Дмитрий Емец - Ошибка грифона
Три этих открытия были как три удара. Страшнее сосущего мрака вокруг. Арей пошатнулся и провалился в дряблое безволие. В клетку предрешенности, скованности мыслей, вялости. В краткие мгновения прозрения он чувствовал это и становился сам себе мерзок и одновременно удивителен. Сколько это продолжалось, он не знал. Минута, год и вечность были здесь абсолютно равны. Потом что-то вдруг переменилось не вовне, но в самом Арее. Видимо, кто-то там, снаружи этого огромного мешка смерти, молился о нем или хотя бы вспоминал.
«Думайте! Думайте обо мне, пожалуйста! Просите за меня! Молитесь обо мне! Здесь я не могу абсолютно ничего, но мне страшно!»
Что-то в Арее дрогнуло, медленно пробуждаясь к жизни.
– А ведь тут еще кто-то есть! Я не одинок в этой темнице мрака! – сказал себе Арей.
И в тот миг, когда он это понял, в темноте небытия точно вспыхнула яркая лампа. Барон мрака увидел плотное кольцо стражей, медленно приближающихся к нему со всех сторон. Было их больше сотни. У некоторых отсутствовали головы. У других были отсечены конечности или зияли раны в груди. Все они с гневом смотрели на Арея, и почти каждый держал в руках оружие.
Барон мрака узнал их. Это были те, кого он когда-либо убил. Они собрались здесь все, за исключением стражей света, которые, естественно, миновали это страшное место.
– Они мне отомстят. Мне нужен меч! – сказал себе Арей, и меч вдруг возник в его руке.
Ни о чем больше не размышляя, Арей кинулся на своих врагов. Его трясло от ненависти. Он понимал, что с сотней стражей ему не справиться, но сдаваться не собирался. Колол и рубил. Мелькали тела, сталкивались клинки. Кто-то хрипел, кто-то прыгал на него, кто-то грыз его сзади, вцепившись зубами в пятку, а он все никак не мог обернуться, чтобы поразить его мечом. Арей вдыхал смрад от чужих, а потом уже и от своих собственных ран.
Он убивал, и его убивали. Отрубал ноги, и ему в ответ отрубали ноги, но ничего не менялось. Барон мрака был жив, но и те, кого он рассекал мечом, почему-то продолжали сражаться. Это была тупиковая, страшная, безобразная схватка. Меч Арея продирался сквозь тела как сквозь тесто. Застревал – и барон не мог вытащить его. В такой свалке он не мог уклоняться от ударов и отражать их. Его резали и терзали со всех сторон. От множества пропущенных ударов он ощущал себя уже не стражем, а фаршем, который все равно бьется, потому что не может умереть. Чьи-то выбитые зубы грызли Арея, пока его отсеченная левая рука душила кого-то вдали, пытаясь пробиться к телу.
Сколько это продолжалось, Арей не знал. Ведь даже тысячная часть бесконечности так же бесконечна, как и целое. Потом где-то в глубине сознания мечника забрезжила мысль, что что-то здесь не так. Он не мог остановиться, все так же рубил, колол, рассекал, его все так же трясло от ненависти, но при этом даже в теперешней приглушенности, почти смазанности восприятия Арей ощущал какую-то неправильность.
И в тот момент, когда он почти нашарил причину этой неправильности, чей-то тихий голос шепнул ему через стоны и рев толпы:
– Перестань! Не надо!
Арей резко повернулся и нанес мечом укол в направлении этого голоса. И не промахнулся, потому что ощутил, как меч проходит сквозь чью-то плоть.
– Перестань! Просто перестань, и все! – повторил голос все так же спокойно.
Барон мрака увидел худенького юного стража в белой, залитой кровью рубахе. Арей толкнул его в грудь ногой, высвобождая свой клинок.
– Почему я должен перестать? Они же меня убивают! – прорычал он.
– Нет, – сказал юный страж. – Они убивают и друг друга тоже. Посмотри!
Арей недоверчиво огляделся и убедился, что все так и есть. Большинство стражей давно уже сражаются друг с другом. Кто-то катается под ногами, сдавливая противнику шею. Кто-то безостановочно наносит удары кинжалом. Правда, и на Арея продолжали наскакивать, но к пропущенным ударам он уже почти привык и даже не испытывал особенной боли.
– Пошли! – сказал молодой страж и, поманив за собой барона мрака, стал осторожно выбираться из толпы. На них кто-то бросался. Их кто-то грыз. Первое время Арей еще отмахивал кому-то головы, но постепенно обнаружил, что как только начинает сражаться, бой закипает с прежней яростью. Когда же Арей не сражается, его оставляют в покое, все набрасываются друг на друга, и можно постепенно пробираться дальше.
