Джиральди Чинтио - Итальянская новелла Возрождения
— Так неужели же ты должна из-за этих бездельников делать то, что тебе неудобно? Мне это не нравится, так как больница очень, далеко от дома и ты будешь терять много времени в те дни, когда надо заниматься крашением. Давай-ка выкинем хорошенькую штучку, которая будет им заслуженным наказанием за их гнусность и послужит примером другим священникам, чтобы не повадно им было ухаживать за чужими женами. Ладно, я такое им покажу, что эта блажь разом вылетит у них из головы. Завтра ты пойдешь в церковь дона Ансельмо и, что бы он тебе ни сказал, делай вид, что ты скромничаешь, и немного поломайся; потом дай себя уговорить, скажи, что ты ему постарается угодить, и назначь ему прийти в определенный день в два часа ночи, когда меня, мол, не будет в Комо. Потом, на следующий день, ты пойдешь в приход дона Баттиста и проделаешь то же самое; ему ты назначишь свидание в этот же день, только на пять часов.
Добрая женщина в точности исполнила приказание мужа, и все произошло так, как они и предполагали, ибо едва лишь священники увидели свою прихожанку, они стали вокруг нее увиваться. — Она же сделала вид, что это ей очень нравится, всячески поощряя их просить у нее все, что только им вздумается. Они не замедлили это сделать, и женщина договорилась с ними так, как приказал ей муж. Дон Ансельмо явился в назначенный, день в два часа ночи, и Аньезе отвела его в то помещение, где стояла кровать, и, приказав ему лечь, ушла. Священник послушно разделся и лег. Потом появилась Аньезе, в потемках подошла к кровати и сказала дону Ансельмо:
— Мессер, не сердитесь, если вам придется немного подождать, мне надо кое о чем распорядиться в мастерской, а потом я буду к вашим услугам. В это время муж постучал в дверь и сказал:
— Аньезе, слышишь, что ли? Открывай-ка!
— Горе мне! — воскликнула та. — Муж вернулся, смерть моя пришла! Поскорей, мессер, полезайте в эту бочку, а остальное предоставьте мне. — И, подняв священника с кровати, она сказала: — Сейчас иду, муженек!
Потом втолкнула священника в бочку, а спрятав его туда, взяла его одежду, заперла ее в шкаф, открыла дверь мужу и сказала:
— Что это тебе вздумалось приходить в такой час?
У нашего Абондио в руках был фонарь, и он ответил, что на озере буря и он не мог переправиться, поэтому решил вернуться, дабы распорядиться насчет окраски кое-какой одежды в зеленый цвет.
Сказав это, он подошел к бочке и так ее повернул, что мессер не мог бы без посторонней помощи выбраться оттуда. Бочка была наполнена зеленым порошком, который употребляют красильщики. И мессер Абондио, желая окончательно напугать священника, сказал:
— Жена, прикажи-ка нагреть котел воды, чтобы мне развести эту краску, завтра она мне понадобится.
— К чему? — возразила женщина. — Ведь мы уже прибрались. Разве ты не знаешь, что завтра похороны графа Элеутеро Русконе и никто до обеда не будет работать? Все наши работники разошлись. Пойдем-ка спать, это будет лучше, я завтра займусь этой зеленой краской.
Подумайте только, в каком состоянии был дон Ансельмо. Мне сдается, что любовь мигом выскочила у него из пяток. Муж вышел из комнаты, и женщина стала успокаивать священника, уверяя его, что обязательно поможет ему выбраться. Так как бочка мессера Абондио предназначалась для хранения краски, священник весь измазался в зеленом порошке, который разъедал ему тело, и чем больше он его расчесывал, тем сильнее становились его мучения, так что несчастный святой отец имел далеко не парадный вид, к тому же он был голым, а стоял январь месяц. Когда пробило пять часов, появился другой отец, мессер Баттиста, и женщина провела его в комнату и тоже велела раздеться, сказав, что ей нужно пойти отпустить тех, кто работает в мастерской. Это был маэстро Абондио с одним из подмастерьев, которые нарочно производили шум. Когда маэстро Абондио убедился, что дон Баттиста разделся и лег в постель, он потихоньку вышел из дому и начал громко стучать в дверь, требуя, чтобы жена ему открыла. Та спустилась с лестницы, вернулась в комнату и заставила дона Баттиста голым, как он был, залезть в другую бочку, где хранилась темно-синяя краска. Несчастный священник, услышавший голос мужа Аньезе, весь дрожа, влез туда и не знал, что ему делать. Когда маэстро Абондио вошел в дом, зная уже, что и вторая крыса попалась на приманку, он велел открыть комнату, где дон Баттиста прохлаждался в синей краске, и сказал:
— Жена, поди-ка нагрей воды и вели налить в эту бочку, чтобы развести краску.
