Говард Лавкрафт - Шепот во мраке
Извините за краткость,
Эйкли
Это письмо Эйкли оказалось не единственным его внеочередным посланием. На следующее утро, шестого сентября, пришло еще одно; написано оно было ужасно: буквы прыгали, строчки наползали друг на друга. По прочтении я до того растерялся, что не знал, что ему посоветовать или что предпринять самому. Как и в предыдущем случае, приведу его настолько полно, насколько позволит память:
...Вторник.
Тучи не рассеиваются – значит, меня снова ожидают безлунные ночи. К тому же луна все равно убывает. Я бы обнес дом проволокой, пустил по ней ток и установил мощный прожектор, да ведь они тут же перережут кабель. Все бесполезно.
По-моему, я схожу с ума. Может статься, что все, о чем я писал Вам, – сон или бред умалишенного. Если до этого мои дела были плохи, то теперь они – хуже некуда. Вчера ночью существа говорили со мной своими проклятыми жужжащими голосами и наговорили такое, что я не решаюсь пересказать Вам. Я слышал все отчетливо: их голоса перекрывали собачий лай, а когда им это не удавалось , им помогал громкий человеческий голос . Не вмешивайтесь в эту историю, Уилмарт: все обстоит гораздо страшнее, чем мы предполагали . Они не позволят мне уехать в Калифорнию , а намерены забрать меня с собой, причем не на Юггот, а гораздо дальше – за пределы нашей галактики, а возможно , и за пределы известных нам пространственных измерений . Меня повезут живьем – вернее , в том виде, который теоретически и с точки зрения сохранения мозга можно считать жизнедеятельным . Я сказал, что никуда с ними не поеду – тем более в том ужасном виде, какой они мне уготовили; но вряд ли мой отказ что-либо решает. Усадьба стоит в такой глуши, что им никто не помешает явиться и днем. Погибло еще шесть собак, а проезжая по лесистым участкам ведущей в Братлборо дороги, я постоянно чувствовал, что за мной следят.
Я допустил ошибку, послав Вам пластинку и черный камень. Уничтожьте запись, пока не поздно. Завтра напишу Вам снова, если еще буду здесь. Хорошо бы прямо теперь перевезти книги и вещи в Братлборо и поселиться там. Если бы я мог, то бежал бы прочь, бросив все на произвол судьбы, но что-то подсознательно удерживает меня от этого. Конечно, в Братлборо мне будет гораздо безопаснее, но и там я, скорее всего, останусь все тем же узником. Я почти уверен, что при всем своем желании уже не смогу выпутаться из этой истории. Какой ужас! Не вмешивайтесь ни в коем случае.
Ваш Эйкли
Получив это ужасное послание, я не спал всю ночь, гадая, насколько Эйкли еще сохранил способность здраво мыслить. По содержанию письмо было сплошным безумием, однако по форме – если к тому же учесть его предысторию – оно подавляло своей убедительностью, не оставляющей места сомнениям. Отвечать я даже не пытался, решив, что лучше всего будет дождаться, когда Эйкли получит мое предыдущее письмо и ответит мне более обстоятельно. На следующий день ответ действительно пришел, однако на фоне описанных в нем событий все мои доводы и советы, на которые вроде бы отвечал Эйкли, смотрелись просто-напросто детским лепетом. Привожу по памяти текст этого леденящего душу послания, написанного с многочисленными помарками, вкривь и вкось, явно на ходу и в дикой спешке.
...Среда.
Только что получил Ваше письмо, но спорить нам больше не о чем. Я сдаюсь. Удивляюсь, как у меня еще хватает сил давать им отпор. Теперь мне уже не выпутаться при всем моем желании – даже если бы я бросил все и бежал. Догонят.
Вчера получил от них письмо: посыльный деревенской почтовой службы доставил его в особняк, пока я был в Братлборо. Напечатано на бланке почтового отделения города Беллоуз-Фолз, отправлено оттуда же. Сообщили, что собираются со мной делать – что именно, говорить не буду. Но только и Вы будьте осторожны! Пластинку уничтожьте. По ночам все так же облачно, а луна по-прежнему на ущербе. Жаль, что я не решился просить о помощи – может быть, тогда еще не все было бы потеряно. Только боюсь, что каждый, кто рискнул бы приехать сюда, наверняка посчитал бы меня сумасшедшим, ибо я не могу представить вещественных доказательств моим словам. А просить помощи без повода я не могу, ибо ни с кем раньше не знался близко, да и теперь не знаюсь.
