Эдуард Тополь - Ангел с небес
А Ангел с Небес, сидя на кухонном столе и болтая ногами, говорила гневно:
– Как ты обращаешься с женой? Почему она не беременна? И вообще я не понимаю: почему у вас на улицах совершенно нет беременных женщин? Вы их не?.. А зачем вы живете? Вы обязаны регулярно заниматься сексом! Хотя бы два раза в сутки! Это минимум, без которого женщины не могут!..
Он протянул ей открытую банку:
– Держи.
– А это вкусно?
– Попробуй.
Она высунула язык, лизнула сгущенку и воскликнула от восторга:
– Вау!
– Тихо! – испугался он и зажал ей рот.
Но она больно куснула его пальцы и тут же стала лакать сгущенку языком, приговаривая:
– Ой, как вкусно! Ой!.. А я-то подумала, это знаешь что? Но это куда вкусней!.. А выглядит как мужская… Ой, как вкусно!.. И это есть в «Седьмом континенте»? Я завтра возьму тысячу банок!
Он протянул ей ложку:
– Вот ложка. Ложкой удобней.
Повертев ложку в кулачке, она зачерпнула ею сгущенку и отправила в рот.
– Вау! – плотоядно повторила она. – Действительно, так удобней! Как это называется? Ложка? Вы давно их придумали?
Глядя, как она ест, Пачевский осторожно спросил:
– А у вас там… на этой… на Венере… мужиков – что, совсем нет?
– Не-а…
– Никаких?
– Нет…
– А эти? Ангелы?
– Так они ж ангелы. У них ни борода не растет, ничего. От них нельзя забеременеть.
Он оцепенел, потом спросил с напрягом:
– А ты… Ты от меня забеременеть хочешь?
– Конечно! А зачем я сюда прилетела? Бог нам велел рожать. И у меня там дети – как забеременею, сразу к ним улечу, тут же… – Она доскребла в банке остатки сгущенки, вылизала ложку, облизнула губы и зажмурилась от счастья: – Ой, как вкусно! – Причмокнула языком и сладко – всем телом – прильнула к Пачевскому. – Можно, я тебя соблазню?
Он отпрянул и испуганно глянул на дверь:
– Здесь?! Ты с ума сошла!
Но она уже ластилась к нему и, медленно опускаясь на колени, шептала:
– Конечно, мой сладкий… Здесь… Здесь и сейчас…
Пачевский обмер, откинул голову и закрыл глаза.
Летом, в период отпусков, сотрудники издательства «Женский мир» работали каждый за двоих, и Пачевский совмещал свои обязанности с обязанностями экспедитора. То есть в фургоне с надписью «КНИГИ» колесил рядом с шофером по городу, развозя новые тиражи по книжным магазинам и уличным лоткам. Большие книжные магазины, вроде «Москвы» на Тверской и «Дома книги» на Ленинском проспекте, расплачивались, конечно, безналично и через банки, а уличные лотки и палатки – налом, который Пачевский складывал в свой потертый кожаный портфель. Летом уличная книжная торговля идет вдвое, а то и втрое лучше, чем зимой, к концу дня портфель становился тяжелым.
Приехав в издательство, Пачевский устало опускался на стул в своем кабинете-каморке, устало откидывал руки за голову и устало, в ожидании хозяйки, закрывал глаза. Но тут же и открывал их, косился на окно.
Однако никто в это окно не влетал.
С разочарованным вздохом Пачевский вставал, закрывал дверь своего «кабинета», открывал портфель, пересчитывал деньги, бумажными ленточками заворачивал их стопками по тридцать, пятьдесят и сто тысяч рублей и складывал в свой небольшой сейф.
В тот день все повторилось, как обычно, – поездка по душной и пыльной летней Москве, усталость и простая операция пересчета выручки и упаковки ее в сейф.
Но когда все было посчитано, за его спиной вдруг раздался негромкий восхищенный свист.
Он испуганно оглянулся.
Конечно, это Ангел с Небес.
– Вот здорово! Ты такой богатый! – сказала она, глядя на деньги. Он горестно усмехнулся:
– Если бы!
– Что значит «если бы»?
– Это не мои деньги.
– А чьи?
– Хозяйки издательства.
Пачевский собрался положить деньги в сейф, но она остановила его:
– Подожди! Зачем ей столько денег? – И каким-то легким, почти неуловимым жестом выхватила одну пачку.
Пачевский испугался:
– Стой! Что ты делаешь? – И попытался отнять деньги. – Отдай!
Но она совершенно необъяснимым образом перемещалась в пространстве, словно летала. И говорила при этом:
– Перестань! Мне здесь трудно летать – тут атмосфера.
– Отдай бабки, я сказал!
– Ничего с ней не случится, если мы возьмем немножко. Я не могу все время воровать в магазинах. Я хочу, как нормальный человек, пойти в приличный ресторан…
Пачевский не успел ответить – дверь открылась, и в его каморку вошла хозяйка.
– Паша, ты привез выручку?
