Михаил Самарский - День надежды
Александр Михайлович наклонился и заглянул в кювез. Я моргнул ему одним глазом, чем привел шефа в восторг!
– Ага-га-га! – радостно закричал Александр Михайлович. – Видел? Ты видел, Антоха, он моргнул мне!
– Значит, на поправку идет, – поддакнул Антон Игоревич.
Тут в дело вмешалась проинструктированная заранее девушка-медсестра:
– Господа, извините, но здесь нельзя шуметь.
– Ой, прости, дорогая, – Александр Михайлович, порывшись в кармане, подошел к девушке и протянул стодолларовую купюру. – Возьми, красавица. Присматривай тут хорошенько за собачкой.
Девушка покраснела и, словно испугавшись, отпрянула от руки. Но тут вмешался Антон Игоревич:
– Берите-берите, уважаемая, не обижайте Александра Михайловича. Так положено.
Девушка повиновалась. Через несколько минут зритель и режиссер покинули подмостки нашего театра, а актера отправили обратно в деревню, где его ждали друзья Жорка с Маркизой и дымящиеся пельмешки с пирожками.
IV
Страх поселился в моей голове. А правильнее сказать, везде – и в голове, и в ушах, и в лапах, и даже в хвосте. Если бы я к каждой главе придумывал название, то эта точно называлась бы «Страх». Смеетесь? А как бы вы себя чувствовали на моем месте? Вы представляете, со дня на день произойдет встреча с хозяином. Но уже без всяких там забинтовываний, бочек-кювезов. То есть все по-настоящему. Алексанмихалыч Грозный встречает своего вылеченного Грина. Интересно, фотограф будет или все пройдет обыденно?
Люди, вообще-то, странные существа. Вот вбили себе в голову, что мы ничего не понимаем, и все тут. Да вы же хоть расскажите мне (или хоть поболтайте при мне), как вел себя мой соплеменник Грин, как встречал хозяина, скулил ли, прыгал ли, хвостом вилял ли, да мало ли чего. Ведь у каждой собаки, как и у человека, свой характер, свои привычки. Нет же! Сядут возле меня и болтают о чем угодно, только не о «часе Х» – в смысле, не о нашей предстоящей встрече с Александром Михайловичем. Смотрел я в зеркало на себя – не сказать, что сильно изменился. Ухо, правда, немного «подправленное», и еще люди у правого глаза подрисовали мне пару пятнышек. На левой лапе сделали какую-то блямбу. Иными словами превратили меня в Грина. И Ольга Семеновна, и Антон Игоревич, и их помощники-реставраторы, – все в один голос утверждают, что я вылитый Грин.
Кстати, со слов доктора я понял, что, если бы даже они меня укокошили, Грина не спасли бы – что-то там еще у него нашли. Так что затея с пересадкой печени – это была чья-то, можно сказать, фантазия. Антон Игоревич лишь принудительно-добровольно поддержал эту идею, хотя и был против нее. Но куда денешься – с шефом спорить он не любил, вот и согласился. Ну, да ладно уже, что теперь поделаешь. Грин давно на кладбище, я весь «исправленный-выправленный» жду встречи и дрожу. Если честно, то я больше боюсь не за себя. Если раскроется весь этот заговор, ну что хозяин сделает со мной? В крайнем случае выгонит на улицу или скажет отвезти туда, откуда меня взяли. Так это мне только на руку, вернее на лапу. Значит, не судьба поработать «диванно-прикроватной» собачкой. А вот что будет с Ольгой Семеновной и Антоном Игоревичем – это вопрос. Ольга Семеновна – жена Грозного, с ней тоже сильно не пошутишь. Скажет, хотела тебе угодить, или наоборот – не хотела тебя расстраивать, вот и придумала такой ход, мол, все из-за любви. А что скажет доктор Тоша? Все-таки шефа обманул. Такие действия не приветствуются. Впрочем, чего я гадаю? Скоро все узнаем.
И этот момент настал. Перед тем как отворилась дверь в кабинет, я крепко зажмурил глаза, а когда их раскрыл, на меня в упор смотрел Александр Михайлович и улыбался во весь рот.
– Гришка, здорово! – громко произнес хозяин.
«Недалеко и ушли от Тришки…»
– Саша, гулять пойдешь с ним? – спросила Ольга Семеновна. Это она привезла меня сюда.
– Конечно-конечно, Оленька, – закивал Александр Михайлович и, не отрывая от меня глаз, обратился ко мне: – Ну, как ты, мой родной? Что-то взгляд у тебя какой-то замученный.
– Саня, – рассмеялась супруга, – ну а как ты хотел, намучился он, бедняга.
– Слушай, ну, а сейчас-то уже все позади? – тихо спросил Александр Михайлович. – Не будет никаких осложнений?
– Все отлично, не переживай, – заверила Ольга Семеновна, – но, конечно, пока не давай сильных нагрузок. А то я знаю тебя – завтра же потащишь на охоту.
– Бог с тобой, Ольга, – замахал руками муж, – что ты такое говоришь? Что я, маленький, что ли? Пусть отсыпается, отъедается, отдыхает.
