Святослав Логинов - Медынское золото
Предводитель степной конницы, недовольно кривя губы, разъяснил положение дел Ризорху. Лесной колдун слушал, кивал, соглашался, но ничего не обещал. Потом собрал своих и, посоветовавшись, решил со всей осторожностью идти на приступ. Главное в таком деле – людей сберечь. Золотые осы – не та вещь, под которую можно безнаказанно соваться, а народу в лесу не так много живёт, каждый человек на счету, за каждого перед матерями и жёнами ответ держать придётся.
Собрали небольшой, но страшный мощью отряд: полсотни лучников и пять магов. Такого и предки не припомнят, не говоря уж о чужинцах, у которых среди колдунов никакого единства не видать. Выходили на бой под одним бунчуком, на котором волчий хвост. Пусть враги думают, что им один колдун противостоит. Остальные чародеи двигались тишком. Это степным да имперским слава нужна, а мы как-нибудь без этого, по-простому обойдёмся. Прикрывали своих Нашта и Анк, а Бессон, Напас и сам Ризорх собирались ударить по стенам и тому, кто за стенами засел.
Скор шагал вместе с другими лучниками и старался не думать, как выглядит их маленький отряд, если смотреть с городских башен. Тут и колдовать не надо: бери да бей всякого, кто вздумает приблизиться к твердыне.
Взметнулось над гребнем стены золотое сияние, понеслось навстречу, но не дотекло, опало, заставив дымиться вытоптанную траву. На мгновение Скором овладел безотчётный страх, почудилось, что за стеной копится нечто чуждое всякой жизни, сейчас выхлестнет и затопит… Тут уже сам старайся. Превозмогай морок, насланный подручным главного чародея. Своим на такое размениваться не с руки. Скор сжал зубы и твёрже пошёл, равняя шаг по идущим впереди. И сразу полегчало, влажный туман окутал бойцов: сквозь такой огненные мухи не летают, а что там копится за стеной, так же и рассосётся. Главное, не бояться, пусть они нас боятся. Мы на них напали, значит, сила на нашей стороне.
Шли без выстрела, издали стрелять – только стрелы тратить. Каков ни есть длинный лук, а бить лучше по видимой цели, разве что колдун иное прикажет.
Рядом со Скором шагает Бессон: в руках такой же лук, на голове такая же мисюрка, за сапогом – такой же нож. Понадобится ли колдуну это снаряжение, знает только он сам, но в открытом бою волшебник от простого воина должен быть неотличим, чтобы не били по нему прицельно, как по тому набежнику у засеки. Одно непонятно, зачем тогда бунчуки выставлять? Вроде как и хвастает силой чужой волхв, и прячется, чтобы никто не угадал. Старики говорят, что если колдун бунчук не выставляет, то в нём сила застаивается и слабнет. Так ли, нет – не Скору судить. Ведуны промеж себя разберутся, чей бунчук и когда поднимать, а что в других народах колдуны о таком договориться не могут, то это людям на руку. Скорово дело стрелять без промаха и держаться поближе разом и к Бессону, и к Наште. Бессон укажет, куда стрелу пускать, а Нашта убережёт, чтобы не прожгла грудь пущенная из-за каменного заплота огнёвка.
– Крепко стоит, не сдвинуть! – просипел Бессон.
Это он что же, крепостную стену вознамерился опрокинуть? Это тебе не подсечённые дубы, всякому ясно, что стена крепко поставлена, вон какие каменюки вмазаны, да не просто валуны, а все обтёсаны, щёлки меж ними не сыскать.
– На раз! И!.. – кто скомандовал – не понять, да и куда стрелять – не видно. Но послушно натянул лук, и Скорова стрела вместе с полусотней других стрел ушла в сторону города. На стене защитников не видать, так Скор стрельнул намётом за гребень, надеясь, что напоённая волшбой стрела сама отыщет жертву.
За стеной звонко ударило, словно степной пастух хлопнул своим бичом. Оттуда вылетел пущенный баллистой камень, взрыл землю неподалёку от идущих.
– По зубцам! И!..
Бьёшься рядом с колдуном, помни, что ты его рука. Не рассуждая, Скор выпустил вторую стрелу в гребень стены.
Что может сделать пусть даже тяжёлая боевая стрела с поставленной стоймя каменной плитой? Но когда за спиной стрелка стоит маг, меняется очень многое.
Брызнул камень, несколько зубцов обрушилось, хотя вся стена пострадала не сильно. А уж что произошло в колдовских сферах, Скор мог только догадываться. Но, наверное, произошло что-то серьёзное, потому что кто-то из магов мысленно скомандовал: «Отход!» – и все побежали к холмам, которые обещали защиту и некоторую безопасность.
Бежали молча, воину в битве, если рядом колдун, положено молчать, разве что иной приказ будет. Так и прибежали в укрытое место, словно на учёбе, не понимая, что там случилось у стен, по которым и стрельнуть-то успели всего пару раз. Лишь потом Устон, ожидавший своих в укрытии, выдохнул не то испуганно, не то восхищённо:
– Ну, он дал! Как вы только ноги унесли…
– Больше не даст, – отозвался Напас, растирая огрубелой ладонью лицо. – Лопнул, бедняга.