– Да, конечно… – сказал Пачевский.
– Давай, мне некогда! – И хозяйка протянула руку за деньгами. – Сколько сегодня?
Пачевский, глядя через плечо хозяйки, сделал требовательный жест, и хозяйка удивленно оглянулась. Но там уже никого не было.
– Кому ты машешь? – сказала хозяйка.
– Нет, никому… – И Пачевский, подавив вздох, обреченно подвинул деньги по столу к хозяйке.
– Ты какой-то странный стал, – заметила она и спросила еще раз: – Сколько сегодня?
– Семьсот тысяч… – ответил Пачевский, пряча глаза.
– Маловато, – сокрушенно сказала хозяйка, сбросила, не считая, деньги в большой полиэтиленовый пакет и понесла в кассу.
А Ангел, стоя на сейфе, захлопала в ладоши:
– Ура! Вот видишь! Вот видишь! Она ничего не заметила! – И, швырнув вверх пачку денег, радостно заплясала: – Мы идем в ресторан! Мы идем в ресторан!..
Конечно, теперь он спал по ночам далеко не столь крепко, как раньше. И потому при первом же шорохе открыл глаза.
В темноте он сначала увидел только свечу, которую она внесла в спальню.
А уже потом – ее, Ангела с Небес.
Нужно отдать ей должное – в коротенькой и прозрачной ночной сорочке, сквозь которую, как у стриптизерш, просвечивали узенькие бедра и тоненькая ниточка стрингов, она была так соблазнительна, как никогда раньше.
Ладошкой прикрывая трепыхающееся пламя свечи, она подошла к кровати.
Пачевский, онемев от ее наглости, скосил глаза на жену.
Но жена, отвернувшись от него, спала на боку.
А Ангел, поставив свечку на тумбочку рядом с будильником, нырнула в постель к Пачевскому.
– Ты с ума сошла! – без голоса прошептал он, осипнув от страха.
– Ничего подобного! – ответила она в полный голос и свободно потянулась в постели. – Ой, как тут мягко!..
– Ты не можешь тут спать…
– Конечно, не могу. Спать с таким мужчиной глупо. – И она прильнула к нему всем телом, повела рукой по его груди… по животу… и еще ниже…
– Перестань! – сказал он. – Исчезни!
Но она будто и не слышала, а, наоборот, стала целовать его грудь… живот…
Он задохнулся и закрыл глаза:
– О-о!.. О!.. Господи!..
В комнате занялось золотое свечение, но тут жена толкнула Пачевского в бок:
– Паша!
– Что? – спросил он, не открывая глаз.
– Ты стонешь. Проснись!
– Отстань, дай поспать… О-о!..
Но жена не отставала:
– Паша, очнись! Что тебе снится? И зачем ты зажег свечу?
Тут, расталкивая его, рука жены соскользнула по его животу вниз, к паху.
– О Господи! – почти испугалась она. – Ну наконец-то! Поздравляю!
И жарко обняла Пачевского. И Пачевский вдруг ответил ей с таким пылом и рвением, какого она не испытывала, наверное, со времен их медового месяца.
А в воздухе вдруг зазвучала, все нарастая, знакомая песня:
Мело, мело по всей земле,Во все пределы.Свеча горела на столе,Свеча горела…
…На отраженном потолкеСкользили тени —Скрещенье рук, скрещенье ног,Судьбы скрещенье…
Действительно, пламя свечи отбрасывало на потолок скрещение их рук и ног. Только (хотите – верьте, хотите – нет) на сей раз этих ног было не две пары, а три…
На рассвете, то есть еще тогда, когда адские мусорные машины только выезжали из своих гаражей, Ангел с Небес опять разбудила Пачевского.
– Ну что теперь? – сказал он стоически.
– Вставай!
– Зачем? Еще ночь…
– Вставай, я сказала! – И она бросила перед ним его старые, еще армейские, из лосиной кожи кроссовки.
– Господи, где ты их нашла?
– Нашла. В кладовке. Вставай!
Поливальная машина шла по мостовой и мощной струей сбивала пыль к тротуару.
Позади нее двигалась техничка и на прицепе тащила за собой какой-то внедорожник.
А еще дальше, по тротуару легкой ангельской походкой бежала она, Ангел с Небес, и, оглядываясь, насмешливо подгоняла Пачевского:
– Давай!.. Давай!.. Мужчина!..
Пачевский, тяжело дыша, старался не отставать.
А когда потный, с одышкой, он вернулся домой и на полусогнутых поднялся к своей квартире, он еще с лестницы услышал голос жены:
Любовь нечаянно нагрянет,Когда ее совсем не ждешь!..
И, войдя в квартиру, не поверил своим глазам: жена, причесанная, в новеньком коротком халатике, пекла на кухне блины и громко, в полный голос пела:
И каждый вечер сразу станетТак удивительно хорош!..И ты поёшь!..
Увидев мужа, она танцующим шагом ступила к нему с протянутыми руками:
