Доктор Нонна - Мама, мамочка!
– Ну конечно, чего на убогого тратиться! Пусть бы помер поскорее! Так? – злилась Света.
– А хоть бы и так, – мать, как ни странно, даже не возразила, – ты к нему прилепилась, как к кукле, совсем с ума сошла, ничего не замечаешь, мне не поможешь и Генку вон до алкоголизма довела глупостями своими, да и жрать нам скоро тоже нечего будет!
– Тебе бы только жрать! Жрать, жрать, жрать без конца! Да если бы не твои эти рестораны-магазины, был бы у меня здоровый сын! Кто меня на сносях одну оставил? А? Его болезнь – твоя вина! Твоя и Генкина. Жадные вы больно до прибылей! Юрка, между прочим, да будет тебе известно, за свои визиты ни копейки не взял!
– Еще лучше! – ничуть не обрадовалась Арина Михайловна. – Ну, что ты у меня за дура? Права Саша, ничего не соображаешь!
– Ах, это Сашка тебя против своего бывшего настраивает! Ну, понятно! Упустила мужика, теперь кобенится! Вот пусть она тебе и помогает, тунеядка эта безработная, постоянно в доме толчется! Только Юрку она во второй раз от меня не получит, пусть не надеется!
– Ну, что ты, девочка, – мать аж побледнела, – ты же замужем! Зачем же с Геной-то так?
– Плевала я на Гену, – честно призналась Света, испытывая новый прилив ненависти и к нему, и к матери, и к Александре, – ты мне его подсунула, сама с ним и разбирайся. У меня на эту жизнь другие планы!
И в самом деле, недели не прошло, как они с Юрой стали любовниками. Она однажды, прощаясь, поцеловала его в гладко выбритую щеку. Он взял ее за руку, отвел в их с Геной спальню и сде-
лал все так, как ей было надо. Потом они встречались в других местах. Прошли осень, зима, наступил май. Света теперь с нетерпением ждала одиннадцати часов утра, чтобы положить в коляску молчаливого Вовочку, дойти с ним до зазеленевшего парка и на лавочке дождаться Юры. Он приходил к двенадцати и оставался с ними до трех. Сначала всегда осматривал ребенка, слушал, проверял почти отсутствующие рефлексы, делал пометки в записной книжке. Потом наступало время Светы. Они шли в небольшую квартирку, которую Юра снял рядом с парком. Никаких признаний он Свете не делал, ничего не обещал, планов на будущее не касался, но любил так, что она, даже продолжая страдать за бессмысленно кряхтящего мальчика, чувствовала себя счастливой.
Она влюбилась. И хотя поделиться нежданным-негаданным счастьем ей было не с кем, менее драгоценным оно от этого не становилось. Гена, мама, Александра… Живя с ними рядом, Света даже близко не представляла себе, как у них на самом деле дела. Гена продолжал запойно пить. Мать надрывалась, зарабатывая деньги. Александра стала ей помогать и даже, кажется, вошла в долю.
«Интересно, с какими средствами?» – язвила Света, не уточняя.
Все это не имело значения. Важен был Юра, один он.
3
Беда подкралась, как всегда, незаметно. Света помнит абсолютно точно: это был понедельник, 14 августа. Назавтра Вовочке исполнялся год.
– Ну, вот и все, моя миссия окончена, – сказал Юра, улыбаясь, и положил мальчика обратно в коляску.
– Какая миссия? – удивилась Света, начиная расстегивать пуговицы не блузке.
– Научная, – непонятно пояснил Юра и снова улыбнулся. – Ах да, ты не раздевайся, нам надо кой-куда съездить.
– Нам? – Света робко обрадовалась, потому что до этого они с Юрой никуда вдвоем не ездили. – А куда?
Ей, впрочем, было не важно куда, лишь бы с ним.
– Увидишь. – Немного недовольным жестом Юра оборвал ее расспросы. – Собирай ребенка, у нас мало времени.
Спустились вниз, погрузили коляску в Юрин «Мерседес», поехали. Добираться пришлось довольно долго, стояли в пробках, но оба всю дорогу молчали. Света потому, что не хотела портить себе предполагаемый приятный сюрприз, Юра, вероятно, от неловкости.
Наконец прибыли. Поднялись на лифте сталинского дома на шестой этаж, позвонили. Открыла им женщина неопределенного возраста, в бесформенном синем сарафане.
– Здравствуйте, доктор! А мы вас сегодня не ждали…
– Я ненадолго. – Юра почти по-хозяйски вошел в неопрятную квартиру, затягивая за собой Свету с неподвижно-тяжелым Вовочкой на руках. – Говорил тебе, оставь его в машине.
Запахи перегорелого подсолнечного масла и затхлости ударили в нос.
– Проходите, не разувайтесь, – засуетилась хозяйка, – не убирала я, сил что-то не хватает…
– Ничего, не страшно, – Юра и не думал разуваться, – как там наш пациент?