Скор представил, как вражеский маг раздувается, словно лягушка, попавшая в безжалостные мальчишеские руки и надуваемая через соломинку, а потом лопается, заляпав стену кровавыми шматками плоти. Кто же его так? Неужто Напас?
– Одного не пойму, – произнесла Нашта. – Зачем он это сделал? Ведь сколько силы впустую извёл. Дрался бы по уму, глядишь, и отбился бы.
– Анагос, – кратко сказал Ризорх. Пожилой маг ещё не мог отдышаться после бега и слово выдохнул, как бы продолжая колдовать.
– Я сама вижу, что анагос, но зачем?
– Своих боялся больше, чем нас. Вот и заложился против домашнего убийцы. Верно хан говорил, поизвратились здешние маги, вместе жить не могут, каждый на себя одеяло тянет. А таких только ленивый не бьёт. Подходи и бери голыми руками.
Ризорх поднялся с камня, на который уселся при первой возможности, вышел на пригорок, осторожно глянул в сторону города, покачал головой:
– Ишь, как корёжит…
Скор тоже глядел на стену и на поле, по которому они только что бежали, но не видел ничего.
– А ты бы тут не торчал, – не оборачиваясь, произнёс колдун. – Это ведь по твою душу анагос горит. Там сейчас любому смертынька уготована, но тебе и Бессону – особо. Бессон наколдовал, а твоя стрела супостата достала. А он, мерзавец, анагос на себя наложил, чтобы после смерти стократ сильней колдовать. И вся эта волшба уходит на то, чтобы убийцам отомстить.
Только теперь Скор понял, что происходит. Вроде бы бой кончился, народ от стены отошёл в тихую укромину, а глаза у волхвов как неживые, хотя сами колдуны сидят себе и беседуют как ни в чём не бывало. Но на самом деле они до сих пор бьются против убитого мага, спасают себя и своих товарищей от его мести. Один Бессон лежит, как неживой. Оно понятно, на него направлено главное зло. А что Скору этого зла не видать, так оно и к лучшему, спокойней спаться будет.
– Долго он горит, этот анагос? – рискнул спросить Скор.
– А то сам не знаешь? – Колдун отвечает как бы разумно, но в действительности его здесь нет, и слова звучат пустые. – Сказки-то слыхал, про предсмертную анагонию?
Ещё бы не слыхать?! Вох, колдунок, убитый злым Карлой, из-под камня могильного вышел, к обидчику явился, двери вышиб, запоры посбивал. Карла его мечом волшебным рубит, а колдунок ему говорит: «Ты, Карла, меня уже убил и больше ничего поделать не можешь, а я тебя в предсмертной анагонии на мелкие клочки порву». И сколько Карла ни сражался, а порвал его Вох и куски на восемь сторон раскидал. А сам домой вернулся и жил в предсмертной анагонии долго и счастливо.
А теперь сказочка обернулась к Скору, и не бабушкиной улыбкой, а волчьим оскалом. Раньше думалось как? Мол, словечко «анагония» – попорченное детским лепетом слово «агония» или «предсмертие». А оказывается, штука это и впрямь колдовская, и скоро от анагоса случится со Скором то же, что с Карлой в сказке. А злой имперянин проживёт в своей анагонии весь век сполна. Вот и думай, стоило ли тогда его убивать?
Ризорх вернулся на свой камешек, Скор, боясь отойти и остаться наедине с вражеской анагонией, последовал за ним. Тут в занятый колдовскими делами разум Ризорха проникло воспоминание о том, что он, не думая, сказал Скору, и старый колдун с той же напевной отрешённостью добавил:
– Ты не бойся. Анагония – это недолго. Пока у чародея кровь в жилах не остыла, он и мёртвый колдует. А как свернётся кровушка, тут и волшбе срок сворачиваться.
– А он нас за этот срок на куски не порвёт?
– Не… Одного бы порвал, а всех вместе не осилит. Сейчас ещё наши подойдут, утихомирим анагоса. Бить не будем. Что его бить, мёртвого? Успокоим, и пусть спит вместе со своими предками.
Так и вышло. Через час подошли те колдуны, что не участвовали в вылазке, а к вечеру следующего дня смертная напасть отступила. Появилась возможность отдышаться и глянуть по сторонам. Тут-то и оказалось, что славный город Лит этой ночью был взят конными союзниками и разграблен начисто. Анагос – штука такая, своих от чужих не отличает. Не потрафил покойнику кто-то из подручных чародеев, так в предсмертной анагонии ему достанется, что лютому врагу. Но враг всегда наготове и может защититься, а свой удара в спину не ждёт, особенно когда варвары у ворот стоят. Совсем побило в городе младших магов или нет, уже никого не интересовало. Перед закатом конные сотни подошли к городу со стороны реки, раскосые чародеи вышибли ворота, и пока лесные увальни береглись анагоса, кочевники выгребли город подчистую, ничего не оставив тем, кто одержал победу над главным защитником стен. Утешало только, что никто из своих не погиб, а степняки на другой день устроили великий погребальный костёр для тех, кто погиб в ночной резне и кто неосторожно попал в чёрное облако анагоса, ещё не вполне рассеявшееся.
