Наталья Корнилова - Чужая душа
– Сам себя перехвалишь, – сказала Ксения сумрачно.
– Подобные случаи, если мне не изменяет память, – пел соловьем босс, не замечая реплики Кристалинской, – имели место в Англии лет десять назад и года четыре – в Калининграде. Я разрабатывал комбинацию, и я решил скопировать ее из анналов криминалистики. Суть в следующем. Ксения обнародовала часть правды об этом деле, объявила своего мужа убийцей Таннер. Это было правдой. Но помимо правды давалась прослойка лжи, Ксения объявила о причастности Алексея к смерти Куценко и ко взрыву этого злосчастного автомобиля, который был устроен Владимиром Сергеевичем для правдоподобия.
– Черт побери!! – вырвалось у меня.
– После этого, – стал подходить к завершению своего рассказа Родион, – я стал давать указания тебе, Мария, и консультировать Ксению. Было подстроено так, чтобы ты попала в квартиру Ельцовых. Этот дневник, который Ксения писала специально для суда, можно сказать, сочиняла… он был положен так, чтобы его увидели. Еще и светящиеся буквы приклеили. С пистолетом, из которого действительно застрелили Таннер – и все это время он лежал у Ксении, – тоже все было подстроено.
– Один момент, – проговорила я. – Был нюанс, который мог обрушить всю конструкцию. Когда я посетила квартиру, в ней была какая-то мерзкая воровка-нищенка, которая…
– А вы тоже… на огонек? – вдруг прошамкала изменившимся голосом Ксения, и я невольно вздрогнула, узнавая этот хрипловатый неприятный голос.
– Это была ты, Ксения?! – почти вскрикнула я.
Она кивнула:
– Ну да. Это была я. Я хотела лично убедиться, что ты поймаешь наживку, возьмешь этот проклятый фальшивый дневник. Хотя там многое и правда. Я сделала это на свой страх и риск, и мне удалось.
Я тряхнула головой:
– Ну хорошо. Допустим, меня использовали как пешку… вот и босс сказал. Но зачем, зачем это все нужно было? Зачем выгораживать убийцу, подставляя при этом себя… Ксюша? Зачем, зачем?
– А ты сама не можешь догадаться, нет? Хорошо. Я скажу. – Она выпрямилась, надменно поднялись веки на бледном лице Клеопатры, и она, повернувшись ко мне своим точеным профилем, верно, для того, чтобы не показаться чрезмерно чувствительной, сказала: – Все очень просто. Я любила его, как никого никогда не любила. Как вообще невозможно любить. Я прощала ему все, я не позволяла никому, даже Володе, и сотой доли того, что он вытворял надо мной. Я не знаю, у меня под ногами расступался и плыл пол, когда он уходил, и мне хотелось бросаться с балкона, когда он пересекал залитый солнцем двор, ступая по сизым накаленным плитам, чтобы уйти на час. А я провожала его, как если бы он уходил навсегда, и бесилась, и не могла простить себе это унижение. Такое бывает, Мария, бывает. И дай бог, чтобы тебе не довелось испытать такой страшной любви, из-за которой я растоптала себя, дала обвинить в убийстве, готова была перевернуть весь свет, чтобы только вернуть его, и что же? Когда я добилась того, что его освободят, добилась страшной ценой, он даже сам не понимал, как я смогла пойти на такое… в этот момент я увидела, как он обнимает другую. Ты, Мила, – глянула она на притихшую Таннер, – хорошая девушка, взбалмошная и глупая, но это пройдет. Но ты никогда не поймешь, что испытала я в тот день, когда ты коснулась своей рукой плеча… плеча моего проклятого любимого.
Она с трудом владела собой. По бледному лицу текли слезы, ногти кроваво впивались в ладони.
Но это была Ксения Кристалинская, она – и никто другой. Она сумела взять себя в руки. И добавила ровным, почти равнодушным голосом:
– И все же я благодарна вам всем, что произошло так, как произошло. Ну, вышла бы я за него, ну, унаследовал бы он эти деньги Таннер… А дальше? Что дальше? Ничего. У нас с ним все равно не было будущего, но я слепо не хотела в это верить. Теперь прозрела.
– Так… – протянула я.
Ксения, полузакрыв глаза и ни на кого не глядя, говорила:
– Я хотела рожать от него ребенка, замуж собралась, дура! А у него была другая. Моложе, возможно, и лучше. Стоит ли помнить о какой-то чужой дурехе Ксюше, которая будет сидеть в СИЗО, у которой к тому же еще и дедушка… еврей?
– Прости меня… – выдавил Алексей.
– Молчи! За свою шкурку мышиную можешь не трястись. Ни я, ни Володя не станем марать руки. Мы уезжаем из России навсегда. Но это такая мелочь, такая мелочь. Я просто не могу понять, как я могла любить такого… та-ко… – Из ее груди вырвалось сухое рыдание, и она быстро закрыла лицо руками. Все молчали, кто с трепетом, кто со смятением глядя на эту удивительную женщину.
