Юлия Кузнецова - Парижский паркур
Как глупо, как все глупо... Бедный мой папа... Если я смогу выбраться, то никогда, никогда больше...
Куртка постучал в дверь.
– Quoi? – раздраженно сказал охранник.
А дальше... дверь открылась.
На пороге стояли... бояре! Самые настоящие! В расшитых золотом кафтанах с длинными рукавами, в высоких шапках, с посохами в руках!
Охранник опешил и отступил. Один боярин вбежал в трейлер, увидел нас с Никой на полу и ткнул охранника посохом в грудь! Охранник повернулся и ударил ногой по окну. Раздался звон, посыпались осколки, и мальчик, сидевший к окну ближе всех, завывая, прикрыл голову руками.
Выскочить охранник не успел. Вбежали ребята в белых рубахах, подвязанных поясками, и скрутили его. Потом передали его другому боярину, в соболиной шубе, и подбежали к нам. Один из ребят наклонился и содрал наклейку с моего рта.
– Говорить можешь? Parle!
– Лапти, – только и выговорила я.
Потому что на ногах у ребят были лапти. Самые настоящие.
«Я сошла с ума», – успела подумать я, прежде чем куда-то ухнуть.
Глава 20,
в которой все становится ясно
– Очнись, солнышко, – ласково попросили меня, и я послушалась.
Открыла глаза и увидела перед собой... девушку в белой блузе с пышными рукавами, красном сарафане и кокошнике! На плече у нее лежала толстая русая коса. Сумасшествие продолжалось.
– А мне нельзя обратно? – спросила я с надеждой.
Мне очень хотелось попасть в ту, нормальную жизнь, где не бегают бояре с посохами и девушки в кокошниках.
Она испуганно оглянулась и пробормотала:
– Нет. Трейлер сейчас осматривает полиция.
Я подняла голову и обнаружила, что лежу на земле, на каком-то одеяле. Впереди стоял трейлер, вокруг которого столпились люди. Среди них были бояре, но обнадеживало то, что я увидела и нормальных людей в современной одежде. Особенно меня успокоило то, что там действительно были полицейские в форме и с рациями. Рядом стояла белая машина с синими «мигалками» и синими же буквами на боку. «Скорая».
– А где Ника? – рванулась я.
– С ней все хорошо. Ее осматривает врач. Но ничего серьезного, только ушиб. Самая больная из вас девочка маленькая. У нее воспаление легких в очень тяжелой степени.
– Мальчик, а не девочка!
– Да нет же, девочка. Суонг. Куан – ее старший брат. Он так плакал, когда мы вас нашли. Все повторял: «Доктор, доктор» и показывал на сестру.
На глазах у девушки заблестели слезы.
– А вы вообще кто? – сообразила я наконец спросить.
– Официанты. Из ресторана «Распутин». Меня зовут Оля.
– Уф! – воскликнула я.
Кажется, все начало становиться на свои места. Я попыталась подняться. Оля помогла мне. У меня сильно дрожали коленки, но идти я смогла. Здорово болел рот. То есть кожа вокруг рта.
Вообще боль наваливалась постепенно во всем теле, словно я медленно просыпалась и ощущала ее.
Я ухватила Олю под руку, и мы доковыляли до «Скорой». Оттуда, чуть шатаясь, вышла Ника, и мы бросились друг другу на шею, плача.
– Как дистрофики из анекдота, – сквозь слезы пошутила я, когда Ника чуть не рухнула от моих крепких объятий.
– Ну нет, – проговорила она, утирая слезы тыльной стороной ладони, – меня вы в дистрофики теперь не запишете!
Потом нас позвали полицейские и еще около часа расспрашивали обо всем, что произошло. Ника отвечала, а добрая Оля помогала, несмотря на то, что один из «бояр» выразительно поглядывал на часы.
– Оль, а тебе не попадет за то, что ты работу прогуливаешь? – спросила я.
– Ерунда! – отмахнулась она, – не каждый день такие истории происходят!
– А где этот паренек, Куан? – спросила Ника, оглядываясь. – И вообще, что с ними случилось, откуда они?
– Я не знаю, – вздохнула Оля, – но я постараюсь выведать.
И она кокетливо улыбнулась молодому кудрявому полицейскому, который нас допрашивал. Он тоже ответил улыбкой. А потом подъехал черный «Мерседес», из которого вылез невысокий дядька восточной внешности. Вид у него был представительный – костюм, дорогие часы, «дипломат».
– Это представитель вьетнамского посольства, – объяснила Оля после того, как кудрявый полицейский прошептал ей это на ухо. – Сейчас все узнаем!
Мы узнали все не сейчас, а через два часа, которые мы провели в кафе рядом с метро, на терассе, кутаясь в пледы. Мы пили крепкий черный чай с сахаром и кофе, но все равно обе ужасно мерзли. Люди, сидящие вокруг с бокалами вина, косились на нас с подозрением, нам было плевать. Внутрь заходить не хотелось, как-то не тянуло нас обеих в замкнутые пространства после трейлера.
