Би-боп - Гайи Кристиан
По воскресеньям мы предоставляем крипту молодежи, рассказывает она, это создает оживление. Поль ждет, что последует «культурной жизни», но монахиня не добавляет «культурной жизни». Крипту? спрашивает он. Идите по стрелке. Осторожно, там ступенька.
Поль не оступается — хотя бы на этот раз, — спускается по ступенькам, находит крипту, прохладу, свет, запах, тишину, в глубине пол с настилом из грубой шерсти; на настиле ударная установка, пианино, контрабас, приставленный к пианино, но больше всего, помимо стертых на две трети фресок, его умиляет скульптура, на свету, под витражным окном, меньше статуи в человеческий рост, крупнее статуэтки, ни девица, ни муж, нечто среднее между эфебом и воином, юнец, едва отнятый от груди, молокосос, что пьет кровь сами знаете кого или мечтает упиваться ею, с таким видом, будто уже хлестал ее запросто, и ради этого готовый нас искромсать на куски, короче, рыцарь, и коль ненароком вы возразите ему, мол, нет, все это, парень, сущие небылицы, короче, рыцарь на пьедестале с гравированным словом «признание».
Для человека такого, как Поль, это уже чересчур. Для него джаз мертв, с признанием полный провал, и он знает куда: тишина, на лице рыцаря свет, в лице рыцаря нежность.
Я хочу увидеть вершину, говорит Жанна. Дай мне сигарету, просит Поль. Жанна достает и себе. Им немного стыдно курить на такой высоте. Им все же сумели привить чувство стыда. Но удовольствие сильнее. Стыд не предусматривал удовольствия от курения вдвоем. В одиночку еще можно дать себя подмять. Вдвоем уже можно сопротивляться. Я не против, соглашается Поль, но здесь дорога заканчивается. Дальше надо идти пешком. Меня это не пугает, говорит Жанна, а тебя?
У Жанны неподходящая обувь, сандалии, у Поля тоже. Единственный доступный путь — этакая лощина, что круто уходит вверх, щетинясь корнями. Жанна карабкается первой, поскальзывается, съезжает обратно вниз, Поль подсаживает ее за ягодицы. Подсаживая, об этом думает. Он хотел бы больше не подсаживать, больше не думать. Но опять подсаживает. И уже не может об этом не думать.
Уф, остановка, говорит Жанна, полуобернувшись, платье задрано до бедер, ноги расставлены, согнутая в колене правая нога выше, прямая левая нога ниже, упираясь, — ну — руки в боки, запыхавшись, но так, что. Поль никогда ни у кого не видел такой одышки. Жанна не может отдышаться. Поль тоже. Страшно видеть друг друга задыхающимися. Сразу думаешь обо всех тех, кто. Задохнуться, глядя друг на друга. Искать воздух в другом. Он смотрит, как она ищет воздух в нем. Он ищет воздух в ней.
Вершина плоская, с краев поросшая низкими деревцами. Ничего не видно. Они здесь, и ничего не видно. Специально пришли сюда, чтобы увидеть, и ничего не видно. Тут позавидуешь тому, кто видит, позавидуешь, а потом и скажешь, нет-нет, они не говорят ничего и начинают искать.
Наконец в конце тропинки, идущей вдоль гребня, находят выход. От недавно спиленных елей земля мечена пнями, ноги проваливаются в опилки. Они выбирают пень достаточно широкий, чтобы усесться вдвоем. Садятся, отдыхают, созерцают пейзаж. Надо сказать, что пейзаж. Жанна улыбается, словно говоря, я была права, разве я была не права?
Они возвышаются над. Нет, это долина, пред ними, возвышена, вся в дымке, но дымка такая легкая, что они различают в озере очень яркие отблески солнца.
Без четверти восемь. Здесь хорошо.
Нет, Поль не может чувствовать себя хорошо так долго, его опять занимает мысль. Жанна сидит рядом с ним в своем сильно декольтированном платьице в цветочек. Вечернее солнце золотит ее лицо. Она не отрывает глаз от пейзажа. Он смотрит, как она смотрит на пейзаж. Он ревнует к пейзажу. Ему хотелось бы, чтобы она немного смотрела и на него. Он кладет руку на колено Жанны и позволяет своей ладони скользнуть вверх по бедру. Жанна аккуратно берет руку Поля и отводит ее. Она встает первой.
Поль идет за ней по тропинке. Из-за ее или его жеста, из-за ее жеста в ответ на его жест ему хочется сбросить ее или себя или себя вместе с ней. Покончить с этим, пока это все не кончится вместе с ним. В общем, чушь. Тут, из-за этой чуши, он спотыкается о камень, кусок скалы, выходящий на поверхность. Останавливается, смотрит, склоняется, опускается на колени, зовет Жанну: Иди сюда, посмотри. Жанна возвращается, продолжая думать о том, о чем она думала, возможно, о том же самом, о чем думал и он, как знать. Никто, ни Поль, ни кто-то еще, никогда не узнает, о чем думала Жанна. Она тоже наклоняется. Ее декольте зияет. К счастью, Поль смотрит совсем не туда. Он смотрит на камень. На камне высечены чье-то имя, фамилия, дата. Вроде бы ничего особенного, но Поль. Дата старая: 1951 год. Поль растроган. Жанна нет. Хотя, в общем-то, тоже растрогана, но лишь из-за растроганности Поля. Женщин трогает, когда мужчин трогают подобные пустяки.
На обратном пути через ущелье Поль, управляя машиной, опять спрашивает себя, почему тот тип в 1951 году испытал потребность, поскольку потребность испытывают. Он нагоняет двух велосипедистов. Трековики спускаются по склону на всей скорости. Он обгоняет первого. Хочет обогнать второго. Пробует. Не получается. Тот едет слишком быстро. И на дороге много виражей. Поль тащится за ним. Следом. И наблюдает. И чем дальше, тем больше боится. Он говорит об этом Жанне, Жанна принимает его страх на себя, реагирует, возвращает ему его страх, спрашивает, чего именно он боится, удерживается, чтобы не добавить: Ну а еще ты боишься чего? Я боюсь за него, говорит Поль, затем: Понимаешь, если я и дальше буду висеть у него на хвосте, он подумает, что я его поджимаю, подталкиваю, подгоняю, он начнет нервничать, потеряет контроль и может упасть. Так обгони его, говорит Жанна, или оставайся между ними.
Между двумя велосипедистами? я? говорит он себе, ехать затертым между велосипедистами? уж лучше сдохнуть.
Он прибавляет газу, обгоняет, затем как ни в чем не бывало, как бы говоря себе: Видишь, это совсем несложно, спрашивает себя, на чем он остановился, отвечает себе, подхватывает ход своей мысли по поводу камня с надписью, но поразмыслить не получается: вести машину или размышлять; приходится выбирать что-то одно, мысли приходят к нему, но не его — его? — его раздражает то, что приходится думать чужими мыслями, а иначе как думать? — уже сама мысль о собственной мысли вызывает у него улыбку, так уж лучше вообще не думать, он бросает это дело, довольствуется тем, что говорит себе глупости, так происходит всегда, когда ему не удается быть умным, то есть все время.
Чего ты смеешься? спрашивает Жанна. Ничего, отвечает Поль, я снова подумал о том типе и его камне, сейчас его уже наверняка нет в живых, а может, он умер тогда, в тот самый день, может, бросился в пропасть, может даже, толкнул кого-нибудь, как знать? Или просто захотел отметить свое пребывание на вершине, говорит Жанна. Не исключено, говорит Поль, но это не дает ответа на вопрос о знании. Ты меня утомил, говорит Жанна.
Дорожное молчание. По радио передают «Мисти», о нет. Только не «Мисти». Жанна любила «Мисти» когда-то. Поль тоже, но только с Жанной. А так нет. Эрролл Гарнер это да, это здорово, ну да ладно, проехали.
Скажи-ка мне, говорит Жанна. Что? спрашивает Поль. Мне хочется, чтобы в субботу мы устроили прогулку на кораблике. Прогулку на кораблике? Поль повторяет «прогулку на кораблике»: Прогулку на кораблике? Да, отвечает Жанна, надо же и нам тоже поплавать на этом кораблике. Почему «и нам тоже»? спрашивает Поль. Ладно, говорит он, но при одном условии. При каком? спрашивает Жанна. О, не пугайся, говорит Поль, после такого изнурительного дня я не предложу тебе заняться любовью сегодня вечером. Займемся любовью сегодня вечером, говорит Жанна, но при одном условии. При каком? спрашивает Поль. Я хочу, чтобы ты мне сказал, и на этот раз без уверток, какое условие ты ставишь для прогулки на кораблике, говорит Жанна, я тебя знаю. О, не пугайся, говорит Поль, я хочу только, чтобы мы снова приехали сюда в воскресенье, мне интересно узнать, что играет этот квинтет. Запросто, говорит Жанна.