Все молчали. Наконец Ксения отняла руки от лица – надменной маски Клеопатры. Она встала.
– Нам пора, – сказала она. – Прощайте. А ты, Мила, теперь все знаешь, сама прими решение. Вот так, Алеша. То, что я сказала тебе на суде, неожиданно оказалось правдой. Я… в самом деле чужая тебе. Никто и ничто.
– А что касается меня, – сказал Родион, – то я накорябал письмецо и чудом отослал его по факсу тебе, Мария. Я хотел обезопасить себя на случай, если Владимир Сергеевич все-таки вздумает отправить меня в расход. Вот, собственно, и все, что я имел сказать.
– Родион, – обратился к нему Туманов, – ты нормальный мужик. У тебя светлая башка, ты действительно старался нам помочь, пусть даже из желания выжить. Но не дай бог эта история выплывет наружу – я клянусь, я приеду из-за семи морей и, как ни прискорбно, вышибу и тебе и ей, – он показал на меня, – мозги. Но я думаю, вы поведете себя умно. Ты ловко извернулся с этим факсом, конечно. Что же касается тебя, Ельцов, – глянул он на Алексея, – то скажу: что ни делается, все к лучшему. Хорошо, что ты не женился на Ксении. Она не заслужила такой подлянки. Жаль, что я не могу закатать тебя в асфальт, и жаль, что ты не попадешь на зону. Там тебя мигом бы использовали по прямому назначению, понял… – сорвался он и, побагровев, умолк.
– Может, еще и попадет, – сказал босс. – Сейчас все во руцех вот этой милой гражданки.
И он показал на Милу Таннер.
– Поразительно, – бормотала я. – Просто поразительно…
* * *Через несколько дней мы сидели с боссом в его кабинете и пили кофе. Он с коньяком, я – без. Напряжение последних дней схлынуло. Босс несколько захмелел, настороженные морщины на лбу разгладились.
– Надо сказать, Владимир Сергеевич оказался весьма любезным человеком, – промолвил он. – Он сразу поставил меня перед фактом, что чрезмерное любопытство никогда не приводит к добру. «Вас же предупреждали, – учтиво сказал гражданин Туманов, – ведь так, предупреждали?» Я согласился, мол, да, предупреждали. И если бы не Ксения, то, ты, Мария, боюсь, не имела бы счастья созерцать меня здесь. Не знаю, почему она мне поверила. Почему все это рассказала. Быть может, действительно как-то почувствовала, что я могу помочь. Вообще вы, женщины, удивительные существа. У меня до сих пор не укладывается в голове, как она, Ксения, пошла на такой колоссальный риск. Я-то разработал все в теории, расписал. Но ведь осуществлять-то все не мне. А что творилось у нее в душе, когда она увидела, что мужчина, ради которого она пошла на такое… как этот слюнтяй под рукоплескания счастливых родственничков снюхивается с другой.
– Мила ему тоже не простит, – сказала я. – Не похожа она на ту, что может простить.
– Я тоже так думаю. Кстати, Мария, а где факсимиле письма, которое я прислал тебе?
– У меня в сумочке.
– Уничтожь его. Даже не стоит подшивать к архиву. Я оригинал письма уже сжег.
Я вынула факс. Прежде чем запустить лист в утилизатор и превратить в тонкую бумажную лапшу, я последний раз перечитала содержание…
«Мария. Я пишу тебе и передаю привет от уважаемого г-на Туманова. У него я гощу вот уже который день. Надеюсь, что гастроль не затянется. Но для этого ты должна мне помочь. Несколько штрихов к истине:
– Ельцов действительно убил Таннер;
– Ксения оговорила и подставила себя сознательно, дневник фальшивка, она писала его специально для того, чтобы ты подобрала и предъявила суду;
– пистолет именно тот, из которого застрелили Таннер, только с него стерли отпечатки пальцев Ельцова;
– Ксения подложила тебе ключи, а я позвонил тебе, уже зная о том, что ключи и дневник у тебя.
(Почерк становится более поспешным, срывающимся.)
Не пугайся. Я в здравом уме и готов подтвердить каждое слово, написанное выше. Я знаю, что произошло в суде. Будь добра, приди сегодня в десять вечера по адресу Котельн. наб., 4, кор. 2, кв. 10. Очень нужно.
Родион».
Я некоторое время молча наблюдала за тем, как утилизатор перемалывает факс-лист… К жизни меня вернул возглас босса, уткнувшегося в экран своего ноутбука:
– Мария! Ты только послушай, что пишут в Интернете!
– А что там пишут? Бразилия – чемпион?
– Да нет, чемпионат мира уже кончился, отгремело, что называется. А пишут тут о нашем недавнем клиенте, расследование по которому, я считаю, наше агентство блистательно провалило.
