Ирина Щеглова - Адрес мечты
Так что же такое случилось с ее родителями? Почему мама набрасывается на отца, а он или хохмит, или морщится досадливо. Почему он пропадает по вечерам, почему начал пить?
Он разлюбил маму?
«Разлюбил» – слово такое же страшное, как и «развод». Даже пострашнее.
Катя сразу же представила себе себя замужнюю, с двумя детьми, растолстевшую. Вот приходит муж, правда, она не могла представить себе конкретного мужа, виделся кто-то расплывчатый, слово такое есть… да, гипотетический. И вот приходит этот гипопо… тетический муж, а она вся зареванная и толстая, и дети цепляются за подол халата. Фу!
А он такой: «Я тебя разлюбил, давай разводиться!»
Первое, что пришло в голову.
– Да пошел ты! – сквозь зубы процедила Катя.
Вот так. Она без сожаления отказывается от мужа. Но ведь это и не муж вовсе, а какой-то гиппопотам, которого Катя знать не знает и в глаза не видела, и детей никаких нет, и вообще она никого не любит. А мама отца любит, поэтому на его «давай разведемся» скрутила фигу и сунула ему под нос «а вот тебе!». И отец ничего не сказал в ответ, проглотил, отстранил ее и в комнату прошел.
Ну, хорошо, допустим, все обойдется, и они не разведутся. Потому что: а как же тогда Катя и Ванька? Они-то ни с кем разводиться не собираются.
Катя закрыла глаза, но веки как будто не желали подчиняться хозяйке, они жили своей жизнью, глаза закрывать не желали, совсем наоборот, они их открывали, да еще и моргали постоянно. Катя всматривалась в темный потолок над головой, ворочалась, перекладывала подушку, взбивала ее – сон не шел!
«Слишком много всего, слишком много… – думала Катя. – Да еще эта толпа во дворе…» Она вспомнила, как стояла, не в силах сдвинуться с места, а на нее неслись молчаливые, вооруженные чем попало парни.
Они могли просто толкнуть ее и пробежать по ее телу, даже не заметив… Но ведь один все-таки остановился. Почему? Почему из всей толпы остановился только один, поднял ведро, извинился? Единственный вменяемый? Но вменяемый человек не может, не должен был бежать с безумцами! Во всяком случае, она, Катя, не побежала бы. Но это она, а то – он, мальчишка, парень… У них там иерархия, стадный инстинкт, что еще? Не побежишь, а тебя потом – вон из стаи. Чокнутые они, эти мальчишки!
Катя вздохнула и мысленно пожелала удачи тому, кто остановился, чтоб поднять ее ведро.
«Пусть у него все будет хорошо и он не пострадает…»
Заснула под утро.
Глава 3
В школе
– Ни фига не соображаю, – призналась Катя Милке на перемене после первого урока, – глаза закрываются, и все.
– Не выспалась? – спросила подруга.
– Да… мои вчера опять ругались…
– Папашхен опять перебрал? – Подруга понимающе кивнула, она знала о проблемах в Катином семействе.
– Не то слово! Да еще и мама отчудила, заставила его мусор выносить, представляешь?!
Милка хмыкнула.
– Ой, что там вчера было! – оживилась Катя. – Опять где-то драку устроили. То ли наш микрорайон побежал драться с соседним, то ли оттуда на наших напали… В общем, я не знаю. Но я как раз с этим ведром дурацким шла, а они на меня бегут, представляешь!
– Совсем озверели! – Милка покачала головой и уставилась на Катю. – Да ты сама-то как?
Она отмахнулась:
– Я – нормально, не тронули. Да и на фиг я им сдалась…
Милка покрутила пальцем у виска:
– Ну вы там со своим мусором, нашли время тоже!
– Да это все мама, – сказала Катя.
– А по-моему, у вас у всех крыша течет, – нагрубила Милка.
И Катя сдалась:
– Не знаю, может…
С Милкой она дружила давно, еще с детсадовского возраста. Ходили в одну группу. У них даже дни рождения почти в один день – в конце ноября. Из-за этого, кстати, они с Милкой пошли в школу не со своей группой, а на год позже. И теперь бывшие детсадовские друзья посматривали на них свысока, как старшие. А некоторые даже сочувствовали, мол, пришлось учиться с малолетками.
Милка все эти сочувствующие замечания игнорировала и держалась особняком, из-за чего ее недолюбливали в классе. А Кате по большому счету было наплевать, она общалась и с теми, и с этими. Хотя, если совсем честно, детсадовских девчонок не любила. Уж очень они кичились своей взрослостью. А с ребятами дружила: и с Мишкой, и с Серегой, и со Славкой. Был еще Игорек, но он учился вместе с подругами, тоже ноябрьский, бедолага. С ним у Кати не ладилось, он был влюблен в Милку, а Катю почему-то терпеть не мог.