Да, Уилмарт, я ведь еще не сказал самого главного! Приготовьтесь, новость потрясающая. Но помните, что я говорю чистую правду. Так вот: я своими глазами видел вблизи и даже трогал одного из них – или по крайней мере то, что от него осталось. Боже ты мой, какой это был ужас! Естественно, он был мертв: одна из моих собак растерзала его ночью. Я обнаружил тело утром около конуры и отнес в дровяной сарай; хотел сохранить и предъявить потом как вещественное доказательство, но не прошло и двух часов, как чудовище буквально растворилось в воздухе. Так что и следов не осталось. Как, впрочем, и от тех, что плавали в реках после наводнения; вспомните, их видели только утром первого дня. А теперь о самом страшном. Я хотел сделать фотоснимок этого существа и отослать Вам, но когда проявил пленку, то на ней проступило лишь изображение дровяного сарая . Из какого же теста сделано это существо? Оно ведь материально, раз я его видел и осязал. К тому же они оставляют следы. Так что же это за материя? Форму тела описать трудно. Представьте себе огромного краба, состоящего из множества пирамидообразных мясистых колец или, скорее, сгустков тягучего плотного вещества, а на том месте, где у человека находится голова, увенчанного клубком щупалец. Зеленое липкое вещество – это у них нечто вроде крови или жизненных соков. И с каждой минутой этих существ на Земле становится все больше.
Уолтер Браун исчез – в окрестных городишках он больше не появляется. Наверное, я в него угодил, когда стрелял по непрошеным гостям, а они, похоже, всегда стараются забрать с собой убитых и раненых.
Сегодня добрался до города без помех, но, боюсь, они перестали преследовать меня именно потому, что уверены: я все равно от них никуда не денусь. В данный момент пишу из почтового отделения в Братлборо. Как знать – может, в последний раз. Если так, то сообщите о моей смерти сыну; его адрес: Калифорния, Сан-Диего, Плезант-стрит, 176, Джордж Гудинаф Эйкли . Только ни в коем случае не приезжайте сюда . Если через неделю от меня не поступит никаких известий, напишите моему мальчику и следите за сообщениями в газетах.
У меня осталось два последних козыря; попробую ими воспользоваться – если, конечно, хватит душевных сил. Во-первых, попытаюсь травить их ядовитыми газами – нужные вещества у меня есть, а себя и своих собак я защищу противогазами (я приспособил маски и для них); если ничего не получится, то обращусь к шерифу. Местные власти, стоит им захотеть, могут упечь меня в сумасшедший дом – но это все-таки лучше, нежели попасться в лапы инопланетных чудовищ. Постараюсь привлечь внимание полиции к следам вокруг дома – отпечатки хоть и слабые, зато каждое утро свежие. Впрочем, вполне допускаю, что мне не поверят. Скажут, подделал – меня ведь здесь все считают чудаком.
Надо еще попробовать вызвать полицейского из центрального управления: пусть останется на ночь и сам увидит, что здесь творится, – хотя поведение этих тварей предугадать нетрудно: проведают обо всем и на эту ночь оставят меня в покое. Они перерезают кабель всякий раз, когда я пытаюсь сделать телефонный звонок среди ночи. Монтеры телефонной компании пребывают в крайнем недоумении и могут засвидетельствовать факт частого повреждения линии, если, конечно, в своем недоумении не зайдут слишком далеко, решив, что кабель перерезаю я сам. Со времени последнего обрыва линии прошло уже больше недели, а я даже и не пытался похлопотать о ее починке.
Я бы мог попросить кого-нибудь из местных фермеров подтвердить истинность моих показаний, но за подобное свидетельство этих малограмотных людей только подымут на смех; к тому же они давно уже обходят мой дом стороной и о последних событиях ничего не знают. Этих деревенщин не заставишь и на милю приблизиться к моему дому никакими уговорами и деньгами. Письмоносец, наслушавшись их рассказов, тихонько посмеивается надо мной. О господи! Ну почему я не осмеливаюсь сказать ему, что все это правда! Пожалуй, я все-таки покажу ему следы около дома – может, это заставит его призадуматься; плохо, однако, что он приходит во второй половине дня, когда их обычно уже почти не видно. Если же попытаться сохранить отпечаток, накрыв его ящиком или тазом, то письмоносец наверняка решит, что это подделка или просто глупая шутка.
Теперь я жалею о том, что все это время вел отшельнический образ жизни, в результате чего соседи перестали ко мне заглядывать. Я никому не решался показывать черный камень, пластинку и снимки. Их видели только несколько малограмотных уроженцев этих мест. Остальные все равно бы не поверили, и я со всеми моими страхами стал бы настоящим посмешищем. Хотя снимки показать все-таки надо бы. На них четко видны следы когтистых лап – пусть даже тех, кто их оставил, запечатлеть на пленке не удалось. Как досадно, что сегодня поутру я оказался единственным, кому довелось увидеть мертвое чудовище! Сейчас же от его тела не осталось и следа. Впрочем, я уже сам не знаю, чего хочу. После всего пережитого сумасшедший дом покажется мне не хуже родного. По крайней мере, врачи помогли бы мне собраться с силами и бросить эту проклятую усадьбу – а это единственное, что может меня спасти.