Наконец бой остался в стороне. Арей и его спутник поднялись на холм. Юный страж опустился на траву, разглядывая рану, которую нанес ему Арей. Кажется, его больше беспокоила не рана, а испачканная кровью рубашка. Оружия у юного стража не было. Это Арей заметил еще когда пробирался за ним.
Вершину холма трудно было назвать безопасной. То и дело к ним кто-нибудь прорывался, наносил несколько ударов, но отвлекался от стрелы или брошенного ему в спину копья и скатывался с холма, чтобы расправиться с обидчиком.
– Это твой меч их дразнит! Выброси его, а то нам будут мешать! – попросил юный страж.
– Как это «выброси»? А защищаться?
– Они на тебя бросаются, потому что у тебя есть меч. А ты его выброси!
– Так будут же рубить!
– Так они и так рубят. Какая разница?
В словах юноши определенно была логика. Арей, помедлив, неохотно разжал пальцы и уронил меч на траву. И, правда, на них постепенно перестали кидаться. Схватка как-то выцвела и отодвинулась от холма.
– Я плохо сражался, – пожаловался барон мрака. – Без дарха я ничто. Слаб как ребенок!
– Напротив, без дарха мы все! – возразил юноша. – Дарх держал твое сердце замороженным. А что будет с ним теперь, никто не знает. Если достать сердце с ледника и разморозить, оно или быстро испортится, или… начнет биться.
– Никогда не видел, чтобы сердца после ледника бились. Они всегда протухали, – проворчал барон мрака.
Юноша подтянул к себе колени и обхватил их руками.
– Как тебя зовут? – спросил мечник.
– Левус, – охотно отозвался молодой страж, с надеждой глядя на мечника.
Кажется, он думал, что его имя Арею что-то скажет. Но Арей покачал головой, и молодой страж грустно уткнулся лбом в колени.
– Ты ведь не узнал меня? – спросил он.
– Нет.
– Я надеялся, что узнаешь.
– Я тебя никогда не видел.
– Ты меня не замечал. Еще в Эдеме я часто ходил за тобой. Издали любовался твоим полетом. Мечтал быть таким, как ты. Во всем подражал тебе. Я ушел из Эдема, потому что ты из него ушел. Кводнон был для меня никто… А ты меня убил!
Арей вспомнил, как недавно загнал в него меч.
– Когда убил? Только что? – спросил он.
Молодой страж покачал головой:
– Здесь убить никого нельзя, хотя те внизу этого и не понимают. И никогда не поймут. Ненависть лишила их разума. Нет, ты убил меня давно и по-настоящему.
Арей недоверчиво разглядывал длинное бледное лицо:
– Странно. Мне казалось, я помню лица всех, кого убил!
– Это было давно. Первыми ты заколол моих спутников. Очень быстро, одного за другим. Я испугался и побежал. Ты догнал меня и отмахнул мне голову. Ты даже не заглядывал мне в лицо, оттого и не запомнил его. Потом ты разбил мой дарх и пересыпал из него в свой дарх два эйдоса.
– Всего два? – спросил Арей удивленно.
– Да. Один был эйдос девушки, которая меня любила, а другой – эйдос старика-философа. Кажется, его звали Эпикуром. Он был хороший, добрый человек и очень несчастный. Не знаю, зачем он отдал его мне. Ему важна была его идея, что сам он возник стихийно и душа умирает вместе с телом. Красивая такая идея, продуманная во всех деталях. Эйдос в эту идею никак не вписывался. Потом, уверен, он пожалел.
Арея беспокоило другое.
– Странно. Выходит, я убил тебя без повода? Ты не защищался? – спросил он недоверчиво.
– У меня и меча-то никогда не было, – грустно сказал Левус. – На тебя напали мои спутники. Из засады. Я просто стоял с ними рядом, удивляясь, зачем мы прячемся. Я вообще почти не знал их. Они встретили меня накануне и неплохо ко мне отнеслись. Накормили меня, дали одеяло. А утром сказали, что надо постоять за скалой подождать друга, который должен им несколько эйдосов.
– Другом был, конечно, я! – сказал Арей.
Левус вздохнул:
– Признаться, я подозревал что-то неладное. Думал: может, они воришки из Среднего Тартара, которые отбивают от каравана отставших верблюдов?
– Прости, что убил тебя, – сказал Арей.
