вернулась в город. Учеба, клубы, диплом, поиски работы, и Пётр.
Пётр, Пётр, Пётр… Богатый, умный, и, как оказалось, лживый.
Она кружилась в этом обмане, а настоящее оставалось далеко в деревушке, в которой она проводила каждое лето, начиная с восьми лет, и в которой соседский мальчик Серёжа каждое лето ждал её приезда.
«Я буду ждать тебя столько, сколько нужно», – сказал он. А Даше и не нужно было, чтобы он её ждал, и она не вспоминала об этих словах, и Серёжу забыла. Перестала ездить в деревню, пропустила три лета. Была с Петром в Турции, с Владимиром Александровичем, руководителем её диплома, в Болгарии – но это ещё до Петра, а Сергей тем временем ждал её.
Она как-то принялась рассказывать Аньке о своем деревенском поклоннике, но та презрительно фыркнула: «Ой, ржу, не могу. Кто он там – "трахторист" али пастух? И что ты с ним делать будешь – огурцы солить ему на опохмел?"
Так всё и забылось. И не вспоминалось до той пошлой новогодней ночи.
Остаток зимы, всю весну, и начало лета Даша подсчитывала дни до заветного отпуска, и мечтала.
И вот, пятнадцатое июля, два дня поездной маеты, потом три часа на автобусе до райцентра, и, наконец, Даша стоит в самом начале жёлтой пыльной дороги, вьющейся среди полей, перелесков, мимо березовой рощи, вдоль ручья, заросшего огромными лопухами.
Фильдеперсовый чемодан на колесиках, каблуки высоченные… Вырядилась дурища! О чём думала? Придется ждать попутку. А хорошо было бы пройтись немного – подышать воздухом, от которого даже голова кругом! Разве может какая-то Турция сравниться с этим воздухом, с этим лесом, с этими золотыми тихими полями?
А вот и попутка! Не прошло и часа!
Какой-то допотопный грузовик. Ну и ладно, мерседесы здесь явно не в ходу, а следующая машина может и вовсе не прийти. Сойдет, главное – не вымазаться.
– Привет, соседка! Какими судьбами?
– Серёжа! Вот уж не ожидала!
С трудом вскарабкалась в кабину, потряслись с ветерком по ухабам. И сердце в груди – бух-бух, бух -бух…
Он изменился. Стал как-то простоват, что ли. Вон штаны в каких-то пятнах, и ногти… не очень чистые.
"А чего ты хотела? – смущенно спросила она себя, – он ведь в деревне живёт и работает…"
– Ты шофером работаешь?
– Ну да, шофером. У фермера.
– А-а -а… – протянула она, – у фермера…
– Ну да, у фермера, другой работы в деревне-то нет. А у меня семья, сама понимаешь, и ребенок родился недавно, – сказал Серёжа.
Семья, ребенок?
– Ты что – женился?
– Женился. Ещё в прошлом году. На Лене Николаевой. Помнишь её? И дочке нашей уже три месяца!
– М-м-м-м… – сказала Даша, дура набитая, и слов больше не было.
– Дочка у меня просто прелесть! Посмотри, что я ей купил! Ну-ка, оцени своим женским взглядом!
И достает какие-то распашонки, ползунки. Дешевые, простенькие. Из сельмага какого-нибудь затрапезного, за пять рублей. Разве в такое ребёнка одевать можно? Уж чём в чём, а в этом Даша разбиралась. Две недели ходила по детским магазинам. Приценивалась. Самое дорогое выбирала. Для будущего маленького Петровича или Петровны. Оказалось, ложная тревога. Напрасно Пётр так напрягался, каменел лицом в ответ на её воркованье о крошечных одежках.
– Очень красивые вещички, – сказала она Серёже тусклым севшим голосочком.
А он и не заметил, что она загрустила. Встрепенулся от похвалы.
– Правда?! Вот уж Ленка обрадуется. Мы нашу лапулю балуем. Всё самое лучшее покупаем.
Да уж… Что тут скажешь? Помнит она эту Ленку. Так себе, ничего особенного. Где у Серёги глаза были?
Как же так? Ведь он обещал ждать её.
– Серёжа, – сказала она. – Поцелуй меня…
Он остановил машину.
Посидели. Помолчали.
– Я ждал тебя, – сказал он. – Долго ждал. А теперь я Лену люблю. И дочку.
Она вышла из машины, выволокла чемодан. С силой захлопнула дверь, так что стекла задрожали.
Оттащила чемодан к обочине. Вот чёрт! Все-таки измазала свою дорогущую белоснежную юбку. Что теперь с ней делать – выбрасывать? Только бы не разреветься! Только бы не разреветься!
– Даша, давай хоть чемодан довезу. До деревни ещё три километра. Как ты добираться с ним будешь?
– Езжай, Серёжа. Только не говори моим, что я приехала. Сюрприз хочу сделать.
– Может, всё-таки поедем?
– Нет, езжай. Я сама.
Уехал. Только пыль следом… Понёсся как угорелый. Еле в поворот вписался. Торопится к любимой жене. А может от Даши убегает? Правильно делает. От неё идиотки подальше надо держаться. Иначе дуростью заразиться можно.
Куда теперь? Назад к Аньке и Светке? В Турцию? В Эмираты с каким-нибудь папиком? К маме с новым отчимом в однокомнатную?
А может всё-таки в деревню? Вон она за этим поворотом – маленькая, светлая, родная. С тихими дворами, белыми березками. С петушиным криком по утрам, с бабушкиными блинами, дедушкиными прибаутками. С соседом Серёжей, дураком женатым…
Ну их, эти каблучища, где-то там на дне чемодана – зеленые стоптанные балетки, удобнейшие и тайно любимые.
Вот так, поехали. Главное, чтобы колёса у чемодана не отвалились. Интересно, заставят её в этом году полоть картошку? Может быть, сразу предупредить – спина мол, побаливает. Бабуля поверит. А вот дед, пожалуй, нет. Ухмыльнется в бороду, головой покачает. Нужно его сразу сигаретами задобрить, она целый блок привезла. Кушать как хочется! Сейчас бы бабушкиного борща!
Хорошо-то как! Здравствуй, Лето! Здравствуй, Солнце! Вот я и вернулась!
Пока идёт дождь
Ну и ливень! Вот уж действительно – небеса разверзлись!
Хорошо, что неподалеку оказалось это кафе. Иначе голубому замшевому костюму пришёл бы конец. И новым туфлям тоже.
Молоденький официант посадил её за двухместный столик у окна. Как здесь уютно. Лампы на столиках. Тихая музыка. В сумочке есть немного денег, можно заказать кофе и пирожное. И посидеть, пока идёт дождь. Дома всё равно никого нет. Дочь где-нибудь с друзьями. Павел, скорее всего, задержится. А может, и вовсе ночевать не придет. Наверное, это начало конца. И к лучшему. Бог с ним, пусть уходит. Надоело всё это. Непонимание, раздражение. Все двадцать лет. И она знала, с самого начала знала, что так и будет. Не нужно было ей за него выходить. Не нужно было… Но такая тоска охватила её в те дни, такое отчаяние. Вадим уехал, а она осталась одна. Тогда и появился Павел.
Пусть уходит – лучше одной… чем жить всё время, оправдываясь… за то, что не любишь.
Ладно, не нужно о плохом. Весна всё-таки. А весной всегда появляются новые надежды, новые планы.
Очень вкусное пирожное. И кофе такой ароматный. Как давно она никуда не выбиралась. Всё дом и работа. Работа и дом. И одиночество. Бесконечное… как этот дождь.