Вообще, в классе периодически все были влюблены. Девчонки шептались на переменах, хихикали, забрасывали мальчишек эсэмэсками, все время ссорились, разыскивали ВКонтакте страницы тех, к кому неровно дышали, следили друг за другом и за парнями, то и дело на сайте появлялся какой-нибудь компромат, кто-то с кем-то объединялся, чтоб наказать еще кого-то. «Мышиная возня, одним словом», – так коротко выразилась Милка. Катя была с ней согласна. Милка утверждала, что никогда не влюблялась. «В кого, скажи на милость?!»
И действительно, в кого? Катя скользила равнодушным взглядом по лицам мальчишек и не понимала, как можно влюбиться? И, главное, зачем?
Летом она ездила к деду с бабушкой, так там тоже все словно с цепи сорвались! Парни резко вытянулись, и когда Катя попыталась по-дружески общаться, как раньше, то была разочарована. У бывших мальчишек, ее друзей детства, тех, с кем она воровала арбузы по ночам, играла в волейбол, без всякой задней мысли гуляла по лесу, у всех у них резко изменилось отношение к Кате, а может, и ко всем девчонкам. Собираясь по вечерам на скамейке у ворот чьего-нибудь дома или на бревнах, повзрослевшие мальчишки ломающимися голосами с надрывом пели блатные песни, пили пиво, курили, и все это на показ, бравируя. Со стороны выглядело смешно. Мальчишки неумело подражали своим старшим братьям и отцам, сплевывали, ругались, норовили приобнять или ущипнуть за руку повыше локтя. Фу… Противно!
Приятельница Раечка шепотом рассказывала о своем парне, которого она обещала ждать из армии. Они встречалась уже два года. Когда она рассказывала о нем, у Кати невольно расширились глаза и «челюсть отвисла». Она-то считала Колю – так звали Раечкиного парня – порядочным молодым человеком, чуть ли не самым порядочным из всех, кого знала. И вот – нате. Здрасьте пожалуйста!
– А ты что? – переспросила Катя у Раечки.
– А ничего! Послала его куда подальше! – ответила та.
– Расстались? – не поняла Катя.
– Вот еще! – фыркнула Раечка. – Я ему заявила: «Женись сначала!» А он мне знаешь что?
– Что?
– Я, говорит, в армию иду, а ты тут другого себе заведешь! А я ему: если ты мне сейчас не веришь, то после и вовсе верить не будешь. Так что нам лучше сразу расстаться.
– А он?
Раечка пожала плечами и усмехнулась:
– Ничего, проглотил… Как миленький! Не хватало еще! Я знаю, кто ему этих песен напел! Дружбаны его – придурки! – Когда она говорила, у нее глаза сделались злые, Катя видела и все еще недоумевала.
– Раечка, но ведь тебе только шестнадцать! Ты действительно хочешь за него замуж? Ждать будешь?
– Почти семнадцать, – уточнила та, – да, собираюсь ждать, а что плохого? Но до свадьбы – ни-ни! Знаю я их! – И она для убедительности погрозила кому-то кулаком. – Сначала дай да дай, люблю – не могу! Разведет такой девчонку, а потом над ней смеется! Не на ту напали!
У Кати заполошно билось сердце и кровь приливала к щекам. Раечка старше ее на год, а рассуждает как взрослая женщина. Ну, выйдет она замуж за своего Колю, а дальше что? Что они будут делать вдвоем? Ни профессии, ни образования… Так и останутся сидеть в своем заштатном поселке, кур разведут, кроликов… Коля начнет пить, как все тут пьют, потому что работать негде и делать нечего. А до города 180 километров.
Навидалась Катя этих молоденьких жен. Раечкина подружка – Валя, ей девятнадцать, замуж вышла, как раз в начале прошлого лета. Свадьбу гуляли всей улицей. А потом Валя прибегала к Раечке и, оттянув ворот халатика, хвасталась синяками на шее.
– Он что, бил ее, что ли? – осторожно спросила Катя у Рачки, когда Валя, сославшись на занятость, убежала.
Раечка покосилась на Катю и заявила свысока:
– Ты что? Маленькая? Это засосы! Любит он ее сильно, поняла?
Катя кивнула, не решившись признаться, что ничего не поняла. Но потом, уже вернувшись домой, она все думала и думала, и никак не могла понять такой «любви». Не могла представить себе, как кто-то чужой ляжет с ней в постель и будет распоряжаться ее телом, после чего на нем останутся вот такие, как у Вали, отвратительные следы.
«Ни за что! – твердила Катя. – Не пойду замуж!»
Вернувшись домой, она, естественно, поделилась с Милкой своими мыслями. У той лицо осталось непроницаемым и равнодушным.
– Фигня это все, – заключила подруга, – они там на свежем воздухе созревают быстрее, чем мы тут, в городе. В Африке вон тоже…
– Ты еще сюда какую-нибудь Бразилию приплети, – рассмеялась Катя, – раньше и у нас замуж выдавали в тринадцать, четырнадцать, в деревнях особенно. Так что мы с тобой уже старушки! Помнишь, у Пушкина, в «Метели»? – и Катя продекламировала: —…Она была уже не молода, ей минуло двадцать…
