Наталья Корнилова - Полет над бездной
В конце зала у пустующего углового столика стоял огромный шкаф, забитый аппаратурой. У шкафа неподвижно торчал парень, и на его сухом длинном лице никак не отразилось ни то, что к нему приблизились мы с карликом, ни обращенный к нему вопрос о Гжегоше.
– Он там, – все же неопределенно махнул рукой парень. – К нему еще двое пожаловали. Вот, ждут.
И он ткнул пальцем в сидящих и озирающихся по сторонам – в трех метрах от меня! – Епанчинцева и моего босса. Они явно были шокированы увиденным, иначе не сидели бы в таком ослепительном бездействии.
Я открыла было рот, чтобы сказать… но тут же осеклась.
Потому что именно в этот момент послышался легкий звук – словно лопнула скрипичная струна, – и вдруг вкрадчиво стала набирать силу музыка. Или даже не музыка это была, а так – гармоничное движение воздуха, словно здесь, в этом огромном, душном от немыслимой концентрации патологии и порока зале, вдруг проснулся и повеял свежий ветер. Я ясно почувствовала, как ветер коснулся моего лица, свежестью обвил и заполонил горло, и сразу стало хорошо и нелепо все, зачем вообще я спустилась сюда, мне нужен был только этот ветер.
Находящаяся рядом со шкафом массивная металлическая дверь открылась, и вышел человек. Наклонился и стал копошиться в шкафу. Я тупо смотрела в его согнутую сутулую спину. Он копошился недолго, несколько секунд. А потом разогнулся, и я увидела бледное лицо и тонкие неподвижные губы Григория Вишневецкого.
Музыка прервалась.
Глава 17
– Хей, барышня! – крикнул кто-то и толкнул меня в спину, и я, обернувшись, увидела, что карлика-проводника рядом нет, а вместо него высится фигура обрюзгшего толстяка в куцей маечке, обтягивающей отвислое брюхо. Он залопотал что-то, подражая невнятному и полубессмысленному бормотанию обезьяны. Что-то другое и не смог бы произнести этот урод-наркоман. Он махнул на меня рукой и сел на пол – прямо на грудь не менее монументальной, чем он, толстухе с лицом и плечами гренадера.
Я содрогнулась. Мне стало жутко. Показалось, что мое сознание этого не выдержит.
И вдруг музыка вновь поплыла над залом. Я почувствовала, как в обволакивающую ватную пелену тягучей, какой-то зловеще-порочной мелодии, еще недавно конвульсивно растягивающейся в жутком полутемном зале, снова врывается знакомое, необыкновенно приятное ощущение. Ощущение – полубессознательное, но необычайно явственное, и только вслед за первым дуновением ветра я поняла, что звучит другая музыка, что это «Музыкальный момент» Сергея Рахманинова. Услышать Рахманинова здесь, в этом вертепе, было так странно, словно в выгребной яме, наполненной зловонными испарениями, получить прямо в лицо шлепок молодого и свежего ветра, наполненного буйными ароматами весны.
Со мной уже бывало такое! В доме полковника Платова. Без сомнения, то, о чем я подумала, было здесь. Это – квадросистема «Станиславский». Значит, те два экземпляра, что были на «Скрябине» и в доме Платова, – не единственные. Есть и еще один.
Вот он!
Я стояла почти открыто и смотрела, как Японец подходит к Вишневецкому, а босс оставался на прежнем месте.
Вишневецкий, казалось, ничуть не удивился появлению Японца. Напротив, его бледное лицо немного порозовело, а губы тронула легкая улыбка.
– А, Паша, – сказал он без всякого выражения, так, словно они расстались десять минут назад, да и то только потому, что Японец решил сбегать за пивом, – зашел все-таки? Ну, что скажешь?
Тот на секунду онемел от такого панибратского приема опасных гостей, но потом нашел в себе силы собраться и проговорил:
– Я искал тебя. Мы… мы искали тебя.
Фраза была довольно неудачной, и это Японец понял сразу, потому что пан Гжегош выключил систему и подошел к нему вплотную.
– Я вижу, что искал, – произнес он, – прекрасно вижу. Я уже понял, что рано или поздно все равно найдете. Третьих людей подключили, а? – И он кивнул на сидящего Родиона Потаповича. – Ну, молодцы.
– Ты не так понял, – сказал Японец. – Мне нужно сообщить тебе важные новости.
– Говори.
Японец обернулся, свирепо посмотрел на Родиона, угрюмо пинающего ногой использованный пустой шприц, на снова возникшего карлика, который извлек откуда-то клюшку для гольфа, которая была явно длинней его, и теперь меланхолично колотил ею по лысому черепу миловидной девушки лет двадцати трех, не обращавшей на потуги уродца ни малейшего внимания и что-то быстро, взахлеб говорящей своей подруге напротив. Правда, та не могла ее слышать, потому что, по всей видимости, давно находилась в жестком улете, приняв в организм энную дозу галлюциногенов.
