Осаму Дадзай - Современная японская новелла 1945–1978

— Почему же, работаю.

— Так что ж ты тогда напиваешься?

— А у меня на работе никто не интересуется, выпила я или нет.

Она работала в баре на третьей отсюда станции электрички. Кроме хозяйки и еще одной женщины средних лет, там работали три молодых девушки, которые приходили в бар в разное время и разные дни. В позднюю смену можно было приходить часов в девять.

— В баре заставят пить, так что сейчас, наверно, не стоит.

— Меня никто не заставляет пить, я пью, когда сама хочу.

Тамиэ встряхнула стакан, звякнули кусочки льда. Она взяла бутылку и горделиво долила стакан.

— Правда, не стоит. Ты ведь уже порядочно выпила.

— Отстань. Я сейчас домой пойду.

— Что это вдруг? Я тебе надоел, да?

— Может, и надоел. Особенно когда пристаешь, как сейчас. Что хочу, то и делаю, и ты тоже что хочешь, то и делай.

— Так-то так, только я беспокоюсь.

— Вот я и говорю, пристаешь.

Он взял стакан и налил себе виски. Он не совсем понимал, чего хочет Тамиэ. Ужин-то вот он, перед ним, это она его приготовила. Вареная скумбрия, отварной шпинат, горячая свинина с морковкой… Тамиэ часто подавала на стол рыбу: это и понятно, ведь она родилась в семье рыбака, но как тщательно все приготовлено и какую заботу он чувствовал в этом, а ему так надоело питаться на стороне. Он слыхал, что женщина средних лет из бара, где служила Тамиэ, держит что-то вроде домашней столовой в расчете на клиентов-холостяков, но ему не хотелось думать, что Тамиэ действует из тех же побуждений. Вдруг он вспомнил курчавого парня, с которым столкнулся тогда в подземном ресторанчике. Тамиэ говорит, что пойдет к себе домой, но на самом деле не к тому ли парню она собирается? Он пригубил горькое виски. Может, ему она тоже готовит ужин?

— Сегодня был в школе, — сказал он, беря палочками кусок рыбы. — Боюсь, не удастся окончить.

— Почему?

— Слишком много прогулял.

— Совсем никакой надежды?

— Да нет. Курахаси сказал, что, если теперь я не пропущу ни разу, он как-нибудь все уладит. Но, я думаю, он просто утешает.

— Ну, это ты зря. Ты все-таки ходи в школу.

Он взглянул на Тамиэ. Она уже не злилась. «Если будешь жить со мной, я любой ценой кончу школу. И в Ацуги не придется ехать. А школу кончу — можно и работу поменять». Но у него не хватило духу сказать это вслух. Он не знал, что Тамиэ ответит.

— В фирме говорят, что, если со школой ничего не получится, придется ехать в Ацуги.

— Тем более надо учиться дальше. Разве нет?

— Угу… — Он разглядывал стакан, который держал в руке.

— Все у тебя как-то нелепо выходит. Посмотрел бы на Кэндзи.

— Кэндзи…

— Да, Кэндзи. Ведь ты старший брат, а такой недотепа.

— Он — это он, а я — это я.

— Что значит «я — это я». Будто у тебя есть свое «я».

— Это как понимать?

— Рассердился. Но это же факт. Ты тряпка. Только и делаешь, что брюзжишь.

Его бросило в жар. Еще немного, и он запустил бы в нее стаканом. Слышать такое от Тамиэ было нестерпимо.

— Ты вот мне это говоришь, а сама? Кто из нас брюзжит? — закричал он вне себя. — В общем, видно, я тебе надоел. Тогда прямо так и скажи. Нечего было заводить разговор о Кэндзи или еще там о чем. Раз не нужен я тебе, так и говори — не нужен, и все.

— Какой ты сделался противный.

Он дрожал так сильно, что стакан в его руке стучал по столу. Тамиэ холодно посмотрела на него.

— Ты что-то там говоришь обо мне, но я знаю, что делаю. Что бы я ни делала, я делаю это потому, что хочу, и что бы из этого ни вышло, никого в этом не виню. А ты? Ты все время надеешься на других! И виноваты у тебя всегда другие. А ведь что так вышло со школой, в этом ты сам виноват. Ведь это ты прогуливал.

Вдруг он заметил, что Тамиэ чуть не плачет. Его как будто ударили. Он ясно понял, что сейчас чувствует Тамиэ. Дело было не в словах, которые она говорила. Его словно опалил горевший в ней огонь.

Теперь он казался себе отвратительным, подлым человеком. Ему вспомнилась давняя-давняя история. Случилось это вскоре после того, как их семья переселилась из рабочего барака в деревне Окуно в городок Титибу. По дороге из школы на пустыре его подстерегли одноклассники. Это было своего рода крещение новичка. Они окружили его, сорвали с него шапку и стали по очереди бить.

— Ну что ж ты, нападай! Эх ты, трусишка. Что, не можешь? Тогда становись на четвереньки, будешь собакой.

Он не мог сделать ни того, ни другого, и его продолжали бить. В этот момент на них налетел Кэндзи. Он набросился на самого большого мальчишку и стал кусать куда попало. Остальные начали оттаскивать и колотить его, но Кэндзи словно прилип к своему противнику. Большой мальчишка взвыл от боли и разревелся. Но зубы Кэндзи все глубже впивались в его тело. Жалобные вопли главаря сменились ужасом, паника передалась всем остальным, и они убежали. А он все это время стоял в стороне и только смотрел. Брата били, а он не мог шевельнуться и стоял как столб.

