Люси Монтгомери - Энни из Эвонли
– Да, конечно, выходить хоть за кого замуж это всегда риск, – сделала вывод Шарлотта Четвертая. – С этим ладно, мисс Ширли, мэм. Муж это еще не самое плохое в жизни.
Глава 29
Поэзия и проза
Следующий месяц прошел для Энни в обстановке того, что в условиях Эвонли можно было назвать радостным вихрем. Подготовка собственных вещей к Редмонду отошла на второй план. Мисс Лаванда собиралась выходить замуж, и каменный дом был местом нескончаемых консультаций, обсуждений и составления планов. Шарлотта Четвертая крутилась тут же, довольная, все ей хотелось знать, хотя в центр событий ее не допускали. Приходил портной, это тоже была часть радостных приготовлений и жарких споров насчет выбора фасонов и так далее. Энни и Диана проводили половину своего времени в Обители Эха. Были ночи, когда Энни не могла заснуть, все мучилась, правильно ли посоветовала мисс Лаванде выбрать коричневый цвет вместо цвета морской волны для платья, в котором она поедет в свадебное путешествие, правильно ли посоветовала насчет серого шелка, убеждая мисс Лаванду, что в нем она будет настоящей принцессой.
Все, кто хоть сколько-нибудь был связан с мисс Лавандой, были счастливы. Пол Ирвинг прибегал в Зеленые Крыши обсудить событие с Энни, как только отец сообщил ему о нем.
– Я знал, что отцу можно доверять в выборе мне второй мамочки, – гордо заявил он. – Хорошо иметь отца, на которого можно положиться, учитель. Я так люблю мисс Лаванду. И бабушка тоже довольна. Она рада, что папа не выбрал американку второй женой, потому что, хотя в первый получилось хорошо, дважды такое не может пройти гладко. Миссис Линд говорит, что целиком одобряет и надеется, что мисс Лаванда теперь бросит свои странные занятия и что теперь, когда она вступит в брак, она станет такой же, как другие люди. Но я думаю, что мисс Лаванда не бросит «странные занятия», учитель, потому что они мне нравятся. И я не хочу, чтобы она была, как другие. Других людей и так полно вокруг. Вы понимаете, учитель.
С лица Шарлотты Четвертой тоже не сходило сияние.
– О, мисс Ширли, мэм, всё повернулось так здорово. Когда мистер Ирвинг и мисс Лаванда уедут отсюда, я поеду в Бостон и буду жить с ними, мне ж только пятнадцать, а другие сестры не уезжали до шестнадцати. Какой же мистер Ирвинг прекрасный человек! Он готов целовать землю, по которой она ходит. Он такими глазами на нее смотрит, мне трудно описать это. Мисс Ширли, мэм, не знаю, кого благодарить, что они так радуются друг другу. Хорошо, когда у людей вот так, потому что многие люди живут вместе без этого. У меня есть тетя, которая выходила замуж три раза, и, она говорит, первый раз выходила по любви, а другие два раза исключительно по расчету, и все три раза была счастлива, не считая похорон. Но я считаю, она рисковала, мисс Ширли, мэм.
– Ах, это так романтично, – шептала Энни Марилле этим вечером. – Вот если бы я не ошиблась тропой, когда мы шли к Кимболлам, я никогда не познакомилась бы с мисс Лавандой. А если бы не познакомилась с ней, то никогда бы не привела к ней Пола, а он никогда бы не написал отцу, что был в гостях у мисс Лаванды, причем в тот момент, когда мистер Ирвинг собирался уехать в Сан-Франциско. И вот он вместо Сан-Франциско приехал сюда. Он пятнадцать лет не слышал о мисс Лаванде. Ему кто-то сказал тогда, что она собирается замуж, ну, он и думал все время, что она замужем и никогда никого не спрашивал о ней. А теперь все встало на свои места. И есть тут и мое участие. Может быть, как говорит миссис Линд, все предопределено, и это должно было когда-нибудь, да случиться. Но пусть даже так, все равно человеку приятно думать, что он стал орудием провидения. Да, это действительно очень романтично.
– Вообще не вижу, чего уж тут такого ужасно романтичного, – довольно решительно возразила Марилла. Марилла считала про себя, что Энни слишком много времени уделяет подготовке к свадьбе, а ей самой надо готовиться в колледж, вместо того чтобы два дня из трех ходить помогать мисс Лаванде. – Вначале два дурака ссорятся и надуваются друг на друга, потом Стивен Ирвинг едет в Штаты и через какое-то время женится там, и чувствует себя счастливым со всех точек зрения. Потом его жена умирает, и через удобный промежуток времени он приезжает посмотреть, как там его первая невеста встретит его. А она живет одна, видимо потому, что больше никто приличный больше не хотел ее брать, и вот они встречаются и решают в конце концов пожениться. Ну и где тут романтика?
