Лошадиная душа - Таня Белозерцева
С недавних пор Лери начала обучение Дога. Для него открылась истина, ставшая откровением: человек должен быть понятным лошади. Вот так-то вот!
Ну что ж, ученик он хороший, быстро научился мной управлять. А как он восхищался и поражался, узнавая что-то новое и такое простое в управлении конем… Несколько раз он порывался пойти и побиться головой о стену, дескать, если б я знал… Лери его останавливала, утешала, пару раз дала по шее, «чтоб истерику прекратить».
В этот день меня вымыли с шампунем и долго вычесывали мои фризы. Высохнув, свежевымытый я ушел в леваду, в самый дальний его край, но даже там мне не удалось спрятаться, Лери нашла меня и уговорила вернуться на конюшенный двор. Здесь меня ждал фиакр и Дог с вопросом:
— Что случилось? К чему такая срочность?
— Михаэль не может до матери дозвониться, попросил меня съездить, узнать, что там. Давай, Дог, если поторопимся, то успеем на одиннадцатичасовый автобус.
Запрягли меня, Лери села на место пассажира, Дог кучером — на облучок. Повинуясь сигналам шамбарьера, я выкатил фиакр со двора, а там и по дороге побежал. Настроение было… странное, сам себя не понимал. Бегу рысью, а сам прислушиваюсь ко всему, к себе, к топоту копыт, скрипу снега под ногами, тихому перезвону бубенчиков на упряжи, шороху колес… Бегу, слушаю и пытаюсь понять, что не так? Понимание пришло внезапное и непонятное — я не хочу везти Лери туда. От этой мысли я остановился как вкопанный, словно воткнулся в невидимое препятствие, встал прямо и напряженно думаю, теперь уже пытаясь понять, а почему я не хочу везти Лери ТУДА? И что ТАМ? Чуть повернув голову, я посмотрел назад, на людей, сидевших в фиакре, они удивленно смотрели на меня. Потом Дог легонько коснулся моей холки кончиком шамба и скомандовал:
— Соломон, вперед, пошел.
Ну я и пошел, но только для того, чтобы развернуть фиакр и рвануть домой. Понятное дело, меня остановили, попросили развернуться и двинуться дальше по дороге, Лери я не смог ослушаться и послушно рысил вперед какое-то время. А потом я опять остановился, опять у меня появилось острое нежелание везти Лери туда, вот не знаю, с чего и почему, но просто не хочу, не желаю везти её туда…
Упрямо стою на дороге, кошу глазом на людей и по-прежнему отказываюсь двигаться дальше. Дог неуверенно говорит:
— Может его того… стукнуть хорошенько?
— Ага, врежь ему, понесет так, что костей не соберешь…
— Понял… Не бью. И что делать? Почему не слушается? Говорил же я, что уздечка и лошадь — одно слово…
— Не помню.
— А я не вам, это я Тоби говорил…
— Понятно. Соломон, вперед, пошел!
Я — ни с места. По-прежнему не желаю двигаться туда, лучше бы назад, домой, а? Я озабоченно наморщил лоб и просяще задрожал верхней губой, безмолвно выражая свою просьбу вернуться домой. Лери тоскливо сказала:
— Не вовремя ты закапризничал, Соломон, из-за тебя я опоздала на автобус. Ладно, чёрт с тобой, разворачивай, но учти, вкусняшку ты сегодня не получишь.
Я с облегчением развернул фиакр и рванул в галоп, домой. Домой! И только оказавшись дома, я тут же успокоился, все встало на место, непонятная тревога улеглась и совсем прошла.
Много позже, где-то к часу дня, над левадой появился вертолет, его лопасти бесшумно рассекали воздух, рисуя в нем прозрачный круг, а мотор, напротив, громко стрекотал. Взвихрился снег, поднятый винтовым ветром, и в этом слепящем снежном вихре вертолет опустился и сел, из его недр выскочил Михаэль, весь в крови, копоти и саже, растрепанный, с полубезумным взглядом. Лери и Дог давно вышли из дома и смотрели, как садится вертолет, и вот теперь-то к ним и бежал Михаэль, подлетел, сгреб Лери в охапку и крепко, с хрустом прижал к себе…
— Лери… Боже! Лери, живая…
Вертолет стоял, со свистом и уже лениво вращая винтом, я осмелился подойти поближе, а из него еще два человека вышли — пилот и санитар, тоже в саже и копоти. На чумазых усталых лицах улыбки, улыбаются как будто с облегчением.
Лери полузадушенно прохрипела:
— Да что… случилось…
Голос подал пилот:
— Автокатастрофа в городе, бензовоз врезался в автобус, в одиннадцатичасовый рейс, семь… Семеро погибших. Мы очень боялись обнаружить вас там. Михаэль не мог… э-э-э… В общем, прилетели сюда, чтобы убедиться в том, что мы не ошиблись, и вас там действительно нет.
— Господь уберёг! — ахнул Дог, все вопросительно уставились на него, но ответила Лери:
— Я опоздала на автобус. Из-за Соломона, он отказался меня везти на остановку.
Вот теперь все смотрят на меня, с изумлением, у всех глаза круглые. Первым пришел в себя пилот:
— В каком смысле, отказался?
Ему ответил Дог:
— На нем уздечки не было, поэтому мы не смогли им управлять… Господи!
— Вот именно, — ответила Лери, — а если бы он был взнуздан? Да ему и в голову бы не пришло что-то там сочинять и выкручиваться, просто и молча довез бы до остановки, и адью, хозяйка! Ничего личного, я просто конь, конь в уздечке. Но в том-то и дело, что на Соломоне не было уздечки и он смог сделать выбор, и по каким-то ему понятным причинам он принял решение — спасти мне жизнь.
— Значит, ты была права, когда говорила, что умному человеку не грех послушаться, подчиниться животному, — сказал Михаэль, по-прежнему прижимая к себе жену. Та погладила его по щеке и улыбнулась:
— А как же, тот же сапер по уставу обязан слушаться своего напарника, пса-миноискателя, капитаны кораблей — следить за крысами, и по малейшему их беспокойству — срочно проверять трюмы на предмет течи, а жители нестабильно сейсмических районов должны следить за поведением кошек. Михаэль, я понимаю, ты очень напугался, но может быть, опасности и не было особой, а? Ну семеро погибли, это, конечно… но сколько еще пострадавших…
— Не было там пострадавших, все сгорели заживо. Много ли людей подберет микроавтобус в пригороде, дорогая…
— Ой…
— А с мамой все в порядке, она к соседке ушла, какой-то крем обсуждать. Поэтому и не отвечала на мои звонки.
— Ой. Ну, Соломон, спасибо тебе…
— А как он узнал? Ну, как почувствовал опасность, а? Вроде предзнаменований того, что в автобус врежется бензовоз, нет?
— Да, действительно, а как? Что он почувствовал?
Все озадаченно смотрели на меня, друг на друга, наконец Лери
