Елена Габова - Большая девчонка
– Ну, вот узнала. Не жалеешь?
– Ни капли, Захарыч! Мне даже луна понравилась.
– Ну! Луна вааще! Слышь, так жрать хочется!
Я только молча вздохнула.
– Надо было взять бутербродов. И ты тоже не догадалась, а еще девушка называешься, хозяйка.
– Не думала, что поход затянется. А то почистила бы для тебя морковки. Ничего, дома тебя накормят.
– Я что, верблюд, морковку жрать?
Ну вот. Я не только не коза и не заяц, но и не верблюд, оказывается.
Отсюда начинались городские фонари. Луна, конечно, неплохое светило, и светила она в полный феерический накал, но фонари были совсем не лишними в темную августовскую ночь.
Рядом с домиком, с другой его стороны, прямо под фонарем, лежала верблюдица и задумчиво жевала жвачку. А может, это не верблюдица была, а верблюд, но кому охота разбираться?
– Что это? – удивленно спросила я Захара, – слушай, я, кажется, совсем с катушек слетела. Я вижу… Слушай, ты почему верблюда вспомнил? Я его вижу!
– Кого, Покровская?
– Верблюда же! Мы вообще случайно не в Казахстане? А может, я вообще уже сплю и вижу сон? Захарыч, меня ущипни.
– Точно! Я тоже сон вижу. Во елки! Реально верблюд. Откуда? Не, Казахстан от нас далеко, Китай ближе.
– Я знала, что тут лошади живут. Вон их загон. Спят. Ну, помнишь, они на площади работают?
– А… Помню.
– А теперь верблюд…
Каждый выходной лошадки рысью бежали в город. Верхом на них сидели девчонки лет пятнадцати. На площади Макарова лошадки степенно катали малышей. Наездницы шли рядом, держа в руках поводья. Счастливые сияющие детишки проезжали по площади круг или два и валились в руки родителей. Я однажды разговорилась с одной девчонкой-наездницей, мне показалось, что ее белая лошадь прихрамывает, и я ей об этом сказала. Мне сильно не понравилось, что они заставляют работать больную лошадь. Дело было зимой, и шапка у девчонки была чудная – сзади болтался пук вязанных «сосулек».
– Это у Авроры походка такая, – объяснила девчонка, погладив лошадь по морде. Аврора стояла смирно и белесыми ресницами смахивала снежинки. Ресницы были длинные, почти как у Кислицина.
Тогда я из любопытства спросила, много ли они зарабатывают прокатом лошадок.
Девчонка поправила смешную шапку и ответила, что заработка хватает только на прокорм лошадям. И правда, за прокат они брали совсем небольшие деньги.
– Теперь на верблюдах будут катать.
– На верблюде. Где ты видишь второго? – спросила я. – Может, покатаемся бесплатно?
Мы подошли к верблюду. Он спокойно лежал и жевал.
– Он привязан, Захар…
– Понятно, привязан. Если бы не привязь, ушел бы к себе в пустыню. Слышь, наверное, ему несладко в краю лесов.
– Ага, верблюжьей колючки нет, любимого тортика.
– Пусть елками питается, та же колючка.
Верблюд позволил погладить себя. У него была спутанная, но мягкая шерсть в колючках и колтунах.
– Верблюжье одеяло…
Я попробовала залезть между горбов, а верблюд вдруг решил, что уже достаточно полежал и что надо уже подняться, а я не успела еще устроиться между его мягких холмов и стала боком сползать на землю.
– Ой-ой, эй-эй, как тебя, стой!
Я валялась на земле вверх тормашками, а рядом хохотал Захар.
– Вовремя ты свалилась! Если бы он встал, сама спуститься бы ты не смогла.
– Правда, что ли?
– Мне мать рассказывала. В Египте садишься на верблюда бесплатно, а чтобы слезть – плати. Только тогда бедуины помогут слезть. Реально.
– А если не заплатишь?
– Всю жизнь будешь на верблюде ездить.
– Так это ж хорошо!
Посмеялись. Захар подал руку и помог мне подняться.
Через час я была дома, чем несказанно удивила родителей. Они уже спали, когда я ввалилась в квартиру, открыв дверь своим ключом. Я старалась раздеваться как можно тише, но мама все равно услышала.
– Виолетта! Ты! Ночью! Что случилось? – мама выскочила из спальни в прихожую в ночной рубашке.
– Я. Конечно, я, кто же еще! Бросили меня во время всемирного потопа, – упрекнула я и чмокнула маму в щеку вместо приветствия.
– Мы звонили много раз, у тебя телефон был выключен.
– Естественно, выключен. Зарядка кончилась, он же у меня не вечный двигатель. Иди, мам, спи, я тоже сваливаюсь, устала до чертиков и спать хочу, мы пешком пришли.
– Боже мой! Пешком! С кем?
– С Захаром Кислициным. У нас денег на автобус не было.
– Ужас! Бедные дети! Надо было дождаться выходных.
