Герман Матвеев - Тарантул
Несмотря на темноту, немцы стреляют и по ночам, но это давно никого не смущает. Ленинград живет, трудится, набирается сил и готовится к ответному удару. Где-то в штабе разрабатывается план наступления, и все чувствуют, что час освобождения приближается, что кто-то пишет уже секретные приказы и начинается перегруппировка войск. Ленинградцы видят на улицах танки, «катюши», новые пушки. Они научились безошибочно определять, какие боеприпасы перевозят на грузовиках, какие типы авиабомб отправляют на аэродромы.
Чувствуют это и фашисты. Глазами заброшенных в Ленинград шпионов они видят боевую технику, видят, как накапливаются силы. Но и только. А как узнать, в какой день и час назначено наступление? Где намечен главный удар?
В полной темноте открылись ворота, и три крытые машины выехали на проспект. Во второй машине сидел Миша Алексеев рядом с Трифоновым.
– Фонарем не злоупотребляй, – предупреждал он юношу. – Конечно, зажигай, чтобы дорогу узнать, но на короткий момент. Понимаешь? Вспышками. Фонарь очень сильный… Когда склеп найдешь, свети прямо на него, пока мы не окружим. Я думаю, что особого сопротивления не будет, если застанем врасплох.
– А там они? – спросил Миша.
– Там! – уверенно ответил Трифонов. – Федя звонил с поста. Трое, говорит, пришли из города и скрылись. Сегодня днем туда ходил твой Мальцев. Часа полтора в склепе сидел.
– Так вы тоже нашли этот склеп?
– Если бы нашли, тебя бы с собой не взяли. В том-то и дело, что знаем только приблизительно. Мы же издали наблюдаем.
– У этого склепа три толстых дерева и густая бузина разрослись около входа, – пояснил Миша.
– Вот, вот. Ты и свети на куст.
– А если второй выход есть?
– Вряд ли… Ну а если и есть, все равно не убегут. Мы оцепим все кладбище. Сигналы запомнил хорошо?
– Запомнил.
Машины вышли на Старо-Невский, и здесь шоферы прибавили газ. Солдаты, чувствуя, что приближаются к месту операции, и зная, что покурить удастся не скоро, задымили, как по команде. Два ряда красных огоньков освещали сосредоточенные молодые лица. Все эти люди точно знали план операции, свои места, сигналы. Трудность ночных действий в черте города заключалась в том, что в темноте легко ошибиться и принять своих за врагов. Нужны хладнокровие, выдержка, смелость, чтобы не растеряться, в критический момент не удариться в панику и не открыть огонь по своим. А такие случаи бывали. Отбирая солдат для облавы, после объяснения задачи Трифонов несколько раз спрашивал всех, нет ли среди них людей со слабыми нервами, трусоватых. Конечно, никто не признался в таких недостатках, но, посовещавшись между собой, комсомольцы сами заявили, что на эту операцию не следует брать троих. И не потому, что они плохие или трусы. Нет, просто потому, что они новички и товарищи не успели еще их изучить.
Развернувшись на площади, машины вышли на шоссе, и здесь последняя машина остановилась. Немного дальше остановилась средняя, а в конце кладбища – первая.
Вылезая из машины, Миша увидел неизвестно откуда появившуюся фигуру человека в штатском.
– Федя? – спросил Трифонов.
– Я, Василий Алексеевич.
Минут через двадцать замигал огонек в одном конце, а вскоре увидели сигналы и в другой стороне. Кладбище было окружено.
– Ну, Миша, трогаемся, – тихо сказал Трифонов, поправляя круглый «светлячок», приколотый на спине у юного проводника. Такие «светлячки» имели все.
– А почему Миша? Я же теперь Коля.
– Вот именно, что не Коля. Обратно перекрестили, – шутливо ответил Трифонов, и в тоне его голоса была уверенность.
«Значит, не случайно назвал меня так, – подумал Миша. – Это не оговорка».
Но расспрашивать было некогда, и Миша уверенно двинулся в темноту. Свернув за каменный амбар, он сразу попал на тропинку.
– Не так быстро, – послышался сзади голос.
Миша пошел медленней. Идти было нетрудно: тропинка протоптана до земли, а стоило чуть уклониться, как под ногами зашелестит трава.
Сидя в машине, Миша думал, что ночью на кладбище он будет слегка дрейфить, но никакого страха в душе не чувствовал. Сознание, что он нужен, что он ведет большой отряд вооруженных людей с Трифоновым во главе, вселяло удивительную бодрость и даже гордость.
Неизвестно, чем освещался полированный мрамор, но белый крест, служивший первой отметкой на пути, Миша увидел издали.
«Через двадцать шагов от креста поворот. Шаги нужно делать средние», – думал он, вспоминая, как отсчитывал по его просьбе эти шаги Степка.