Жена отвечала то же, что она говорила относительно дона Ансельмо. Муж, сделав вид, что согласен, сказал:
— Завтра похороны графа Элеутеро Русконе, который был хорошим человеком и защитником простого народа, и я не хочу, чтобы в такой день в моей красильне работали. — И приблизившись к бочке, где сидел дон Баттиста, так ее поставил, чтобы священник никак не мог вылезти оттуда.
Так целую ночь святые отцы передавались покаянию, то льстя себя надеждой, что хозяйка придет и освободит их, то приходя в отчаяние, как это в подобных случаях бывает. К тому же темно-синяя краска, как и зеленая, была едкой и особенно резала глаза; дон Баттиста натер свои так, что они у него стали красные, как вареные раки. Рано поутру раздался во всех церквах колокольный звон, возвещавший о похоронах, и это доставило священникам, понявшим, что наступает день, немалое огорчение. Кончилось погребение, и все жители Комо, как я уже вам сказал, собрались на площади. Маэстро Абондио решил раз навсегда проучить обоих священников и отвадить их от чужих жен. К тому времени, как все собрались, он с помощью двух своих подмастерьев прикатил бочки, где пребывали священники, на площадь, и так как катил он их без передышки, бедняги совсем окрасились — один в темно-синий цвет, другой в зеленый, наподобие ящерицы. За спиной у маэстро Абондио был топор, словно он собрался в лес рубить дрова. А так как он был человеком веселым и горазд на всякого рода шутки, его окружили со всех сторон. Тогда он начал обрубать веревки, стягивающие ободья, крича:
— Берегитесь, земляки, сейчас из моих бочек выползут две змеи.
Когда веревки были обрезаны, бочки рассыпались и злосчастные священники, похожие на двух дьяволов, обсыпанные красильным порошком, не зная, где они, так как почти ничего не видели, бросились в разные стороны. Толпа, не признавшая их, начала кричать: «Держи, держи их! Всыпь им, всыпь!» Прибежавшая собака губернатора, бывшая тут же на площади, пустилась в погоню за спасавшимися священниками, схватила сзади дона Ансельмо и укусила его за ногу, а когда он громким голосом стал кричать о помощи, повалила его наземь, впилась ему в сокровенное место и вырвала начисто все, что нашла там, так что бедняга тотчас же потерял сознание. Некоторые подбежали к нему, увидя, что сделала собака, и, движимые жалостью, стали поднимать его; с их помощью придя в себя, он просил их бога ради увести его прочь отсюда. Дон Баттиста не знал, куда ему деться, и был задержан, причем его спросили, кто он. Он назвал себя и просил, как о милости, не оставлять его на площади.
Маэстро Абондио, видя, что план удался и оба недостойных священника посрамлены, просил всех помолчать. Потом взобрался на скамью, которая там стояла, и рассказал жителям Комо всю историю, так что всем стало ясно, что показная святость обоих священников была простым ханжеством. Дона Ансельмо отнесли домой, и прошло много дней, прежде чем он выздоровел, выиграв при этом в одном: теперь он мог без всякого риска развлекаться с женщинами, не боясь, что они забеременеют. Дон Баттиста также с большим позором был отведен домой и получил строжайшее наказание от епископа Комо, который, приказав ему уплатить за бочки и краски мессеру Абондио, засадил его надолго в мрачную темницу. А дон Ансельмо, сверх того, что собака его преотлично выхолостила, был тоже на много дней заключен в темницу. И того и другого епископ отрешил от должности, лишив их права впредь исполнять обязанности приходских священников.
Часть четвертая, новелла XIV
Некий школяр в одно и то же время и в одной и той же кровати наслаждается с двумя своими возлюбленными, и одна не замечает другой
Разумеется, почтенная моя синьора, вы слышали о причине столкновения, происшедшего между школярами и сбирами, в котором принимали участие некоторые мои слушатели[218], и, быть может, вы опечалены смертными случаями, происшедшими во время этой схватки как с той, так и с другой стороны. Мне кажется, что я по долгу своему обязан какой-нибудь веселой историей отвлечь вас, столь опечаленную, от грустных мыслей. И хотя разговор о школярах может вызвать у вас некоторое неудовольствие, я все же попытаюсь рассказом об одном школяре развеселить вас.
Так вот, в городе Павии учился некий школяр, имя которого по известным соображениям я не буду называть. Хотя он и был возвышенного образа мыслей и посвятил себя занятиям философией, однако, как это бывает в юности, был послушен зову любви и целиком отдался в руки одной красивой дамы, жены некоего горожанина, щедро взысканного всеми благами судьбы. Хитрый школяр сумел свести дружбу с этим горожанином, который очень часто приглашал его к себе то пообедать, то поужинать, так что благодаря этим посещениям он сблизился с любимой им дамой.
