Микаэл Ханьян - Беседы с ангелом по имени Билл
Помощь пришла неожиданно. На некотором расстоянии от последней клумбы я заметил садового работника, которого выдавали соответствующие причиндалы: в большой тачке были сложены лопаты, грабли и несколько мотыг разной величины и формы. Несмотря на туман, на садовнике были темные очки. Широкий прорезиненный плащ доходил до земли, и с ним нелепо контрастировала соломенная шляпа, по-матросски надвинутая на макушку. Довершала портрет борода лопатой.
– Простите, – начал, было, я, но бородач не дал договорить:
– Сейчас провожу. Вот, только закончу с этим детским садом, и буду весь ваш.
При этом садовник даже не посмотрел в мою сторону, ибо сосредоточенно рассматривал какой-то мелкий саженец. Удовлетворившись осмотром, он воткнул саженец рядом с краем клумбы и вынул из тачки следующий. Проделав те же действия с очередным подопечным, бородач ухватился за тачку и произнес:
– Нам прямо и налево. За мной.
Бородач бодро зашагал, толкая тачку и насвистывая себе что-то под нос. Я подумал, что молчать с моей стороны будет невежливо.
– Вы здесь работаете?
– Заглядываю иногда.
– Ухаживаете за растениями?
– Скорее, за людьми. А за цветочками здесь вообще ухаживать не нужно.
– И… и как же вы за нами ухаживаете?
– По-разному. Кто заблудится – нужно проводить; кто впадает в прострацию – нужно вывести; кто забывает, откуда пришел – нужно напомнить.
– Меня вы, видимо, провожаете?
– Да, вас просили проводить.
– Просили?
– Конечно, не сам же я сюда явился. У меня много дел поинтересней.
– А что это за дела?
Я обернулся к своему собеседнику, но ни его, ни тачки уже не было. Честно говоря, я не удивился. Было бы странно, если бы он просто ушел. Не удивился я и тому, что стоял перед знакомым зеленым кустом. Оставалось только раздвинуть его ветки, чтобы оказаться на моей старой, унылой, но почему-то такой долгожданной аллее.
Я побрел в сторону дома, однако не успел пройти и двадцати метров, как увидел на скамейке всё того же садовника. Он сидел, вольготно развалившись и обнимая спинку длиннющими руками. Когда я поравнялся со скамейкой, он скрестил руки на груди и строго произнес:
– В следующий раз не забудьте: прямо и налево.Ботаник
Глава одиннадцатая, о расширении воображения.
– Ну, как тебе Ботаник? – спросил Билл, выныривая из пустоты и подстраиваясь к моему шагу.
– Ты о ком?
– О бородаче, с которым ты познакомился в прошлый раз.
– A-а, соломенная шляпа?
– Соломенная? Не знаю, может быть, и соломенная. У него их много.
– Ничего мужичок, забавный. Только не особо разговорчивый.
– А это у него от увлечения растительным миром – поэтому мы его и прозвали Ботаником.
– У нас так называют сухарей, зануд и прочих скучных типов.
– Да? Забавно. Расскажу ему при встрече. Хотя его трудно поймать – он нарасхват.
– А чем он еще занимается, кроме цветочков?
– Вообще, основное его занятие – создание горизонтов.
– ?
– Сейчас объясню. В процессе развития человека наступают моменты, когда старая форма уже не вмещает новое содержание. Есть много способов исправления таких положений, но в некоторых случаях вмешательство должно быть радикальным. Такое радикальное вмешательство мы называем «созданием горизонта». Горизонты бывают нескольких типов: пространственный, звуковой, концептуальный, иерархический и некоторые другие, плохо понятные тебе и даже мне.
– Позволь угадать: мне создали пространственный горизонт?
– Бинго.
– И что это даст мне?
– Ну, это зависит от тебя самого. Но теперь у тебя есть возможность расширить свое воображение в определенной эстетической среде, которая должна благотворно влиять на процесс усвоения новых истин.
– Это выдержка из рекламного объявления ЗАО «Новые горизонты»?
Ангел насупился:
– Не интересно – буду молчать.
– Нет-нет, интересно, даже очень! Кстати, помолчать вместе – идея неплохая. Пойдем в новый садик?
– Садик, – пробурчал Билл. – Еще скажи «огородик».
Между тем мы подошли к концу «старой» аллеи, и я смело раздвинул кусты. К моему разочарованию, ни розовой аллеи, ни красивых клумб я за ними не увидел. За спиной раздалось хихиканье Билла.
– Ну, и куда ты теперь без рекламного объявления?
– Ладно, сдаюсь. В чём фокус?
Билл чуть отошел в сторону.
– Опусти руки-то, не ломай ветки. Чем кустик провинился?
– Билл, хватит издеваться, а? Объясни лучше, что нужно сделать, чтобы снова увидеть эту красоту.
Ангел неторопливым шагом направился к стоявшей рядом скамейке. Усевшись, он произнес:
– Нужно только захотеть.
– Но ведь я хочу! – я присел на краешек и приготовился к спору.
– Да, но ты не веришь.