Подойдя к повороту, Миша остановился. Здесь тропинка имела ответвление, и нужно было дать сигнал сзади идущим. Он направил фонарь на предполагаемое место поворота и нажал на кнопку. Фонарь был действительно такой сильный, что яркая, хотя и короткая вспышка не только ослепила, но, как показалось Мише, даже оглушила.
Поворот оказался на шаг сзади. Некоторое время перед глазами на фоне черноты плавали светлые пятна, и Миша двигался скользящими шагами, с трудом нащупывая тропинку. Постепенно глаза привыкли, пятна пропали, и он пошел уверенней, но фонарь решил больше не зажигать. Черный крест, около которого нужно было снова сворачивать, сливался с темнотой.
«Здесь, – подумал Миша. – Вот тут стоит. Можно рукой достать. – И он протянул руку вперед, но она повисла в воздухе. – Вот тебе и на…»
Сзади послышался легкий треск сучьев и шум падения тела. Кто-то споткнулся и упал.
Осторожно поводя из стороны в сторону вытянутой рукой, Миша начал медленно двигаться вперед. Пустота. Потеряв надежду и уже собираясь зажечь фонарь, почувствовал, что пальцы коснулись холодной гладкой поверхности креста.
– Что у тебя? – раздался шепот за спиной.
– Да тут крест… Сейчас опять сворачивать, – тихо ответил Миша. – Пойдем прямо целиной.
– Далеко еще?
– Нет, близко.
– Может, фонарь зажечь?
– Нет. Слепит.
И снова Миша оторвался от сзади идущих и замаячил им своим «светлячком». Теперь он шел с вытянутыми вперед руками, стараясь припомнить, как выглядели эти места днем. Вот здесь у ребят стоял тайник, справа от него чугунная литая решетка. «Так и есть», – с удовлетворением подумал он, нащупав правой рукой мокрый холодный металл. Слева часовня, вся заросшая кустами. Рядом три могилы, закрытые стеклянной, словно веранда, постройкой.
И опять за спиной послышался шум падения и какая-то возня.
«Здесь ребята прятались», – вспоминал Миша, двигаясь вперед без остановки.
Приближаясь к склепу, откуда шел запах жареной тушенки, Миша начал волноваться. Сердце билось все сильней, дышать становилось почему-то трудней. Там ли они? Что сейчас делают? Спят или слушают радио?
– Ну вот, пришли… – с глубоким вздохом прошептал Миша, рассчитывая, что идущий сзади Трифонов услышит.
По его расчетам, до склепа было шагов двадцать, и отсюда хорошо виден вход. Выждав, пока цепочка людей подтянулась, он зажег фонарь. Яркий луч заметался по крестам, деревьям, блеснул в застекленных футлярах венков, скользнул и вдруг остановился на массивной черной поверхности камня, закрывающего склеп сверху. Затем луч передвинулся влево, где росли густые кусты, указывая вход.
Как только луч остановился, Миша увидел справа и слева мелькающие тени. Солдаты окружали склеп со всех сторон, не думая больше об осторожности, не опасаясь, что топот их ног, треск ломаемых сучьев кто-нибудь услышит.
– Молодец, Миша! – похвалил Трифонов, проходя мимо и хлопая юношу по плечу. – Жди здесь.
Яркие лучи фонарей вспыхнули вокруг склепа. Они перекрещивались, перескакивали с места на место, медленно ползли по низу, ощупывая землю.
Миша погасил свой фонарь и, отступив назад, залез на высокую, обложенную камнем могилу. Здесь прислонился к большому тополю, росшему в изголовье. Скоро он услышал глухой стук и голос Трифонова:
– Эй вы, там!.. Открывайте!
Через некоторое время стук повторился.
– Слышите! Вылезайте, говорю! Все равно никуда не скроетесь. Вы окружены.
Прошло минуты две, и Трифонов дал команду:
– Кроши, ребята!
Миша видел, как два здоровенных солдата встали по краям входа, взмахнули руками, и резкие, звонкие удары тяжелых ломов о железную дверь ворвались в тишину кладбища. Били ровно, как цепами молотили, но, видимо, дверь не поддавалась.
И вдруг все стихло.
Миша приподнялся на носки, пытаясь разглядеть, почему перестали ломать дверь. Напряжение было такое сильное, что короткая очередь из автомата оглушила, и Миша не сразу понял, что произошло.
Крики… Мелькание огней… Стоны… Какая-то тень бросилась в сторону от склепа и исчезла в темноте.
– Налево! – закричал один из солдат. – Никитин! Налево свети, сюда!
Лучи фонариков заметались в разных направлениях, но натыкались они только на деревья, кресты, решетки, могилы. Человек исчез.
И вдруг короткая очередь снова резанула слух. Фонари погасли. Солдаты попрятались за ближайшие укрытия.
