Денис Драгунский - Каменное сердце (сборник)

– Я никогда не стану доносчиком! – вдруг надменно говорю я.

– Тогда я позвоню, – говорит Элико.

– Я не потерплю, чтоб моя жена стала доносчицей! – отвечаю я.

– Что же делать? – спрашивают меня Элико и Маша.

– Да ничего не делать, – легкомысленно говорю я. – Выйти из ситуации, как из чужой комнаты. Выбросить эти чертовы ксупты в помойку. Вечером в гости к Лаврухиным не ходить. Напечь самим блины и устроить масленицу. А я пока пойду поищу адрес зубного техника.

– Хорошо, – говорит Элико. – А если Лаврухин вдруг зайдет? Мол, где вы, мы вас ждем, что ему сказать?

– Да как же он зайдет? – со смехом отмахиваюсь я. – Писатель Лаврухин давно умер! Еще до войны!

– Но он же утром приходил и приносил вот эти ксупты! – говорит Элико. – А ведь сейчас не до войны! Сейчас уже сильно после войны!

– Да ладно, ерунда… – говорю я, бодрясь.

Раздается звонок в дверь.

– Лаврухин! – в ужасе кричат Элико и Маша.

Так громко, что я просыпаюсь.

Тимур и его голова

Когда я пошел в четвертый класс (а было это осенью 1962 года), нам задали написать сочинение: «Книга, которую я прочел этим летом».

Тем летом я прочел несколько книг, но более всего мне понравилась «Голова профессора Доуэля» советского фантаста Александра Беляева. Она была в иллюстрированном двухтомнике.

Не долго думая, я написал краткое сочинение по схеме, которая висела на доске: автор, название, герои, содержание и общий вывод. Так сказать, чему эта книга нас учит. Мне показалось, что эта книга учит нас (а) честности и (б) ответственности ученого. «А также, – совершенно искренне для своих 11 лет приписал я, – книга показывает, какая жестокая и несправедливая жизнь бывает при капитализме».

Учительница Лидия Сергеевна велела мне остаться после уроков.

– Что ты понаписал? – тихо, но возмущенно сказала она.

– А что, Лидь Сергевн? – удивился я. – Хорошая книга!

– Она не могла тебе понравиться! Не могла!

– Но понравилась ведь, – сказал я. – Честно.

– Нет! – сказала она. – Такие книги в таком возрасте не могут нравиться советскому школьнику.

Я почувствовал какую-то опасность и сказал:

– Это советская книга. Советского писателя Беляева.

– Я сказала «в таком возрасте», – уточнила Лидия Сергеевна. – Ты в ней ничего не понял.

– Я всё понял! – уперся я. – Это книга про науку на службе капиталистов. Что это нехорошо, от этого люди в конце концов погибают.

– В восьмом классе будешь об этом рассуждать! – засмеялась Лидия Сергеевна. – Садись. Вот листок. Пиши про книгу «Тимур и его команда».

– Я ее не читал, – сказал я.

– Ничего, – сказала Лидия Сергеевна и села на мою парту, сверху, прямо рядом с выемкой для ручки. Она нависла надо мной. У нее были стройные сухие ноги. Сквозь юбку были выпукло видны подвязки для чулок. От нее сильно пахло духами. – Ничего-ничего, – повторила она. – Я тебе продиктую. Пиши: «Этим летом я прочитал много хороших книг. Но больше всех мне понравилась одна. Автор – Аркадий Гайдар. Название – «Тимур и его команда».

– Это обязательно? – Я еще надеялся улизнуть.

Лидия Сергеевна погладила меня по голове и негромко сказала:

– Ты же умный парень… У нас у всех, понимаешь, у! нас! у! всех! будут неприятности из-за твоего, ах, профессора Доуэля. Давай, не задерживай, мама ждет к обеду. Пиши: «список героев: Тимур, Женя, Квакин…»

Ну, я и написал.

Но так и не понял, что это было.

Литература и жизнь

У писательницы Валерии Перуанской была повесть «Кикимора» (1976; фильм Лапшина «Продлись, продлись, очарованье», 1984).

Там была главная героиня 55 лет (только что ушла на пенсию, причем точь-в-точь; следовательно, судя по дате написания повести, 1920 г. рождения).

У нее за всю ее жизнь был один (в скобках цифрами: 1) сексуальный опыт. Подчеркиваю – не один мужчина у нее был, а именно один раз.

При этом она образованна и более или менее социализована: оканчивает институт, работает в издательстве. Почему только «более или менее»? Потому что, имея высшее образование, всю жизнь проработала корректором; близких друзей у нее нет.

Вот что нужно отметить: до пятидесяти лет она живет вместе с родителями, в одной комнате, в коммунальной квартире, причем мама ее всячески избавляет от домашних обязанностей вроде стирки-готовки-уборки.

