Люси Монтгомери - Энни с острова принца Эдуарда
– Малыши – все хороши, – весело пропела миссис Аллан. – И для каждой мамы в мире – дороже всех ее дитя! Если б на свет появилась маленькая Энни, – в вас бы все равно проснулись к ней материнское чувство.
Миссис Аллан приехала погостить в Эвонли впервые после долгого отсутствия. Она ничуть не изменилась и была все такая же веселая, милая и отзывчивая, как и всегда. Подружки прежних лет встретили ее с восторгом. А вот жена нового пастора хоть и производила должное впечатление, но едва ли была «родственной душой» миссис Аллан…
– Не могу дождаться, когда он вырастет, чтобы мы с ним могли говорить друг с другом, – вздохнула Диана. – Когда же он, наконец, скажет слово «мама»?! Надеюсь, первые его воспоминания обо мне окажутся приятными! А то первое, что я запомнила в своей жизни, – это воспитательный процесс, когда моя мама нашлепала меня за какие-то проделки. Вне всякого сомнения, я заслужила это наказание. Мама у меня – замечательная, и я всегда ее любила. Но… мне бы хотелось, чтобы в сердце моем жило совсем иное воспоминание о ней, чтобы оно было прекрасным.
– А у меня в памяти сохранилось вот такое светлое воспоминание о маме, – сказала миссис Аллан. – Мне исполнилось пять лет, и я была допущена к занятиям в школе вместе с двумя моими старшими сестрами. Когда закончился последний урок, сестры пошли домой в разных компаниях, причем каждая полагала, что я ушла вместе с другой сестрой… А я на самом деле сбежала с подружкой, с которой играла во время перемены. Мы примчались к ней домой и стали лепить «пирожки» из грязи. Все шло просто чудесно, пока в нашу идиллию не ворвалась перепуганная и сердитая моя старшая сестра. «Дрянная девчонка, – крикнула она, хватая меня, упорно сопротивляющуюся, за руку и пытаясь тащить за собой. – Немедленно идем домой! Ну, ты получишь сейчас! Мама страшно рассердилась. Придется кому-то отведать розги!» Меня никогда до этого не секли. Все мое маленькое существо содрогнулось от ужаса при одной мысли о подобной экзекуции. Никогда в жизни я не ощущала себя более жалкой, чем тогда, по пути домой. Я же вовсе не хотела сделать что-то дурное! Просто Феми Камерон предложила сбегать к ней домой и поиграть. Ну что плохого в этом?! Но наступил час «расплаты»: меня хотят высечь! Когда мы вернулись домой, сестра приволокла меня на кухню. Там в полумраке, у огня, сидела мама. Мои бедные маленькие ножки подкосились: стоять на месте я уже не могла. И мама… мама не сказала ни одного грубого или резкого слова! Она просто крепко-крепко обняла меня, прижимая к самому сердцу. «Я так боялась, детка, что ты потерялась! – с любовью произнесла она. И глаза ее сияли счастьем, когда она смотрела на меня. Она не разбранила меня и не наказала за то, что я натворила. И никогда не упрекала меня за этот «побег»! Она только попросила меня больше не убегать без разрешения. Но очень скоро после этого случая ее не стало. И это все, что я о ней помню. Не правда ли прекрасное воспоминание?
Энни особенно остро ощущала свое одиночество, возвращаясь домой в тот вечер по Тропе Берез и по берегу пруда, поросшего ивняком. Она уже сто лет не ходила этой дорогой. Сиреневые сумерки опустились над цветущей землей. Воздух был напоен сладкими, пожалуй, даже чересчур сладкими ароматами; казалось, душистый, прозрачный напиток изливался из переполненной до краев чаши. Березы, в прошлом невысокие, стройные деревца, выросли и превратились в могучие деревья. Все здесь стало по-другому. Энни хотелось, чтобы поскорее закончилось это лето, и она могла уйти с головой в работу. Возможно, тогда жизнь ее наполнится новым смыслом.
И этот мир,что я познала,Не даст мне большеничего…Я в нем романтикуискалаИ не нашла:Она пропала,исчезла,позабыв его, —
тихо прошептала Энни. Ее даже несколько утешило это романтичное четверостишие об осиротевшем мире, оставшемся без романтики!
Глава 40. Книга апокалипсиса
Ирвинги вернулись в Жилище Эхо на лето, и три недели в июле Энни провела счастливо. Мисс Лаванда тоже нисколько не изменилась, а Шарлотта Четвертая превратилась в очаровательную маленькую леди. Она по-прежнему обожала Энни.
– Честно и откровенно, мисс Ширли, в Бостоне никто не может сравниться с вами. Это правда, мэм, – сказала девушка искренне.
Пол тоже уже был почти совсем взрослый. Ему исполнилось шестнадцать. Каштановые его кудри давно остригли, и теперь он ходил с короткой стрижкой. Феями он уже не так интересовался, как футболом. Но невидимая связь между ним и его бывшей учительницей сохранилась. Ведь с годами настоящие «родственные души», даже если они разлучены друг с другом, остаются такими же родными.