Наконец вернулась Оля, уже без кокошника, в джинсах и голубой куртке, с сумкой, ремень которой был натянут через грудь.
– Пойдемте, посажу вас на такси, – сказала она, – а по дороге расскажу всю историю.
История Куана и его сестры Суонг была простой и страшной.
Они жили с родителями во Вьетнаме, в небольшом городке под Хошимином. Родители работали в национальном парке Катьен, присматривали за несколькими яванскими носорогами. Это такой особый вид носорогов, вымирающий. Куан помогал родителям, но кроме этой работы, у них в городке не было почти никакой, и они жили очень-очень бедно.
Поэтому родители очень обрадовались, когда тетя Куана распечатала из Интернета объявление, что во Францию приглашаются дети – на «учебу» и даже, возможно, трудоустройство официантами, горничными, поварами в рестораны и гостиницы. Больше всего родителей потрясло, что их детям оплачивается билет на самолет.
– Значит, это честные люди, – сказал отец Куану и Суонг, провожая их на самолет.
Это было год назад, и больше они родителей не видели.
Куан и Суонг вышли в зал ожидания, где мадам Дарбо уже стояла с табличкой. Она взяла у них паспорта. В машине их ждали еще двое – охранник «Багета» и один человек, которого они называли «Исполнителем».
– Желтая Куртка, – пробормотала я, ужасаясь от мысли о том, какие планы бандитов мог провести в жизнь этот «Исполнитель».
Детей привезли в «Багет» и свалили на них самую тяжелую работу. Они мыли посуду, драили полы, выпекали багеты. Хлеб привозили в замороженном виде, то есть месить его не надо было, но как ребенок мог доставать из духовки раскаленные...
Я вздрогнула, вспомнив шрам на руке Куана. Большой, белесый...
– Они спали на полу, и Суонг заболела, – грустно сказала Оля, подводя нас к стоянке такси. – Сначала они позвали доктора, но тот отказался лечить детей, которых незаконно удерживают и заставляют работать.
– Мы видели этого мужчину, – сказала Ника, – он прямо бежал из «Багета».
– Да, и Куан понял, что осталось только просить Бога Неба, чтобы он помог сестре.
– Как раз когда он стоял и на небо смотрел, я увидела его в первый раз, – перебила я.
– Значит, ты его спасла.
– А нас кто спас? – спросила Ника.
– Я, – улыбнулась Оля, – бежала на работу в «Распутин» и услышала крик из трейлера.
– Молодец ты, – сказала я Нике.
Она обняла Олю. Я тоже шагнула к ней, но тут на стоянке остановилась машина. Не такси. Полицейская.
Из нее вылез кудрявый полицейский, улыбнулся Оле, а за ним выскочил Куан!
Он подбежал к нам и сказал:
– Камон!
«Иногда перевод бывает совсем не нужен», – подумала я и обняла его. Ох, чуть не забыла – носорог! Сунула руку в карман джинсов и извлекла кулон.
– Камон, – снова прошептал благодарный Куан, прижимая свой талисман к груди.
– Ты сможешь узнать, удастся им разыскать родителей? – спросила я у Оли.
– Думаю, смогу, – сказала Оля, улыбнувшись кудрявому полицейскому в ответ.
Глава 21,
в которой мы пишем письма с того света
Когда мы добрались до дома, уже светало.
На потертом диванчике в гостиной калачиком свернулась Доминик.
– You never guess what I know, you never guess what I know, – кричала она, вскакивая и подпрыгивая, как резиновый мячик, – the madame’s secret’s revealed![78]
Мы с Никой одновременно посмотрели на дверь в комнату мадам, но Доминик мотнула головой, мол, нет ее, и потащила нас на кухню.
– Я вообще-то спать до смерти хочу, – пробормотала я.
После наших ночных приключений хотелось только рухнуть в кровать. К тому же мы с Никой не слишком-то верили в существование тайны мадам.
Оказалось – зря.
Американка уселась на стол (тот жалобно скрипнул) и выложила все, что ей рассказала продавщица в ночном кафе, в котором мадам договаривалась о блинчиках.
Доминик заявила продавщице, что живет у мадам и хочет узнать, что с ней не так. А продавщица спросила, написали ли мы письма с того света. Доминик опешила.
И тогда продавщица рассказала ей, что оба мужа мадам погибли (абсолютно случайно) в то время, когда она принимала у себя двух девочек из России. Когда умер второй муж, у мадам что-то щелкнуло внутри, и с тех пор она всегда приглашает на каникулы двух девочек из России.
И считает, что пока они гостят, она возвращается в то время, в те последние секунды, когда ее мужья были живы, и она может общаться с ними. Поэтому она посылает им письма (которые то сжигает, то запускает самолетиками, то относит на кладбище), фотографирует постоялиц, чтобы «показать» мужьям.