– Извини, но во что тут верить? Садик либо есть, либо его нет.
– Вот-вот. Садик-огородик либо есть, либо нет. Только я бы добавил: для тебя.
– Я говорю об объективной реальности, которая никуда не исчезает, независимо от того, верят в нее или нет.
– Господи, за что мне это наказание! – ангел театрально воздел руки к небу.
– Хватит стенать.
– Так у тебя ведь до сих пор в голове сплошной кавардак. Ну, скажи мне, при чём тут какая-то объективная реальность? И вообще – что это такое?
– Ну, если хочешь – это то, что можно пощупать, понюхать, увидеть.
– Скажи мне, а твои чувства – реальны? По-твоему – нет, потому что ни понюхать, ни пощупать их невозможно.
Это был сильный аргумент: в реальности своих чувств я не сомневался. Как можно было сомневаться в том сильном и нежном чувстве, которое я испытывал к Лиз?
– Вот и я о том же. Так что давай не будем пока говорить об объективной реальности, а поговорим лучше о том, как увидеть за этими колючками новые горизонты.
– Ты сказал, что я в это не верю.
– Веру можно наполнять различным смыслом. В данном случае это – синоним уверенности. Ты должен быть уверен в том, что за этой зеленой стеной не болото, а волшебная страна.
– Но ведь в прошлый раз удалось?
– В прошлый раз это сделал за тебя Ботаник.
– А в этот раз сделаешь ты!
– Могу, мне не трудно. Только ты будешь продолжать оставаться здесь гостем.
– Значит, нужно самому?
– Обязательно.
– И поверить?
– И поверить. Вообще, Макс, у нас остается не так много времени, а мы до сих пор не говорили с тобой о вере серьезно.
– Опять эти смутные намеки. Почему у нас остается мало времени?
Ангел заерзал на скамейке, а затем стал что-то чертить своей тростью на земле.
– Не будем вдаваться в подробности. Скажем только, что скоро тебе придется продолжать свой ликбез в одиночку.
Мне стало грустно. За семь месяцев я успел привыкнуть к нашим совместным прогулкам, к его широкополой шляпе и общипанным усикам. Не хотелось расставаться с ним, не услышав чего-то главного.
– И мне тоже. Поэтому в следующий раз мы будем говорить о самом главном.
Таинственное орудие
Глава двенадцатая, в которой Билл рассуждает о вере, сказках и о вере в сказки.
Если задуматься, к этому разговору я готовился давно. Точнее, готовиться к любому разговору с ангелом было трудно, практически невозможно. Поэтому вернее будет сказать, что я просто ждал этого разговора. Я чувствовал, что беседа о вере будет центральной, важнейшей из всех наших бесед. И я почти не ошибся.
Бурное лето сменилось ранней осенью, и наша аллея потихоньку увядала: дорожка терялась в засыпавших ее листьях, а одинокий фонарь светил еще более тоскливо, чем обычно. Но с некоторых пор этот антураж на меня уже не действовал. Я перестал воспринимать его телом, то есть эмоционально, и научился смотреть на окружающее пространство глазами заинтересованного гостя… И еще мне нравилось угадывать, о чём будет следующая беседа с Биллом. Порой мне казалось, что существует едва уловимое соответствие между погодой, точнее, разлитым в природе настроением, и очередной беседой.
– Что-то ты меня сегодня игнорируешь, – услышал я знакомый негромкий голос и увидел ангела, сидящего на скамейке. – Когда, думаю, он меня заметит?
Я несколько смутился и начал извиняться, хотя был готов поклясться, что во время предыдущего захода на скамейке никого не было.
– Ну, ладно. Я сегодня добрый. Ты помилован, – театрально сообщил Билл и, легко поднявшись, пристроился ко мне.
Как водится, некоторое время прошло в молчании, после чего Билл остановился, поднял указательный палец и провозгласил:
– Вера как таинственное орудие. Вот наша тема на сегодня.
Первая часть нашей «беседы» свелась к монологу.
«Вера, – говорил Билл, – самое загадочное понятие во вселенной. Она плохо понятна не только людям, но и многим вышестоящим чинам ангелов». Только существа значительно более высокого уровня действительно понимают, что такое вера, но о них Билл ничего не рассказывал.
Сложность понимания веры связана, в первую очередь, с тем, что она предельно эфемерна. Даже мысли и эмоции куда более «материальны», поскольку регистрируются и измеряются доступными (ангелам) средствами. Тем более любовь: активное излучение этого состояния легко воспринимается даже смертными, если, конечно, они не окончательно зачерствели и не засохли в своей материальности. Что же касается веры, то при всей ее огромной силе – а на этот счет никаких разногласий между ангелами нет – она неуловима, неподвластна какому-либо изучению и анализу. Хорошее сравнение – «черный» ящик: знаем, что на входе, и знаем, что на выходе, а вот что внутри – не знаем и знать не можем. Так же проявляется и таинственность веры: мы видим состояние (выражение веры), мы видим результат (преобразование человека или ангела), но мы не видим и не можем видеть того, как всё это происходит.