Анна и Сергей Литвиновы - Многие знания – многие печали
И вот тут пазл сошелся! Все факты и устремления заняли положенные им позиции. Теперь я знала, что мне делать и чему посвятить свою жизнь. Я посвящу ее – мести.
Я внимательно изучила досье, которые мне предоставил мой неродной отец Харченко. Он как будто знал, предвидел, что я замыслю. Будто подталкивал меня действовать.
Самым красивым из всех моих возможных папочек показался мне Александр Кутайсов. И я подумала, что готова поверить, что моя маманя выбрала его: с фото смотрел харизматичный мужик с лицом поэта и пальцами музыканта. Согласно папиному архиву, он работал на Урале на Чернокопской атомной электростанции, проживал в городе Весенний (двадцать две тысячи жителей), был женат, имел двух дочек.
«Готовься, папаша, скоро к тебе приедет третья», – мысленно сказала я ему и отправилась на Урал.
В городке атомщиков Весеннем все про всех все знали и сказали мне, что информация, которой я владела о своем вероятном папочке, устарела. Кутайсов, да, продолжал трудиться на АЭС, но с семьей больше не жил – разводился и снимал квартирку. Мне дали адрес, я туда отправилась. С Кутайсовым, первым и последним, я решила действовать напрямик – больше я ни с кем из возможных отцов подобной глупости не повторила. Пришла к Александру Иванычу и сказала: «Здравствуй, папа! Помнишь, ты в конце восьмидесятого года в Москве, во времена беззаботного своего студенчества, имел связь с девушкой по имени Лидия, по фамилии Полозова? Так вот: я плод этой связи, появилась на свет в июне восемьдесят первого – проще сказать, я твоя дочь! Признаешь меня? Или прикажешь экспертизу ДНК по установлению отцовства заказывать?» Не знаю: возможно, мой потенциальный папаша в тот день с похмелья был – в доме амбре стояло, и пивко он потягивал. А может, он попросту по характеру говнистым оказался. Или свои собственные женщины – супруга и две законные дочки его допекли. Не знаю в точности, однако он на мои претензии ответил грубо и однозначно: «Никакой Лидии Полозовой я знать не знаю – может, конечно, и было у меня с ней спьяну чего, да только я не помню – а раз не помню, значит, никаких серьезных отношений или любви точно не было. Она должна была претензии свои вовремя предъявлять, непосредственно после наступления беременности, а теперь, через тридцать лет, все сроки прошли, и нечего ко мне подсылать моих якобы дочерей». – «Отлично, – сказала я, – тогда вы согласны на ДНК-анализ?» – «Да какой угодно, деточка, – сказал он, – только я знать тебя не знаю и не признаю никогда. Делай что хочешь: хошь, в суд подавай, но ты не моя дочь, мне двоих своих дочурок законных выше крыши хватит».
После такого обращения я поняла, что ловить мне с Кутайсовым нечего. Я могла, конечно, начинать с ним тяжбу, проводить ДНК-анализ, однако вероятность того, что меня и впрямь признают его дочерью, – один к шести, буду я с ним судиться, ха! Мужик явно не процветает, что с него взять, да еще после того, как его супружница с родными дочками по нему пройдется – табуретку в съемной квартире от него получишь. И тогда я от него отвалила – не то что была обескуражена, но все-таки рассчитывала на минимум понимания и на возможность слегка поживиться без помощи судейских крючкотворов.
«Вот тебе бог, деточка, – сказал Кутайсов, – а вот порог». И я ушла, но напоследок – очень допек он меня своим жлобством, мужицким высокомерием красавчика – зашла к нему в туалет: «Хотя бы в уборную мне позволите сходить?» Там, закрывшись, я вытащила из свинцовой оболочки и положила за дверцей на полку в самодельном стенном шкафу графитовый разъем для твэла. Элемент излучал радиацию с интенсивностью, достаточной, по крайней мере, для болезни.
Я была в восторге. Как я здорово придумала! Через какое-то время Кутайсов начнет болеть. Пойдет к врачам. Обнаружат они связь его заболевания (скорее, это будет рак крови) и радиоактивного излучения? Вероятней всего, нет – но если вдруг обнаружат, решат, что человек работает на атомной электростанции, там и облучился. Даже ежели отыщут разъем в стенном шкафу туалета – никто не свяжет его со мной. Решат – достал и принес хозяин квартиры или кто-то из бывших съемщиков.
А если вдруг его найдет он сам? Обилие пыли на полочках шкафа и на забытых предметах свидетельствовало, что туда никто не заглядывал несколько лет. На меня тот, кто вдруг найдет разъем, вряд ли станет думать. Скорее, на самого Кутайсова или хозяина квартиры.
Сама я, скажу, забегая вперед, продолжала следить с помощью различных открытых источников и моих информаторов в концерне за судьбой Александра Ивановича. И когда я узнала через полтора года, что он болен, а через два с половиной, что гражданин Кутайсов скончался от рака, я испытала сложные чувства. С одной стороны, довольство и удовлетворение: мой план удался. Я отомстила – за молодую глупую мать и за себя саму. С другой – злорадство: вот, папаша, ты не захотел меня признать – так получай! Опять-таки и пожалела я его – умер ведь человек ни за что ни про что, и никто не знает, что стало причиной его тяжелой, длительной и, наверное, мучительной болезни. А еще почувствовала гордость – я все умею, все могу, мне все подвластно, я королева мира!
