Сергей Тепляков - Двуллер. Книга о ненависти
– У вас продается славянский шкаф?
– Шкаф продан! – закричал Давыдов. – Осталась только тумбочка!
Дверь распахнулась, ввалились трое. Это были друзья Давыдова и Карташова, одних с ними лет, но немного другого уровня. Все молодые люди принялись обниматься, хлопая друг друга по плечам и спинам.
– А это кто же? – спросил, наконец, один из пришедших, несмотря на молодость, уже полноватый и мордатый блондин.
– А это, Сеня, красивая девушка Алла! – ответил Давыдов. – Алла, знакомься, это мой товарищ Семен Протопопов. – Это, Аллочка, Роман Крейц, а это – Володька Хоркин.
Крейц был высокий, крайне худой, со впалыми щеками – настоящие кожа и кости. При этом он явно чувствовал себя вполне комфортно в этой коже и с этими костями – постоянно улыбался и пошучивал. Хоркин, плотный коренастый коротышка, кинул на Аллу быстрый взгляд, потом так же быстро глянул на Давыдова, и как-то так повел губами, что Алла поняла – Хоркин удивлен.
– Впервые у этого балбеса такая девушка!
– сказал Хоркин, подходя к Алле и протягивая руку. Алла подала свою в ответ, и Хоркин ее поцеловал.
– Ого! – закричал Протопопов. – Антоха, смотри – уведут!
– У меня не уведут! – ответил Давыдов, стараясь, чтобы это звучало грозно. Но вид у него при этом был кислый.
Тут к тому же встряла Уткина – ее обидело, что кому-то там, а не ей, целуют руки.
– А что же это, она одна что ли здесь дама?!
– кричала она.
Хоркин повернулся, внутренне крякнул, увидев Уткину, но не показал виду, подошел и галантно поцеловал руку, которую Уткина ткнула ему прямо в лицо.
Давыдов смотрел на Хоркина хмуро. «Балбес, значит»… – думал Давыдов. На самом деле, это именно из-за Хоркина он вылетел из вуза. Хоркин затеял торговлю анашой, а Давыдов попал в «дело» уже потом. Но когда их взяли, Хоркин упросил Давыдова взять все на себя. «У тебя же вон какой папа, тебе точно ничего не будет, отмажут. А меня погонят из универа на пинках. А у меня отец сердечник и мать постоянно еле жива!..» – лебезил Хоркин. Правда, были еще и деньги – хорошие деньги взял Давыдов с Хоркина за то, что его не сдал. И вот результат: Хоркин учится и скоро будет офицером, а он, Давыдов, до сих пор сержант. «Да и деньги те давно тю-тю…» – подумал Давыдов, пытаясь вспомнить, купил ли он на них хоть что-то путное. Не вспоминалось – видать, не купил.
Налили по первой, потом по второй. Давыдову полегчало. Разговор за столом, как обычно бывает, разбился на группки.
– Я вот тут службу тащу, в гов… извини, Алла, в дерьме по колено вожусь, а вы конспектики пишете, а потом будете бумажки перекладывать с места на место! – объяснял Давыдов Протопопову, плотно войдя в образ человека, который пашет за всех. – А народец-то здесь еще тот. И с ножиками кидаются, и с кастетами. Ну правда, бывает и интеллигенция. Вот только что привезли троих преподов из… а, черт, забыл, откуда. Но посмотрю в журнале приема. Вот понадобится Алле зачет или там курсовую сгоношить – позвоню я этому преподу, разве же он откажет?
Другая компания, Хоркин, Карташов и прислушивающаяся к ним Уткина, тихо говорили про Чечню: вот ввели туда войска еще в ноябре, чем кончится? Карташов был единственный из всех, кто служил в армии. От этого он важничал и разговаривал так, будто это именно он командует войсками в окрестностях Грозного.
– Раскатают там всех танками! Как два пальца об асфальт! – говорил Карташов. – Да и не будет ничего – побузят, да перестанут. На фига чеченцам война?
Уткиной разговор о танках и чеченцах был неинтересен, зато присутствие соперницы, явно забирающей на себя большую часть мужского внимания, раздражало ее все сильнее.
– Ребята, ребята! А давайте выпьем! – закричала она. Никто не возражал. Быстро налили.
– Выпьем за дам! – прокричала Уткина, косясь на Аллу. – А за «не дам» мы пить не будем!
И визгливо захохотала. Карташов, Крейц, Хоркин, Протопопов тоже грохнули, косясь на Аллу. Давыдов вскипал. Карташов, который был пьянее остальных, прокричал:
– Алла – всем давала!
Алла выглядела как затравленный зверек.
– Да брось ты, не стесняйся, – сказал ей Давыдов, подавая почти до краев наполненную рюмку – ободренный ее джинсами, он решил ускорить процесс: – Вот, вливайся в коллектив!
Алла, хоть и выпила уже чуть-чуть водки, но это не расслабило ее. Она вдруг поняла, что это совсем не та компания, в которой ей хотелось бы оказаться этим вечером.
– Слушай, Антон, мне уже пора… – заговорила она.
– Куда пора? Как пора?! – удивился он. – Что значит – пора? – тут он опомнился и попытался повернуть все в шутку: – Отсюда так просто не уходят, только когда я выпущу!
Этим он напугал ее еще больше.