– Алешенька? Да так же, без изменений… – она открыла дверь в комнату, и Света увидела в инвалидном кресле того, кого бледная женщина нежно называла Алешенькой.
Мальчика, нет, скорее мужчину лет двадцати. Большая голова свисала набок, слюни текли по щетинистому подбородку, искривленные руки, сведенные судорогой, напоминали клешни… Не сразу обратив внимание на вошедших, он издал какой-то короткий звук, похожий на мычание, и снова впал в прострацию. Юра подошел ближе, взял его за запястье.
– Пульс учащенный. Он вас узнает, это хорошо.
Женщина на радостную, казалось бы, новость не отреагировала никак.
– Вот и все на сегодня, – Юра и ей улыбнулся так же, как за час до того Свете. – До пятницы, Полина Александровна.
Только на лестничной клетке Света сумела заставить себя задать рвавшийся наружу вопрос:
– Юрочка, а для чего мы сюда приезжали?
– Не понимаешь? – В голосе любимого мужчины зазвучала то ли насмешка, то ли жалость.
– Нет. – Почему-то Свете захотелось покрепче прижать к себе своего малыша.
– Ну, хорошо, давай прямым текстом. – Юра взял ее за подбородок, заставив смотреть ему прямо в глаза, которые приобрели вдруг холодный стальной оттенок. – Тот кусок биомассы в каталке – будущее вот этого.
Свободной рукой он ткнул Вовочке в спинку, так что мальчик проснулся и закряхтел.
– Биомассы? Кусок? – Света попыталась высвободиться из незнакомо цепких пальцев. – Вовочка… А тогда зачем ты…
– Зачем я трачу на него свое драгоценное время? Это ты хочешь спросить? – Юра теперь разговаривал и с ней, как с куском бессмысленной биомассы. – Диссертацию пишу, вернее, написал, статистики только не хватало. Раз уж ты все равно решила за его счет себя тешить до победного конца, пусть бедняга хоть науке послужит. В конце концов, есть же дети, пострадавшие, как и он, но не безнадежные. Ради них стараюсь. И ради таких, как ты. Полину видала? Годков через пять будешь такая же – полубезумная, нищая и одна.
– А спал… спал ты со мной для чего? Тоже для статистики?
У Светы даже не было сил ненавидеть, ругаться, кричать. Мир, только утром казавшийся почти светлым и притягательно надежным, дал трещину и утекал в нее, как вода в разлом скалы.
– Ну, это старая история… – Юра все же опустил глаза и прикусил губу. – Знаешь, почему Саша от меня ушла?
– Я думала, это ты ее бросил…
Юра усмехнулся, прислоняясь спиной к стене.
– Нет, она меня. Сказала, что ей обидно быть вторым сортом.
– И кто же первый? – не то чтобы Свете действительно было интересно, подробности чужой личной жизни ее и в более счастливые моменты не занимали, но надо было говорить хоть что-то.
Юра шумно выпустил воздух.
– Ты, Прокофьева! Ты, курица слепая! Я из-за тебя с Сашкой связался. Ты меня обидела, вот мне, дураку гордому, и захотелось, чтоб ты к подруге поревновала немного, а ты!.. Ничего не видишь, не понимаешь, не замечаешь! Любишь свое горе, как конфеты! Ты хоть за что-нибудь когда-нибудь в этой жизни боролась? Толстая – и ладно, другие виноваты. С мужем в постели все не так – его вина. С ребенком несчастье – и то хлеб, за его кривой спиной разве жизнь тебя достанет? Ты о нем-то хоть минуту подумала? Вдруг он на каком-нибудь таком уровне, который современной медицине неведом, знает, что с ним? Знает, что заперт навсегда в этом своем гробу из плоти и крови? Ты из-за одного своего лишнего веса вон как страдаешь, а каково Вовочке твоему? Не думала? Конечно, нет! Когда ты о других думала, Светик-Семицветик?
На обратном пути они снова молчали. Юра довез их до дома, помог разложить коляску, поздоровался с подвыпившим Геннадием, как раз вернувшимся из магазина с новой бутылкой водки.
– Ну, Свет, пока. Надеюсь, у тебя все наладится, – сказал Юра, садясь в машину, – ах да, сходи все-таки к врачу, грудь проверь, это я тебе чисто по-дружески рекомендую.
И уехал. Оставив Свету с Вовочкой и Геннадия стоять на тротуаре перед подъездом.
– Ну надо же, какая скотина! – Света жалобно посмотрела на небритого мужа и горько расплакалась.
Через неделю у Вовочки опять была пневмония.
– Звонить Юрию? – спросил Гена, за все семь дней не выпивший ни капли и не сказавший жене ни слова.
– Нет, не надо, – наклоняясь над колыбелькой, Света, прощаясь, ласкала взглядом любимые, но безжизненные черты младенческого лица, – не надо, я не хочу…
4
Профессор Казаков, как Юра когда-то, садится на край Светиной кровати.
«Плохая примета, – думает она, – неважные, видать, мои дела…»