Вечером пришел отец того большого мальчика, стал ругаться: в нескольких местах здоровенные укусы, это что ж такое? Он был из той же фирмы. Их отец был здесь новым человеком и не смел перечить, он только пристыженно извинялся. Когда тот ушел, отец усадил мальчиков перед собой и расспросил, как было дело. Микио рассказал, как гнусно с ним поступили мальчишки и как ему плохо пришлось. Отец молча слушал, потом поглядел на него и сказал:

— И не стыдно тебе, а? Младший брат за тебя дерется, а ты, значит, стоишь и смотришь.

Отец никогда не повышал голоса. Однако слова отца больно задели его. До сих пор ему тягостно было вспоминать печальный взгляд отца.

А теперь на него глядела Тамиэ, и он снова почувствовал себя таким же жалким, как тогда, в детстве. Она глядела на него, и всевозможные житейские мелочи, бессознательно отложившиеся в памяти, начали выстраиваться перед ним в холодном беспощадном свете, обретая связь и смысл.

— У тебя нет своей воли. Ты боишься решать сам. Помнишь нашу с тобой поездку? Ты тогда очень хотел меня поцеловать. Я же видела. Потому и предложила пари. Я думала, тогда ты на что-нибудь решишься. А ты не смог. Теперь я сюда хожу, пью виски, вроде мы живем с тобой, вроде и нет. Отчего б тебе не сказать: переезжай ко мне? Если я решу переехать, ты согласишься, но сам ведь не скажешь. В тебе все время сидит какой-то другой человек, и ты ничего не можешь сделать, пока он не согласится. Есть в тебе это. Хочется тебе, а не можешь, пока кто-нибудь все не устроит, а ты тогда скажешь: так уж вышло. Вот ты какой.

Не зная, что отвечать, он машинально ковырял палочками рыбу. Она давно утратила всякую форму и превратилась в белое крошево. Он ворошил концами палочек собственную душу. Тамиэ замолчала. Он ощущал на себе ее пылающий взгляд.

— Я тебе столько всего наговорила, а ты даже ответить не можешь как следует.

— Что ж отвечать, ты все правильно сказала, — подавленно отозвался он.

— Да неправильно! Неправильно! — горько воскликнула Тамиэ. — Почему ты не сердишься? Я хочу, чтобы ты рассердился на меня. Ну рассердись же!

Он посмотрел на Тамиэ. Она отвернулась и встала.

— Пьяная я совсем. Задаваться начала. Пойду на работу. А то еще что-нибудь наговорю.

— Наговори. Ты все правильно говоришь.

Она молча надела пальто. «Наверно, больше не придет», — подумал он. Они жили вместе так мало, но так хорошо. Неужели он ее теряет?

— Когда ты придешь?

— Не знаю.

— Я буду ждать.

Подойдя к двери, она взглянула на него.

— Сегодня приходил Кэндзи. Незадолго до того, как ты вернулся.

— Кэндзи?

— Увидел меня и страшно удивился. Спросил, что я здесь делаю. Я сказала, что живу с тобой.

— Тогда он оглядел всю комнату, мрачно так, и тут же ушел. Хлопнул дверью.

Так вот что произошло. Вот почему Тамиэ так рано принялась за виски. Ему нетрудно было представить себе, как изумился брат, когда обнаружил здесь Тамиэ. Он просто видел, какое у него было выражение лица, когда он с ней столкнулся.

— Сказал он что-нибудь?

— Ничего. Но я сразу поняла, что он думает.

— Ладно, бог с ним. Не касается его, что у нас с тобой.

Тамиэ насмешливо улыбнулась:

— Это верно. Не касается.

Она повернулась и вышла из комнаты. Ее слова еще долго звучали в углах комнаты насмешливым эхом.

В этот вечер Тамиэ не вернулась. На следующий день, едва закончив работу, он поспешил домой, но в комнате все было так же, как утром. Он рухнул на стул и опустил голову. Уже стемнело, а он все сидел в той же позе.

— Родился, родился! — раздался возглас за окном. Голос принадлежал пожилой женщине.

— Правда? — откликнулся молодой мужской голос. Послышались тяжелые нетвердые шаги, удалявшиеся в глубину переулка. Там был родильный дом. Похоже, что родился человек. Но до чего же равнодушный голос у этого парня. В нем не было не только радости, но и вообще никаких эмоций. Мысли Микио были полностью заняты пропавшей Тамиэ, но от короткого разговора за окном он вздрогнул. В глазах замельтешили сыплющиеся с неба белые пылинки. Они вздымались ветром с гор и непрерывно падали вниз, покрывая все вокруг. И крыши домов, и деревья, и молодые всходы на полях — все было одето этой белой пылью. В его давних воспоминаниях эта пыль была везде. Откопанный труп человека тоже был весь в такой пыли. «Она и сейчас падает на меня, — подумал он. — Я пытался уйти от нее, но она падает у меня внутри. Она падает между мной и Тамиэ, отдаляя нас друг от друга. Что же все-таки это за пыль?»