Однажды холодным, хмурым июльским вечером Энни возвращалась в Грин Гейблз. Сильный штормовой ветер, время от времени налетавший с залива, волновал море. Стоило Энни войти в дом, как первые капли дождя забарабанили по оконному стеклу.
– Вас Пол провожал? – спросила Марилла. – Почему вы не предложили ему переночевать? Смотрите, что творится на дворе!
– Ничего, он быстро добежит до Жилища Эхо, и дождь не успеет «накрыть» его по-настоящему… Да, мы славно провели время, но я соскучилась по Грин Гейблз.
Нет, не запад, не восток, —Милее нам родной домок!
– пропела Энни, – Дэви, а ты вырос за последнее время?
– Я вырос на целый дюйм с тех пор, как вы уехали, – с гордостью ответил Дэви. – Я уже догоняю Милти Боултера. И это здорово! Нечего ему зазнаваться!.. Да, а вы знаете, что Гильберт Блиф умирает?..
Энни замерла на месте; она молча посмотрела на Дэви. Лицо ее стало таким бледным, что Марилла подумала, что девушка упадет в обморок.
– Дэви, попридержите язык! – возмутилась Рейчел Линд. – Энни, детка, что с вами? ЧТО С ВАМИ? Нельзя говорить такие вещи неподготовленным людям!..
– Это… правда? – спросила Энни, и голос ее прозвучал как-то отчужденно.
– Гильберт очень болен, – нехотя ответила миссис Линд. – Он заразился брюшным тифом, после того, как вы переехали в Жилище Эхо. А вы действительно ничего не знали?
– Нет, – снова прозвучал незнакомый голос.
– С самого начала его болезнь протекала тяжело. Доктор сразу заявил, что он потеряет много сил. Но они наняли опытную сиделку, и теперь он должен пойти на поправку… Да не смотрите вы так, Энни! Надежда умирает последней.
– Мистер Харрисон ходил к Блифам сегодня вечером, – опять вмешался в разговор Дэви. – Он говорит, что у них не осталось никакой надежды…
Марилла, выглядевшая усталой и измученной, поднялась и молча выпроводила Дэви из кухни.
– Ну, не надо так, детка! – миссис Линд обвила своими добрыми старческими руками мертвенно-бледную Энни. – Я не теряю надежды. В самом деле! К счастью, здоровье у него – как у всех Блифов. Так-то вот!
Энни мягко отвела руки миссис Линд и, ничего перед собой не видя, прошла через кухню и холл и поднялась наверх, в свою старую комнатку в восточном крыле. У окна она упала на колени и посмотрела вдаль невидящим взглядом. Было уже очень темно. Дождь нещадно хлестал продрогшие поля. В Охотничьих Угодьях могучие деревья стонали на ветру, и волны, в безумном неистовстве, разбивались о далекие скалы. И Гильберт Блиф умирал…
В жизни каждого человека когда-нибудь наступает период, подобно Апокалипсису, о котором говорится в одной из книг Нового Завета. И Энни читала в своем сердце эту книгу, бодрствуя в горькие часы, выпавшие на ее долю.
За окном сгущалась темень, и свирепствовала непогода. Так она любила Гильберта – любила его всегда! И Энни поняла. Да она бы скорее дала свою правую руку на отсечение, чем позволила теперь кому-нибудь отнять его у нее! Но… не слишком ли поздно она это осознала? Не слабое ли это утешение, – быть с ним в его последний час?.. Если бы она не вела себя по-идиотски, она сейчас имела бы право пойти к нему. Неужели он никогда не узнает, что она его любит, и покинет этот мир с мыслью о том, что ей до него и дела нет? Сколько же лет потеряно для любви! Как справиться с этим? Как такое пережить? Она вся съежилась на полу, у окна; в первый раз в своей веселой молодой жизни она тоже захотела умереть. Если она не сможет сказать ему ни единого слова прежде, чем он уйдет туда, откуда не возвращаются, – ей это не пережить! Без него жизнь потеряет всякий смысл.
Она принадлежит ему, а он – ей. В тот роковой час она уже не сомневалась в этом. Он не любит Кристину Стюарт – никогда не любил! Как же она не поняла сразу, что ее пустая фантазия – увлечением Роем Гарднером – стала помехой на пути к истинной любви? И вот теперь она за все свои ошибки заплатит сполна.
Миссис Линд с Мариллой тихонько подошли к ее двери, перед тем, как отправиться спать, и с сомнением покачали головами, глядя друг на друга. В восточной комнатке была гробовая тишина… Буря бушевала всю ночь, но когда забрезжил рассвет, она угомонилась. Энни увидела яркую полоску света на фона пока еще темного неба. Вскоре рубиновый свет пролился на холмы на востоке. Облака слились на горизонте в единую белую массу, очистив небо, которое вновь стало ярко-голубым. Мир снова казался обновленным; все в нем вернулось на круги своя.