– О, если так говорить, то никакой, – торопливо возразила ей Энни, хватая ртом воздух, словно на нее вылили ушат холодной воды. – Думаю, вот так это выглядит в прозе. Но совсем иначе это выглядит, если посмотрел на это поэтически. Глаза у Энни засверкали, щеки порозовели. я думаю, это выглядит куда красивее, если взглянуть на это поэтически.
Марилла бросила взгляд на сияющее молодое лицо и воздержалась от дальнейших саркастических замечаний. А может, по размышлении ей пришло в голову, что это лучше видеть в этом, как Энни, «промысел небес», дар, который мир не может подносить и забирать обратно, или смотрел на жизнь через какое-то преобразовательное устройство, а то и помогающее видеть глубину явлений, когда все кажется освещенным небесным светом, невидимым теми, кто, как она сама и Шарлотта Четвертая, смотрит на вещи сугубо прозаически.
– Когда будет свадьба? – после паузы спросила Марилла.
– В последнюю среду августа. Торжество состоится в саду, под решеткой, увитой жимолостью на том месте, где двадцать пять лет назад мистер Ирвинг сделал предложение мисс Лаванде. Марилла, даже в прозе это выглядит романтично. Не будет никого, кроме миссис Ирвинг, Пола, Гилберта, Дианы и меня, и еще кузин или кузенов мисс Лаванды. Шестичасовым поездом они поедут на тихоокеанское побережье, а когда осенью вернутся, Пол и Шарлотта Четвертая поедут с ними в Бостон и будут жить там. А Обитель Эха так и останется. Конечно, они продадут кур и корову, и окна забьют досками, а каждое лето будут приезжать сюда и жить здесь какое-то время. Я так рада. Следующей зимой в Редмонде мне будет крайне неприятно думать, что мой любимый каменный дом стоит забитый, заброшенный, пустой, а то и еще хуже с другими людьми, живущими в нем. А сейчас я могу представлять его таким, каким всегда видела, и радостно ожидать лета, которое снова вдохнет в него жизнь и смех.
Но романтика в мире не ограничивалась этими влюбленными средних лет из каменного дома, и Энни столкнулась с этим как-то вечером, когда ходила к Фруктовому Склону и вышла к саду семейства Барри. Там под большой ивой стояли Диана Барри и Фред Райт. Диана прислонилась к серому стволу, ресницы ее были опущены, щеки раскраснелись. Одну руку Дианы держал в своей Фред. Лицо он склонил к Диане и что-то говорил, порывисто, заикаясь. Для них никто в мире не существовал в тот волшебный момент, так что никто из них не видел Энни, которая, бросив в их сторону пораженный взгляд, повернулась и неслышными шагами быстро удалилась в раскидистый еловый лес. Она не останавливалась, пока не пришла к себе в комнату, а там, запыхавшаяся, села у окна и попыталась собраться с мыслями.
– Значит, Диана и Фред влюблены друг в друга, – еще тяжело дыша, тихо произнесла она. – Ой, это, похоже, зашло далеко.
В последнее время Энни подозревала, что Диана отказалась от идеала меланхоличного байроновского героя из своей прежней мечты. Но одно дело – слышать (или подозревать), а другое видеть. Это было сюрпризом для Энни, даже шоком, и сопровождалось неприятным чувством одиночества, словно Диана шагнула в другой мир и закрыла за собой дверь, оставив Энни за дверью.
«Всё так быстро меняется, что это даже пугает меня, – с нотой грусти подумала Энни. – Боюсь, этот факт не может не привнести некоторое отчуждение между мной и Дианой. Я уверена, что не смогу открывать ей теперь все мои тайны: она может сказать Фреду. И что она увидела во Фреде? Он симпатичный, веселый, но это только Фред Райт».
Это всегда весьма загадочный вопрос что один человек находит в другом. Но как хорошо, что это именно так, ибо если бы все видели одинаково, то, как сказал применительно к этому один старый индеец, «каждый захотел бы мою женщину». Очевидно, что Диана увидела что-то во Фреде Райте. Диана пришла к Энни в Зеленые Крыши на следующий вечер, задумчивая, робкая молодая леди, – и все рассказала Энни. В темном уединении комнаты Энни девушки плакали, целовались и смеялись.
– Я такая счастливая, – сказала Диана, – но это трудно даже представить: я и помолвлена.
– А что это, действительно, такое быть обрученной? – спросила Энни с любопытством.
– Ну, это зависит от того, с кем ты обручена, – ответила Диана с таким умопомрачительным налетом познания высшей мудрости, который всегда проявляется у обрученных девушек перед необрученными. – Быть обрученным с Фредом это одна радость, а вот с кем-нибудь другим ужас.
– А нам всем какая радость знать, что нет других достойных, кроме Фреда? – со смехом сказала Энни.