Я подошел к Александру Михайловичу и уткнулся ему в коленку. Только не подумайте, что я подхалимничал в тот момент. Нет, конечно. Вы меня правильно поймите, все собаки так делают. А я ведь был в это время не Трисоном, а Грином. Значит, нужно как-то приноравливаться. Да и Александр Михайлович пришел в восторг, спрыгнул с кресла, сел прямо на пол рядом со мной и обнял.
– Соскучился, брат, по охоте? – он звонко чмокнул меня в ухо. – Ну, ничего, все позади. Давай поправляйся, набирайся сил, скоро август, рванем с тобой на уточек. Не забыл моих наставлений?
– У-у! – отвечаю, а сам думаю: кто бы мне о них еще рассказал, об этих наставлениях.
– Умничка мой, – Александр Михайлович, вставая с пола, аккуратно потрепал меня за шею. – Иди, родной, ложись на свой диванчик и отдыхай, а я пока поработаю, нужно срочно на письма ответить. Через часок-полтора пойдем погуляем.
На каждом шагу меня поджидала теорема Пифагора. В кабинете друг напротив друга стояли два совершенно одинаковых дивана за тем лишь исключением, что один чуть светлее другого. Я отошел от хозяина и остановился. Ну, вот где тут мой диван – светлый или темный? Долго стоять и раздумывать я не мог, нужно было принимать решение, и я, направившись к темному, тут же за спиной услышал смех:
– Ой, Гришка, ты неисправим! И чем тебе твой диван не нравится? Надо же, все время норовишь на мой улечься. Ну, ладно, бог с тобой, пользуйся случаем. И ведь знаешь, собака, что сегодня ругать не стану. Вот же хитрюга!
«Так, понятно. Значит, темный диван – хозяйский. Будем знать! Мой предшественник тоже, видимо, любил на хозяйском диване поваляться, хотя, как я понял, ему за это иногда и влетало».
Я взобрался на диван, лег на живот и, скрестив передние лапы, закрыл глаза. Александр Михайлович клацал компьютерной клавиатурой, а я все думал. И чего я так переживал? Встреча как встреча – все прошло настолько спокойно, словно я родился, рос и всю жизнь был Грином. Но это было только начало. Никто не знал, как развернутся последующие события. Я и не заметил, как уснул. Ну и сны мне стали сниться в доме Александра Михайловича. Судите сами.
Мы мчим с хозяином на громадном внедорожнике, я сижу на заднем сиденье и выглядываю в окно. Боже мой, кого мы догоняем! Не поверите, но это большущий рыжий лев. Зверь, видимо, выбился из сил и остановился. Мы тоже остановились напротив него. Я присмотрелся, невдалеке от льва сидит его львица и наблюдает за нами. Александр Михайлович выходит из машины с ружьем и направляется к леве. Я прошу его жалобным голосом:
– Михалыч, родненький, пожалуйста, не убивай котейку!
Александр Михайлович усмехнулся и говорит:
– Послушай, собака, не встревай не в свое дело. Ты для чего сюда приехал – охотиться или мне советы свои глупые раздавать?
– Да жалко ведь, – отвечаю я. – Коты, они же такие беззащитные.
– Ага, – гогочет Александр Михайлович, – нашел кого жалеть! Да если этот кот встретит тебя тут одного и без ружья, проглотит вместе с сапогами.
И вдруг лева тоже вступает в разговор:
– Врете вы все, Александр Михайлович, никого мы тут не трогаем. Вы приезжаете сюда постоянно и стреляете в моих сородичей. Что мы вам сделали плохого?
Хозяин мой опешил. От недоумения он вытаращил глаза и вдруг рассмеялся и спрашивает:
– Эй, зверуганы, а вы чего это разговорились тут? – и смотрит то на меня, то на льва. – Кто вас научил по-человечески разговаривать?
Вдруг я слышу голос Ольги Семеновны:
– Саша-Саша, не стреляй, это я! – кричит львица. Ничего не могу понять. Пригляделся, а это вовсе и не львица, а кошка Маркиза. Вот так дела! Смотрю на леву, а это кот Жора. Я так обрадовался, выскочил из машины, и давай кувыркаться с ним на песке. Визжим, прыгаем, носимся, а Александр Михайлович наблюдает за нами. Потом подошел ко мне, изловчился и хвать меня за шкирку.
– Эх, Гришанька, вижу-вижу, – говорит, – и впрямь по охоте соскучился…
В этот момент я проснулся.
– Ты чего скулишь, родной? – Александр Михайлович присел рядом со мной на край дивана и стал гладить меня по спине. – Охота снится?
«Конечно, охота, Александр Михайлович! Вот прямо-таки сплю и вижу, как мы с тобой на льва бросаемся!»
Ой, это же надо! Ну, вот к чему может такое присниться? И львы, и Ольга Семеновна, и Маркиза, и ленивый Жора.
– Вставай, Гришка, – приказал хозяин, – пошли на свежий воздух.