Однако, если рассказывать в хронологическом порядке, нужного результата мне на Урале оставалось еще ждать и ждать. Только через полтора года я узнала, что Кутайсов заболел раком, – и лишь тогда уверилась, что моя схема работает! А пока я находилась в полном неведении. И хотела не просто мстить своим отцам, но и что-то получить от них.
Второй радиоактивный разъем я приберегла для Юрия Пильгуя. С ним действовать я решила иначе – осторожно, словно невзначай, тихой сапой. Я отправилась в город, где проживал он. Пискуново находилось на расстоянии километров двухсот от столицы, и я поехала туда на своей машине. В местной гостинице я подружилась с администраторшей, которая, как и положено жительнице небольшого городка, знала про своих земляков все или почти все. К счастью, Пильгуй оказался одним из тех, кто на виду – главный инженер, заметная должность. Мне рассказали, что он женат, внешне ведет себя благопристойно, однако втихаря от супружницы погуливает. Дети выросли, проживают в столице, куда Юрий Олегович с благоверной время от времени наведываются. Мальчик закончил университет, работает в министерстве, девочка учится на пятом курсе. Сейчас жена Пильгуя отдыхает и лечится в Карловых Варах, а тот проживает в своем частном доме на окраине городка один, совсем один.
Мой запасливый и аккуратный папаня снабдил меня не только фотографией своего старого знакомого, но и адресом, где тот нынче живет. Пискуново, улица Зеленая, дом один. Данные были двухлетней давности, но я подумала, что в пятидесятилетнем возрасте люди, проживающие в собственных особняках, редко меняют прописку. День клонился к вечеру, и я поехала на окраину на улицу Зеленую. Своей машиной я перегородила подъездную дорожку к искомому особняку и стала ждать. По собственному опыту я знала, что мужики, особенно в возрасте, любят помогать беззащитным автомобилисткам. Они полагают, видимо, что самодвижущиеся механизмы – их собственная территория, где даме легко потеряться и растеряться, а им следует всячески нам помогать и потакать (особенно молоденьким). Когда показался «Мерседес» Пильгуя, я очень удачно открыла капот и с беспомощным видом наклонилась над ним, демонстрируя идеальные ноги в обтягивающих брючках из псевдокожи. Он остановился и выкатился из-за руля: невысокий, с большими залысинами и отчетливым брюшком, точь-в-точь начинающий колобок. «Что тут у нас случилось?» – бархатисто спросил кандидат в отцы. «Вот, не заводится», – растерянно молвила я. «А ну-ка, садитесь за руль», – приказал колобок и принялся подергивать в моей машине разнообразные провода и шланги. Я уселась и без усилий запустила мотор. Пильгуй весь залучился гордостью. Поразительно, насколько мужчины самодовольные создания, как легко их провести на мякине! «Пойдемте, выпьем по чашечке кофе?» – совершенно ожиданно предложил Юрий Олегович («впрочем, для вас просто Юра»). Я согласилась и этаким манером до чрезвычайности легко проникла в дом Пильгуя. У меня было две задачи: собрать его биологический материал и разместить – желательно в месте, где часто бывает «просто Юра» (и редко остальные домочадцы, мне не нужны посторонние жертвы), – радиоактивный графитовый разъем. Биологическим материалом, если кто не знает, может быть не только кровь, но и слюна, частички кожи, волосы, сперма. Поэтому возможностей изъять образец у меня было много. Нет, я не собиралась с ним спать – одна только мысль об этом вызывала у меня тошноту, ведь он мог оказаться моим отцом! Не говоря о том, что седеющий колобок не тронул во мне ни единой струны, если не считать отвращения. Он и впрямь приготовил мне кофе – впрочем, для начала предложил виски: «Или чего-то другого? Джин, ром, вермут, коктейль? Вам надо ехать? ГАИ боитесь? А зачем вам ехать? Оставайтесь у меня до утра. Впрочем, шучу». Боже, эти мужчины настолько предсказуемы! В конце концов мы выпили свои напитки, и он загорелся желанием показать мне дом, он им гордился, он как бы намекал своим показом, что в состоянии содержать не только свою собственную престарелую самку, но и сколько хочешь других, молодых. Он не заметил, что в преддверии похода по этажам я изъяла и поместила в герметичный пластиковый контейнер бокал, из которого он хлебал виски, – сумочку я носила с собой объемистую, по последней моде. А потом, когда Пильгуй демонстрировал свою обитель и мы зашли в кабинет, у него как раз зазвонил телефон, и он поспешно вышел – мне показалось, что телефонировала с курорта его жена, и «просто Юра», разумеется, не хотел, чтобы я слышала, как он с ней воркует. А мне нашлось чем заняться в кабинете – я надела специальные резиновые перчатки, вытащила из свинцовой защитной оболочки радиоактивный разъем и положила его между бумаг в самый нижний ящик рабочего стола Пильгуя. Оставалось надеяться, что его кабинет носит не декоративные функции и Юрий Олегович будет проводить в нем достаточно времени.