– Мам! У нас поесть что-нибудь найдется? Я такая голодная!
– Все в холодильнике. Поищи что-нибудь.
С тех пор прошел год. Девятый класс как верблюд языком слизнул.
Что-то и правда случилось со мной во время осеннего прошлогоднего путешествия, понимаете, да? Кто-то или что-то связало меня с этим дурацким Захаром, мне все время хотелось быть с ним. С ним куда-то идти. Учить уроки. С ним орать песни. Ну да, я об этом написала в стихах. На школьных дискотеках для меня существовал только он. Меня приглашали парни из других классов, но он меня не приглашал никогда. А я, как только объявляли белый танец, летела к нему. Даже и не в белый танец летела. Мы танцевали, и я спрашивала Захара, когда он снова поедет на дачу, и даже сама предложила ему один раз поехать вдвоем и встретить там Новый год. Он отказался. А в этом году Кислицины дачу продали и купили другой участок, там не шесть, а целых пятнадцать соток. Совсем в незнакомом месте. Так что теперь Захару есть где развернуться и стучать молотком, они строят большой дом. На этих летних каникулах я на даче не оставалась. Мне было там дико скучно без Кислицина. Я помогала маме в выходные, а в понедельник мы возвращались в город всей семьей. И даже когда родители проводили на «фазенде» отпуск, я жила в городе. Одна.
Свое отношение к Захару я вижу с двух сторон. Самая благополучная, талантливая, умная, оригинальная девушка любит незаурядного, тонко чувствующего, интересного человека. Все это здорово и прекрасно. Другое отношение: самая противная, самая вредная, самая плохая девушка любит черт знает кого черт знает зачем.
Кто такая я? Пятнадцатилетняя дурочка, любящая стихи. Кто такой Захар? Пятнадцатилетний парень, не по возрасту высокий и смазливый, любящий рыбалку и огород, ну, а в общем – никто. Никаких особых заслуг ни у него, ни у меня. На олимпиадах мы не побеждаем. Спортом не увлекаемся. Господин NN и госпожа NN-ша. Пара серых мышей.
Вот и все про меня и него.
Назавтра мы с Левой шли в школу, уже как дружные брат и сестра. И на нас снова смотрели, но уже как бы привычно – а, это вы!
– Ветка, приветка! – Аня промчалась мимо меня, успев подмигнуть.
Около школьного крыльца я заметила вчерашнего обиженного малыша. Он шел в том же нарядном костюмчике один, без взрослых. Споткнулся о нижнюю ступеньку и чуть не растянулся на асфальте.
– Осторожнее! – я придержала его сзади за ворот. – Как настроение, господин школьник?
– Хорошее! – мальчик оглянулся и, узнав меня, улыбнулся. Спереди у него не хватало двух зубов, и это придавало ему потешный вид.
– А как цветы поживают?
– Они у учительницы. Она их больше не выкидывала, в воду поставила. В банку.
– Отлично! А зовут тебя как?
– Жорик.
– Пока, Жорик, смотри, больше не плачь! – последнее я, наклонившись, прошептала ему прямо в ухо.
– Ага! Хорошо! Не буду!
– Хо, Тундра явился! – воскликнул Тимка, едва мы вошли в класс. – Привет, Тундра!
Тимка сидит в последнем ряду у дверей. У него симпатичная физиономия, но, по-моему, на голове не хватает рожек, потому что это настоящий чертенок. Не черт – Тимка невысокий, и голос у него до сих пор тонковатый, – чертенок, понимаете, да? И не сказать, что он дурак или дебил, он нормальный, только местами тупой. И не обладает чувством самосохранения.
Лева снял с плеча рюкзак и молча передал мне. Подошел к этому, без рогов, и дал в лоб. Знаете, смотреть, как дают в лоб, сильно неприятно. Тимка резко откинул голову, из носу показалась кровь. Девчонки ахнули. А Лева как ни в чем не бывало забрал у меня рюкзак, и мы двинули к своей парте. Как будто вообще ничего не произошло. Тимка выскочил в коридор, зажимая нос ладонью.
Теперь Леву никто не будет называть Тундрой. Молодец. Мальчик умеет за себя постоять. Я бы так же поступила на его месте, понимаете, да?
– Ты, новенький, руки-то не очень распускай, – в полной тишине негромко сказала Валя Агеева. – У нас это не принято.
– А язык распускать, как – принято? – спросила я.
– А что он такого сказал? – взвилась Валя.
В прошлом веке Валя обязательно была бы комсомольским вожаком. Она очень правильная, и всего у нее в меру – длина юбки, косметики на лице, хороших оценок.
– Понял, – коротко ответил Лева, повернувшись к ней. А потом ко всем обратился, прибавив в голосе громкости и стали: – Надеюсь, все поняли, что тундра в Заполярье? Между прочим, классное место. Красоты там не меньше, чем у вас.
– Вот и оставался бы там, в своем красивом местечке, – добавила Валя. – Сразу драться, подумаешь, супермен.