– Нет, я пойду. Все было отлично, работа у тебя интересная, а друзья замечательные!
– Ух ты, мамзель нами брезгуют! – закричала Уткина. Давыдов резко повернулся в ее сторону, собираясь сказать пару ласковых, но тут еще толстяк Протопопов вставил свое:
– Аллочка, не уходите, а кто же будет танцевать на столе?!
Все, кроме Аллы и Давыдова, покатились от хохота. Давыдов и сам бы в другой день посмеялся – шутка в общем-то как шутка – но тут ему хотелось двинуть Протопопова по лбу.
Алла была уже у дверей. Пока Давыдов выбрался из-за стола, она уже отыскала свою шубейку и быстрым шагом шла к выходу. Котенко ее не удерживал: «Вот мне еще не хватало давыдовских баб ловить» – подумал он не без злорадства: обидно было, что такая девочка достанется этому дураку.
– Алла! Алла! – кричал Давыдов, путаясь в сумках и пакетах. Он выбежал в «приемный покой», потом в коридор, выскочил во двор. Алла уже садилась в марковский «УАЗ» ик. Давыдов бросился к передней двери, схватил ручку, но Марков как раз в этот момент нажал на кнопку, заблокировал дверь, и тронулся с места.
– Стой! Стой! Стой, старый хрен! – кричал Давыдов. Но огоньки машины быстро удалялись. – Твою мать! Вот ты же козел, Николай Степанович!
Он еще постоял – вдруг вернутся? Не возвращались. Злоба кипела в Давыдове. Он и раньше понимал, что Алла – девочка не про него, но объяснял это по-своему. «Был бы я офицерик с папочкой под мышкой – поди не удрала бы! – зло думал он. – А с простым ментом западло, да?!» Он тут же вспомнил, почему он простой мент – этот хренов Хоркин! Дать что ли ему по башке?
Давыдов вернулся в подсобку. Компания встретила его радостным ржанием: «Не догнал? Что же ты, Антоша, как же так?»
– Нормальные-то люди уже по два раза трахнулись! – кричала Уткина, глядя на раскрасневшегося и улыбающегося Карташова. – А эту фифу ты еще полгода уговаривать будешь!
– Не грузись, Антон, – хлопнул его по плечу Протопопов. – Вот будет хорошая работа – девки сами приложатся. Прикинь, меня зовут в краевое управление по борьбе с экономическими преступлениями (он поднял вверх указательный палец). Ты же представляешь, какие там деньги ходят?! – и снисходительно добавил: – Это вам не у здешних выпивох мелочь по карманам тырить!
Все снова захохотали. Крейц, почему-то захмелевший сильнее и быстрее других, проговорил:
– А ты, Антоха, мелочь, которую у алкоголиков собираешь, потом в магазине меняешь на бумажки? Я знаю, что те, кто при церкви милостыню просят, так делают!
Он захохотал, считая, что шутка удалась. Захохотали и другие. Давыдов насупился, налил себе одному полстакана и выпил одним глотком. «Суки… Суки»… – подумал он про всех и ни про кого.
Он вдруг вспомнил про летчика в карцере. «Вот с кем хочу выпить!» – вдруг подумалось ему. Он пошел к карцеру и отпер его. Зощенко сидел в углу, пригревшись, в полудреме.
– Эй, летчик, пошли выпьешь с нами! – сказал Давыдов.
«Чего вдруг?» – подумал Зощенко, непонимающе глядя на Давыдова. Тот понял его взгляд и ободряюще махнул рукой: пошли, пошли. Вместе они пришли в подсобку. Только Уткина и Карташов удивились, да и то не очень (Карташов к тому же был уже так пьян, что с трудом фокусировал взгляд) – остальные и не знали, что это задержанный, просто видели, что – новый человек.
– О! Штрафную! Штрафную! – пьяно загудели голоса.
– А ну тихо все! – перекрывая их, прокричал Давыдов. Народ в конце концов умолк.
– Вот мы – ментотня, а это – боевой офицер, летчик, в Афгане воевал. Мы тут у алкашей по карманам шарим, а этот человек кровь свою проливал за мирное небо над нашими пустыми головами! Выпьем! За него! Поклонимся ему!
Все налили, налили и Зощенко. Он удивился, но, подумав, что в России от драки до чествования один шаг, выпил. «Только бы обратно не пошли… – подумал он. – От чествования к драке»…
Ничто, однако, не внушало опасений. Давыдов (они уже познакомились и почти побратались) извинялся и клялся в вечной дружбе. «Если что… Если что… Ты вот звони, и только скажи: «Антоха!» – и я тут как тут»…
– Хорошо, – улыбался в усы Зощенко, отмякнув и глядя на Давыдова, как на пацана – тот и правда годился ему в сыновья.
– Закусывай… – Давыдов подставлял к Зощенко какие-то банки и тарелки. «Откуда запасы?» – удивленно подумал Зощенко. Тут он приметил, что медсестра выскользнула из подсобки, а потом, пару минут спустя, вроде бы покурить вышел один из гостей, толстенький блондин. «А жизнь-то кипит»… – посмеялся про себя Зощенко. Под ухом у него бубнил Давыдов: рассказал, как учился на юрфаке, как его выгнали, намекнул, что погорел ни за что, прикрыл собой одного говнюка.
