Юлия Алейникова - Дама с горгульей
– Заткнись, – скомандовал он жене. – Сделай крепкого чаю, принеси в кабинет.
Его фразы стали короткими, рублеными, но этот резкий тон заставил Нину Андреевну расправить плечи и взглянуть на мужа если не весело, то в злорадном предвкушении чего-то значимого. Вот за это она и полюбила когда-то неприметного, щуплого очкарика – за скрытый потенциал. Теперь Нине Андреевне стало спокойнее. Пофик собрался и теперь наверняка найдет способ выторговать у Начинкина и жизнь, и деньги. Выторговать, выменять, выдавить.
Действительно, у Пофистала Тарасовича имелся в запасе богатый арсенал способов давления на окружающих, даже на тех, кто был сильнее его и влиятельнее. Или считал себя сильнее и влиятельнее. Тиховлиз, обладая тонким, острым, глубоким умом, еще в детстве пришел к нехитрому выводу: побеждает не сильнейший, и даже не умнейший, а тот, кто не связывает себя рамками правил и норм, выходит за границы общих моральных принципов, поднимается над толпой. Нет, не так. Не поднимается, а, оставаясь в толпе, перестает быть ее частью, превращаясь в сверхъединицу, способную на нестандартные, непредсказуемые действия.
И вот сейчас загнанный в угол Пофистал Тарасович готовился превратиться в сверхъединицу, дабы спасти сам факт своего существования в той самой толпе. Его узкие, змеиные губы были плотно сжаты, глаза спрятались за дряблыми, полуопущенными веками, и сам он как-то утончился, словно готовился проскользнуть в игольное ушко.
В это утро Агриппина проснулась совершенно счастливой в обнимку с Макинтошем. Похоже, кот навеки подарил ей свое сердце. Он заглядывал ей в глаза, подлизывался, мурлыкал, ходил по пятам. Агриппине даже показалось, что Сокольский ревнует ее к собственному питомцу.
– Привет, рыжий! – почесав кота за ухом, поздоровалась Агриппина и сладко потянулась.
Квартира Сокольского была ей уже как родная. Девушке нравилось здесь все – неброская, теплая цветовая гамма, использованная в оформлении интерьера, строгая, без вычурности, дорогая мебель, безупречный порядок, множество книг на высоких стеллажах в гостиной. Она вполне могла бы прижиться в такой квартире, даже не делая ремонта. Последняя мысль застала ее врасплох, и она тут же одернула себя.
– Тебе не светит сюда переехать. Никогда! – сердито буркнула Агриппина себе под нос. И, почувствовав закипающие на глазах глупые, непонятные слезы, уткнулась лицом в густой мохнатый загривок Макинтоша. – В общем, хватит уже бродяжничать и скитаться по чужим квартирам, пора домой! – велела она себе, справившись с эмоциями. – А то потом будет только хуже.
На кухню Агриппина вышла полностью одетая, причесанная, хмурая, в подавленном настроении.
Артем по привычке проснулся рано, и первая его мысль, наполнившая теплом едва проснувшегося главы безопасности холдинга, была о Гриппе. И он сразу же вспомнил, что та спит сейчас за стеной, в его квартире, отчего ему стало как-то необычайно приятно. Словно радостное событие, которого он долго ждал, наконец свершилось. Такое ощущение иногда посещало Артема в Новый год. Когда сверкает разноцветными огнями наряженная елка, бьют куранты, и так легко, вопреки логике, по-детски поверить в волшебство праздничной ночи и во что-то хорошее, что непременно подарит наступающий год. Сокольский тихо лежал на диване, прислушиваясь к тишине квартиры, пытаясь уловить звук дыхания девушки и понимая, что это невозможно. Но незаметно его мысли переместились на расследование, он вдруг сообразил, что совсем скоро, в понедельник, возвращается Вольдемар Сигизмундович. Шеф наверняка захочет получить от него какие-то результаты.
А результаты пока имелись сугубо отрицательные. С уверенностью можно было только утверждать, что Валерий и Анжела Коробицкие, а также Екатерина Тиховлиз убийства не совершали. Как провели роковые двадцать пять минут остальные Тиховлизы и Ирина Александровна, по-прежнему было покрыто мраком.
Кстати, бывшая жена Вольдемара Сигизмундовича и вовсе оставалась темной лошадкой. А ведь если верить Валерию Коробицкому, она испытывала стойкую, горячую ненависть и к прежнему мужу, и к его теперешней супруге, и это чувство с годами не угасло.
Кто может знать об Ирине Александровне хоть что-то? Нынешний муж, Алексей Николаевич Сидоренко? Дочь? Прислуга? Стилист? Массажистка? Артему просто необходимо раскопать хоть что-нибудь!
Сокольский встал, чувствуя, что больше не в силах валяться без дела. Стараясь не шуметь, он убрал постельные принадлежности, умылся и даже сварил кофе. Потом сел за небольшой рабочий стол в углу комнаты и задумался.