И второй важный момент: этот единственный сексуальный опыт был для нее весьма травматичным. Дело было во время войны. То есть ей было немного за двадцать. Она оказалась наедине с молоденьким офицером; он стал к ней приставать, она отказала. Тогда он грустно вздохнул: «А я завтра уезжаю на фронт…» Ей жалко его стало, она почувствовала к нему какую-то особую нежность – вот, мол, убьют паренька, так и не испытавшего женской ласки. Отдалась ему, а он потом холодно и равнодушно стал одеваться, и был недоволен: зачем она не предупредила, что девушка?

Потом она сделала аборт («перед мамой и папой было стыдно») – и еще вдобавок подруга рассказала, что этот парень ни на какой фронт не собирался, так как был тыловым работником.

В итоге героиня повести осталась без вот этой довольно важной стороны нашего, так сказать, человеческого бытия.

Бывает?

Наверное, бывает. Все бывает.

Но у меня, как у старомодного литературоведа, возникает старомодный вопрос: насколько это жизненно?

В смысле – типично и характерно для той (советской) жизни?

Вот я вроде бы советский человек, а не знаю.

Но это крайне нетипично и нехарактерно для советской литературы послевоенной эпохи (не говоря уж о довоенной). В произведениях писателей того времени – Юрия Трифонова, Юрия Казакова, Юрия Нагибина, а также Шукшина, Аксенова и так далее, включая официальных столпов соцреализма – люди активно женятся, заводят романы, влюбляются, разлюбляют, переживают разрывы, ищут и находят новую любовь. И даже изменяют женам/мужьям: даже самые положительные герои, члены партии и ответственные работники, порой имеют связи на стороне.

Так что в СССР секс был, успокойтесь!

Или секс в советской литературе – это «лакировка действительности»? Трудно в это поверить.

И еще:

Бывает, повторяю, всё на свете. В качестве казуса. Девушка, вышедшая замуж за отца или даже деда своего бойфренда, или молодой человек, женившийся на матери своей девушки – такое бывает? Бывает! Я сам знаю два или три таких случая. Но они, при всей их бесспорной фактичности, всё же не являются характерными.

А вот женщина, имевшая один (пусть отрицательный, как теперь говорят, «травматичный») сексуальный опыт в молодости и так прожившая остаток лет, – насколько это характерно для советской жизни? Или это все-таки казус? Ничего не понятно.

И самое главное.

Мне странно читать: «она ждала настоящей любви, а любовь не пришла». Звучит примерно так же, как «он, сидя на дачной террасе, ждал грибов, а грибы не пришли, оттого и корзинка пуста». Любовь, как и грибы в лесу, нужно искать!

Перспектива

– Во-первых, я замужем, – строго сказала она в ответ на предложение пойти поужинать в модный ресторан «Герасим и барыня».

– А-а-а… – сказал он.

– Но, во-вторых, – беззаботно засмеялась она, – мой муж уехал в деловую поездку.

– О! – сказал он.

– Но, в-третьих, – вздохнула она, – он должен вернуться на днях. Может быть, даже сегодня. Может быть, он уже дома!

– Эх, – сказал он.

– Но это неважно! Мы могли бы поужинать, а потом… Можно придумать, куда потом этак завалиться, а?

– Ура! – сказал он.

– Но потом он бы все равно нас разыскал! – Она подняла палец.

– Ну и пускай! – расхрабрился он.

– Скажите, пожалуйста! – Она пожала плечами. – Вы что, готовы на мне жениться, если муж меня бросит за измену?

– Готов, – честно сказал он.

– Жениться на избалованной женщине без высшего образования, но зато с двумя детьми?

– Да! – сказал он и взял ее за руку.

– А на какие такие дивиденды вы будете содержать меня и моих детей?

– Проживем! – сказал он и обнял ее.

– Не уверена, – сказала она и вырвалась из его объятий.

– Жаль, – сухо сказал он и отошел от нее на полшага.

– Мне тоже, – сказала она и заплакала.

– Пустое, пустое, – сочувственно прошептал он, подавая ей чистейший носовой платок. – Все равно пойдемте поужинаем. Просто так, по-дружески, безо всяких перспектив и обязательств. А?

– Какой вы скучный. – Она вытерла слезы. – Ладно. Но только один раз.

Снимается кино

Приснилось мне, что я оказался в большой толпе, которая медленно движется под мостом, перекинутым через железнодорожные пути и другое шоссе. Там есть широкий проход для пешеходов, с металлической оградой и с небольшими выступами-карманами, где можно постоять, глядя вниз, как едут машины, разворачиваясь под этим мостом, – съезжают с моста, ныряют под мост в короткий туннель и потом выныривают с другой стороны и снова въезжают на мост, чтобы ехать в обратную сторону.