Александр Варго - Цинковый поцелуй
В среду Славик отложил любовно восстановленную книжку, которую он изучал эти два дня самым внимательным образом, и, презрев гордость, самолично отправился к Филе, твердо уверенный, что все соглашения самым хамским образом нарушены и не миновать большой разборки…
В десятке шагов от подвальчика конкурента Славик остановился и долго стоял, недоуменно уставившись на низкую, обитую железом дверь. Дверь украшал амбарный замок и заметное издалека объявление: «НА ЭТОЙ НЕДЕЛЕ ПУНКТ ПО ТЕХНИЧЕСКИМ ПРИЧИНАМ ЗАКРЫТ».
Какие же такие у Фили причины… Одна у него может быть причина – загрузил в большой грузовик всех здешних бомжей и ханыг, вывез подальше в лес, к глубокой яме и…
Славик зримо представил искаженное лицо Фили с бешеными глазами и дергающийся в руках пулемет, заглатывающий конвульсирующую змею патронной ленты…
11А утром в четверг пришел партайгеноссе Зигхаль.
И оказалось, что шальная мысль Славика попала почти в яблочко: Филя действительно загрузил в большой тентованный «КамАЗ» «весь цвет местных сборщиков металла, вывез в лес и…» Нет, на самом деле, поведанная Зигхалем история начиналась совсем по-другому.
В отличие от Славика, Филя собирать грибы любил. И шастая по осени где-то в дебрях Карельского перешейка, заплутал и напоролся на просеку ЛЭП. Зная, что любые провода ведут к местам обитаемым, Филя бодро замаршировал вдоль опор и через несколько километров жестоко разочаровался. Сначала с опор исчезли провода, а потом с просеки исчезли и сами опоры – ЛЭП вела в руины заброшенного военного городка давно расформированной военной части. Безбожно матерящийся Филя повернул обратно и после еще пары часов упорной ходьбы убедился, что линия тянется из ниоткуда в никуда – на другом ее конце точно так же исчезали сначала провода, а потом и опоры…
Из леса Филя все-таки выбрался (Славик с сожалением вздохнул на этом месте рассказа) и, запомнив координаты, положил глаз на это позабытое скопление никому не нужного металла.
Несколько месяцев у него ушло на подготовку великой операции: согласовать и поделиться с кем надо, разведать подъездные пути, засыпать гравием пару топких мест на лесных дорогах, подлатать и утеплить наиболее уцелевшую казарму в городке – возить каждый день работяг из города было себе дороже.
А когда все было готово, Филя, не мудрствуя лукаво, набрал ударную бригаду из хорошо знакомого контингента. Принимал всех, с единственным условием: ничего не говорить Славику – мол, конкуренция, коммерческая тайна, и все такое прочее… И вот теперь на заброшенной просеке визжали десятки ножовок, разрезая толстенные плетенные алюминиевые провода на куски, пригодные для погрузки в «КамАЗ».
Всех этих подробностей Зигхаль не знал, история в его изложении звучала как волшебная сказка о найденных сокровищах – и горьким диссонансом на фоне этой идиллии виделась судьба самого Зигхаля, старательно пропивавшего выручку от пентаграммы и не явившегося к отъезду набранной бригады по причине жесточайшего похмелья. Но он не держал зла на Филю и даже не завидовал ему – Зигхаль им просто восхищался…
Вот так… Вот так вот бывает в жизни… Кто-то ходит по лесу и находит валяющиеся под ногами пачки долларов… а кто-то ничего не находит или наступает на старую ржавую мину… А некоторым вообще попадаются интересные такие местечки со следами черного шабаша и истыканными восковыми фигурками… Мать твою, ведь Славик слышал об этом, слышал, но не обратил внимания на пьяный бессвязный треп о непыльной работке и тоннах дарового металла… Надо было вслушаться и расспросить подробнее, и тогда бы…
Славик с беспощадной ясностью вдруг осознал, что и тогда он ничего бы не сделал, просто не знал бы, что тут можно сделать… И попадись заброшенная ЛЭП ему, ничего бы, в сущности, не изменилось, – не Филя кусал бы сейчас локти от ярости, сидя в своем подвальчике… Это была самая большая (и никогда не признаваемая) беда его жизни – сознавая, что живет не так и делает не то, он никогда не знал, что и как нужно делать… И подсознательно завидовал людям, которые знали… Даже ненавидел их, как сейчас Филю.
12Бронзовая пентаграмма лежала на ковре несокрушимо и уверенно. Славик, задумавшись, сидел у стола с зажженной настольной лампой вполоборота, поглядывая то на нее, то на чистый лист бумаги, лежавший перед ним.
