Останься со мной - Алёна Ершова
В Нави невозможно солгать, но в Яви легко. Неужели все эти годы Учитель водил его за нос? И он нужен Культу не как полноправный член, а как жертвенный баран?
Тем временем Смородину было уже не только слышно, но и видно. Ее темные воды обволакивал кисейный туман. То там, то тут сновали души, сумевшие найти путь и теперь без устали стиравшие свои призрачные рубахи.
— Куда ты меня привела? — Велимир с ужасом глядел на воду. — Я просил тебя вернуть меня в мир живых. Ты обещала!
— Так я и держу слово. На том берегу Явь. Иди. Хочешь, могу зайти в воду вместе с тобой. – Василиса стала так, чтоб перегородить путь к отступлению. Велимир понял, что у него нет шанса улизнуть, ощерился зубастой пастью и бросился на Василису. Но девчонка и тут не оплошала, она словно знала, что навий поступит именно так. Отступила назад и в бок, занесла клинок, зажмурилась и рубанула.
Это в мире живых упиры быстрее и сильнее любого мага. В Нави это просто отяжеленная грузом вины, исковерканная содеянным душа.
Раздался всплеск воды. Василиса открыла глаза. Тяжелое тело мага, шипя и пузырясь, растворялось в Смородине, оставляя после себя лишь грязную рубаху. Василиса села на корточки, желая притянуть несчастную душу к себе.
— Не тронь. Сама отстираю.
Позади стояла Макошь с головой Велимира в руках. На глазах у Василисы голова стала сохнуть, белеть, пока не превратилась в гладкий череп.
— Зажгись! — приказала Двуликая. Глаза черепа вспыхнули зеленью.
Богиня подняла с земли крепкую палку, водрузила туда череп и протянула Василисе.
— Держи, жрица моя. Ходи по тропам сна тайным и явным, связывай воедино прошлое и будущее, будь судьей, как сама судьба, и всегда помни, кто ты.
Василиса сглотнула, пригладила вставшие дыбом волосы и взяла череп. Стоило коснуться гладкого дерева, как исчезла река, богиня и лес. Кругом снова тьма и неизвестная тропа под ногами.
— Советую приказать мне потушить глаза, иначе ты не увидишь огня, что зажёг твой супруг, — произнес череп, и Василиса едва с испугу не выронила его из рук.
— Велимир? – Возникло стойкое желание закопать этот «подарочек» в мерзлой земле Нави и сказать, что так всегда и было.
— Упаси Макошь! Душа Велимира ушла на перерождение. Я твой Хранитель. У всех ведьм есть такие. У яг — коты, у мор — черепа.
— Так что, теперь мне тебя Пушком назвать, связать лежанку, да молоком из блюдечка кормить? – Напряжение долгих дней блуждания по Нави, служения Макоши, страхов, переживаний наконец спало. Василису разобрал смех.
Череп молча ждал. Смеется хозяйка, значит, жива, собрала себя из осколков, подняла голову и узрела свет.
— Ладно, гаси фары, Пушок, пошли домой, — отсмеявшись, приказала Василиса и резво зашагала туда, где оранжевым цветком распустился костер.
***
Раз, два, три, четыре, пять шесть, семь. Отряд из семи упиров пришел по душу Огана.
— Нам и одного хватило бы… с лихвой. Дорого же зятя царь Василий ценит.
Оган покосился на поповича. Тот, продолжая держать одной рукой серебряный кинжал, второй потянул из кармана маленькую берестяную грамоту. Змеич слышал, что поповичи сильны в начертательном чародействе и много тратят времени на написание различных рун. Ходили слухи, что сил у подобных грамот гораздо больше, чем в магических заклятиях.
Попович сжал грамоту в ладони и произнес пусковое заклинание.
«На ведьмовство больше смахивает, чем на магию», — подумал князь, а вслух сказал: — Эй! Ты стороной, кажется, ошибся, Павел Смирнов.
Попович скривился. Ох, прав князь, как пить дать, прав. Разорвут их тут, да так, что хоронить будет нечего. Одна радость, Навь рядом, далеко ходить не придется.
— Я большой мальчик, Оган Горыныч, и сам разберусь, по какую сторону от Правды стоять. Ты огнем бить можешь? Кидай одним залпом, на второй не рассчитывай, и на витязей с заставы не надейся. Эти трусы в бой не вступят. Мои люди должны прийти, но, видимо, не успеют.
Оган только и успел, как коротко выругаться сквозь зубы. Заклинание само легло в руку.
А дальше понеслось все, смелось единым вихрем. Его шар, неожиданно мощный, обугливает двоих упиров, третий рассыпается в прах от грамоты поповича. Магия закончилась, упиры остались. Оган видит оскаленную пасть и успевает увернуться. Змей шипит и берет вверх. Попович отвлекся на крохотную долю секунды, и когтистая рука вспарывает ему грудь. Змей, занятый оставшимися тремя упирами, не видит, как Павел вонзает серебро в горло упиру, как летит на землю отброшенный умирающим монстром. Змею упиры не нравятся, он чувствует смрад тлена и крови, он ярится. Плюет огнем, бьет хвостом, ломая кости. Кидает нежить в воды Смородины. Полыхает река огнем, принимая мертвяков.
Закончилось все так же внезапно, как и началось.
— Оган! Родной мой! – Разнесся над северным феодом девичий крик. Разметал смерть во все стороны.
Сбежала с моста Василиса, обняла Змея крепко, пригладила вздыбленные перья. – Хороший мой, живой, милый мой, любимый, бесы тебя раздери, я чуть не померла, пока по мосту бежала! Чудище ты! Я еще спросить не успела, как ты меня в жены взял, а ты уже меня вдовой решил сделать, — слезы мешались с поцелуями, и не выдержал, змей грозный растаял от ласк женских, обратился добрым молодцем, обнял жену, крепко-накрепко, прижал к себе, желая навеки укрыть от невзгод, напитать своей любовью.
— Жизнь моя! Тихо, хорошая, не плачь, все позади, любимая. Выстояли, вернулась, — он целовал ее слезы и сам не верил, что все позади, — никуда больше не отпущу, на сто дверей закрою, на сто замков запру, кольцами обовью и буду любоваться тобой, ненаглядная моя.
— Оган Горыныч!
За спиной возник огромный вояка в форме поповичей.
— Вы обвиняетесь в попытке государственного переворота, в попытке взять власть путем магического обмана и в покушении на жизнь наследника высокого феодала.
— Чтооо? – Оган круто развернулся, по привычке пряча за собой Василису, — Павел, скажи им…
И только сейчас заметил, как другие поповичи перевязывают и кладут на носилки Смирнова.
Щелкнули магические наручники, отсекая связь со змеем. Ошарашенный Оган завертел головой