Итак, Ирина Александровна Сидоренко. Что ему о ней известно? Училась в институте вместе с Вольдемаром Начинкиным и Алексеем Сидоренко, на последнем курсе вышла замуж за Начинкина, прожили вместе десять лет. Потом разошлись. Все это случилось задолго до знакомства Артема с Вольдемаром Сигизмундовичем и его семейством. Агриппина считает, что развод был безболезненным. А вот Коробицкий утверждает, что Ирина Александровна до сих пор не может простить первого мужа, хотя удачно вышла замуж вторично, за своего старого поклонника и приятеля бывшего супруга Алексея Николаевича Сидоренко, который, между прочим, бросил ради нее семью. На материальном благосостоянии женщины развод никак не сказался. Но, возможно, Ирина любила Начинкина и потому не в состоянии простить предательство? Нынешний ее брак длится уже двадцать лет, вдвое больше, чем с Начинкиным. Отношения у супругов Сидоренко на первый взгляд хорошие. А на второй?
Артему был нужен человек, знавший всех троих – Начинкина, Сидоренко и Ирину Александровну – в непростую для них пору разводов и повторных свадеб. Кто это может быть? Ведь с тех пор прошло двадцать лет.
Боже мой, двадцать лет минуло, а они все еще помнят старые обиды!
Сокольский так глубоко ушел в себя, в размышления, что даже не заметил, как в комнату вошла Агриппина.
Он сидел за столом, поставив перед собой сцепленные в замок руки, и о чем-то сосредоточенно думал. Артем снова был в джинсах и белой футболке, которая эффектно обтягивала его подтянутый, мускулистый торс. Чувствовалось, что мужчина регулярно посещает спортзал и следит за своей физической формой. Выглядел он сейчас таким отрешенным и далеким, что Гриппе вдруг захотелось потихоньку выскользнуть из квартиры, пока хозяин не заметил ее, убежать прочь и никогда не возвращаться, потому что иначе будет очень больно. С каждым днем девушка привыкала к нему все больше. Ей было с ним так хорошо и спокойно, что она уже всерьез подумывала: а как же ей жить дальше? Без него? Университет, подруги, защита диссертации, лекции – все это стало казаться таким скучным, неинтересным, даже тягостным, что больше всего Гриппа сейчас мечтала уехать к родителям, запереться в своей расфуфыренной комнате в особняке и сидеть там, в полной изоляции лет десять, чтобы только чудная Чесотка ей еду носила.
Нет, ей никогда не заполучить этого мужчину. Сокольский всегда будет видеть в ней странную, незадачливую дочку босса. И никогда не посмотрит на нее как на женщину, достойную интереса. От этих мыслей стало еще тоскливее, и она решилась – на цыпочках, стараясь не шуметь, бросилась в прихожую, отделенную от гостиной декоративной широкой полуколонной. Гриппа уже схватилась за дубленку, когда Макинтош выдал ее пронзительным, звонким мяуканьем, прозвучавшим так громко в тишине квартиры, словно включили пожарную сирену. Мало того, котище одним прыжком метнулся к столу хозяина, вскочил на него и заорал тому прямо в ухо.
Артем подпрыгнул от неожиданности, озираясь по сторонам и силясь понять, что так напугало обычно спокойного питомца.
– Предатель… – прошипела из-за колонны Гриппа, не представляя, как ей теперь выпутываться.
Но Макинтош отвернулся и указал Артему хвостом на входную дверь.
Гриппа, стоявшая с дубленкой в обнимку, почувствовала себя полной дурой, когда Сокольский, встав из-за стола, появился в прихожей.
– Агриппина Вольдемаровна, куда вы собрались?
– Домой, – промямлила красная как рак Гриппа.
– Без завтрака? – пристально глядя на нее, спросил Артем.
– Мне не хочется есть, – пожала девушка плечами, пятясь к выходу.
– И без ключей?
– А я сперва к родителям заеду.
– И не прощаясь?
– Постеснялась вас отвлекать. – Агриппина взглянула ему в глаза и тут же пожалела об этом.
Выглядел Артем Георгиевич сногсшибательно, а в глазах его читалась легкая снисходительная насмешка. Мужчина просто потешался над ней, влюбленной в него глупышкой, которая топчется сейчас в прихожей, как неопытная школьница.
Такая позиция ее совершенно не устраивала. Да и с какой стати Сокольский взял, что она влюблена в него? Плевать ей на него, и на его мускулы, и на ямочки на щеках, и на широкие плечи, и на пронизывающий до костей взгляд, от которого у нее поджилки дрожат. Она и сама очень даже ничего. Гриппе вдруг вспомнился видеоролик из инета с собой в главной роли: как, стоя в центре танцпола, она зажигает в коротеньком золотом платье, а восхищенные взгляды всех находящихся поблизости мужчин обращены на нее. Да, да, восхищенные и вожделеющие!