– Дурдом какой-то, – пробормотал Японец, – я же не могу при них…
– Спокойно, Павел, – холодно прервал его Вишневецкий с таким видом, словно он был хозяином положения, а не тем, кого нашли и в буквальном смысле слова прижали к стене, – они тебя все равно не понимают, не видишь, что ли? Так что можешь говорить совершенно спокойно. Кстати, а почему ты не один? Разве Платов изменил своей привычке и теперь доверяет выполнение задания не одному агенту? – И, не дождавшись ответа на свой вопрос, непринужденно продолжал: – А как поживают пассажиры нашего импровизированного «Титаника»? Я имею в виду «Скрябин», разумеется. Особенно та толстая дама, которая бегала по палубе за своей собачкой… а, ты же не можешь ее знать.
– Отчего же? – ответил Епанчинцев, мало-помалу возвращавший себе природную уверенность и начинающий более хладнокровно оценивать ситуацию. – Я эту толстую сеньору надолго запомню… в кошмарах будет сниться. А что это ты выключил систему?
– Да так, – неопределенно взмахнул в воздухе рукой Вишневецкий. – Слишком чувствителен я стал после работы с вашим полковником… Так что ты хотел мне сообщить?
Я повернулась к ним спиной и, изображая невменяемо обдолбанную наркоманку, слушала их разговор. По мере того как Японец излагал свое сообщение, я постепенно сокращала расстояние между мною и боссом.
Японец продолжал:
– Платов велел передать тебе, чтобы ты не валял дурака и возвращался подобру-поздорову и не заставлял его прибегать к крайним мерам. В этом случае он готов забыть и этот злосчастный взрыв, и даже смерть Протасова. Все останется по-прежнему, и Платов даст тебе любые гарантии твоей безопасности.
– А если я не соглашусь? – проговорил Вишневецкий, горделиво вскидывая голову.
– Тогда наш полковник будет вынужден использовать тяжелую артиллерию.
– И это все, что твой шеф велел мне передать? – спросил Гжегош, и ноздри его гневно раздулись, а глаза – в кои-то веки – согласованно взглянули прямо в лицо Японцу. – Пес… да как ты посмел прийти ко мне с такой чушью, тварь! И ты думаешь, что я…
– У тебя нет выбора, Гриша, – сказал Японец, бросив короткий взгляд за спину, – а иначе с тобой будут работать более серьезные люди, чем я.
– Уж не этот ли господин, которого я помню еще по «Скрябину»? – И он ткнул пальцем в сторону Родиона. – Небось это он меня нашел… ты бы не смог.
– Ты так полагаешь? – выпятил грудь Японец. Я не стала слушать продолжение перепалки, а приблизилась к боссу со спины и, оказавшись полностью скрытой Родионом от глаз Японца и Вишневецкого, положила руку на его локоть и негромко произнесла:
– Только не делайте резких движений и не кричите, дорогой босс.
* * *Я всегда любила театральные эффекты. И тут я не отказала себе в удовольствии прибегнуть к одному из них. Сработало. Эффект неожиданности был еще тот. Родион Потапович вздрогнул и стал поворачиваться.
– И головой не вращайте, что называется, – быстро прибавила я.
– Мария? – тихо промычал он. Его мало что могло удивить, как я уже поняла на многочисленных примерах из собственной практики, но тут он определенно был сражен. Конечно, его легко понять: он думал, что мы с Валентиной находимся в заложницах у злодеев в Барселоне, и вдруг я возникаю за его спиной в Петербурге. – Ты откуда? Как же… так?
– А вот так, – ответила я. – Буду кратка. Босс, нам удалось сбежать. Более того, я стянула у Платова базу данных по проекту «Не верю». То, что он нам показывал, понимаете? Сейчас это у меня. Вишневецкий тут же. Так что задание вашего генерала Азарха можно считать выполненным. А от Японца… от Епанчинцева нужно избавиться.
– Но…
– Да никаких «но», босс. Они вас обманули. Я потом расскажу. Японец опасен. После того как вы найдете Вишневецкого и вот ведь нашли… он должен вас убрать. Убить.
– Откуда такая информация?
– Как говорится, из первых уст. Подслушала один разговорчик в доме Платова. Занимательный такой разговорчик. Ладно. Подробнее – после.
– Хорошо. Посмотрим, как поведет себя Японец дальше, – тихо проговорил Родион. – Но ты меня удивила. Удивила, черт побери!
…Но инициатором последующих событий оказался отнюдь не Японец.
Толстяк, который уселся на свою подругу-толстуху, приблизился к Вишневецкому и что-то забулькал, невпопад размахивая длинными негнущимися руками. Японец досадливо оглянулся на него, и в ту же секунду одним молниеносным движением Вишневецкий схватил бывшего офицера КГБ за горло и притянул к себе. Как ни хороша была реакция Японца, он не успел даже пикнуть.