Мысли были невеселые. Хотя, конечно, и не слишком это удачная идея – подводить итоги прожитой жизни в конце самого провального дня отнюдь не самой благополучной недели, когда все видится исключительно в черном свете. Но некоторые вещи и факты остаются такими же гнусными, в каком освещении их ни рассматривай…
Четвертый десяток на излете, а что имеем в активе? Одна семья развалилась с треском и грохотом, вторая держалась только на нежелании начинать все сначала по третьему разу… Работа? Двадцать лет назад все начиналось хорошо и выглядело совсем по другому: вчерашние одноклассники поступили в вузы и грызли никогда не привлекавший его гранит науки, клянча у родителей трешки-пятерки в прибавку к скудной стипендии – инфантильные переростки, дети, просто дети с развившимися половыми функциями…
А Славик… О-о, Славик был тогда уже взрослым и самостоятельным человеком. И не деньги тут были главным, хотя и их хватало, чтобы широким жестом расплатиться за всю компанию, сводив этих высоколобых недоумков в кафе по старой памяти. Не деньги, а уважение: большие и солидные люди зовут Вячеславом Анатольевичем и ты знаешь, что нужен им, нужен больше, чем они тебе (хотя кому и когда мешали полезные знакомства?), ты один – их много…
Мать, вечная ей память, очень вовремя пристроила провалившегося в Политех Славика в пункт приема макулатуры (она-то думала, что это всего на год, поработать освобожденному от армии сыну перед второй попыткой). На удивление вовремя – в стране нарастал книжный бум, люди хотели читать интересные книги, саги о героях соцтруда уже никто не воспринимал всерьез, кроме ответственных товарищей, верставших планы издательств. И через полгода появилось новшество для жаждущих общения с прекрасным и вечным – дефицитные книги стали продавать за сданную макулатуру.
Это был взмах волшебной палочки, превративший серых и незаметных тружеников системы вторичных ресурсов из Золушек в сверкающих и всем нужных принцесс (что такое был приемщик – чуть почетней дворника, но до гардеробщика далеко, тому хоть чаевые дают).
За два года работы Славик легко и просто купил машину, пусть не новую – но не откладывал ведь червонцы, отказывая себе во всем – хотя и хватило ума не сорваться в штопор, не запить-загулять на всю катушку… Славик не скопидомствовал, он вкладывал в то, что казалось вечным. В книги.
Когда и как все это кончилось? Да как-то постепенно, не было никакой резкой черты… Сначала стали появляться в огромных количествах тонкие книжонки в мягких обложках и на дурной бумаге – самые забойные западные авторы. Паршиво переведенные (фактически подстрочники), без примечаний, рисунков и послесловий, эти поделки ничуть не встревожили Славика. Люди, желающие поставить в шкаф вещь, все равно шли к нему. К тому времени Славик занимался уже не только макулатурными изданиями – оброс связями в магазинах и на оптовых книжных базах (многих печатавшихся в стране книг на прилавках никто и никогда не видел, даже с огромной очередью); стал своим человеком в книгообменах и у букинистов…
Нет, понятно было, что через год-другой наверху прекратят эксперименты с экономикой и детские игры в кооперацию и все эти книжонки-однодневки исчезнут как дурной сон… Но они не исчезли. Исчезли сотенные очереди, ломящиеся к Славику, дежурящие ночами и устраивающие переклички; исчезли книгообменные отделы и подпольные книжные толкучки.
А дрянные книжонки потолстели и оделись в твердые глянцевые обложки. Они лежали на всех углах и не слишком дорого стоили – и вдруг выяснилось, что не так уж любит читать наш народ, как казалось, и переставшие быть дефицитом тома уже не служат предметом гордости и украшением квартиры, у каждой эпохи свои фетиши… Или просто появилась возможность жить своей настоящей жизнью – и на хрена тратить время и сажать зрение, читая про чужую?
Славик не пошел на дно вместе со старым книжным бизнесом и не стал искать место в новом, там хватало молодых, прытких и зубастых, на которых не давили многолетние привычки… Славику добрые люди помогли пересесть на металлы. Дело было похожее и привычное, и не бедствовал, на семью хватало, даже на две семьи… Но уважение… Славик, просто Славик, Вячеславы Анатольевичи не громыхают железом в заплеванных вагончиках. И совсем, совсем не те шли теперь к нему люди – много ли радости, что ханыги смотрят тебе в рот и ты для них царь, бог и воинский начальник? Мало, очень мало в этом радости, если вспомнить, как без бутылки коньяка не приходили доценты и завмаги…
