Юлия Кузнецова - Парижский паркур
– В западне. Но погоди, хоть осторожнее выглядывай!
Ника приоткрыла дверь, выглянула. И вдруг ее руку накрыла рука в бежевом рукаве. «Но на охраннике была черная куртка», – мелькнуло у меня в голове, а Ника уже вопила:
– Dominique! Are you crazy to grasp me this way?![72]
Толстушка испуганно поправила кепку, по которой стекал дождь. Я тоже выскочила из кабинки.
– Have you seen a man in a black jacket nearby?[73] – прокричала я на ухо Доминик.
– Yeah, – растерянно кивнула она, – he was running away with a girl![74]
«Убегал с девушкой? – удивилась я мысленно, – значит, я ошиблась, и это был не он».
А Ника уже волокла нас за руки дальше по парку, мимо клумб, статуй, детской площадки, каменных скамеек и пластиковых стульев, щедро поливаемых дождем.
Мы вбежали под навес кафе, у которого здорово пахло горячим шоколадом, а Доминик уставилась на бублики, выставленные на витрине, когда у Ники пикнул телефон.
– Эсэмэска, – сказала она, доставая его из кармана куртки, – может, от твоего папы? Ой, нет... от тебя.
– От меня?
«No police. Or the boy will be killed»[75].
– Перезвонить им? – растерянно спросила я.
– А смысл? – сдавленно ответила Ника, забирая свой телефон.
После двух бубликов, политых горячим шоколадом, и огромного капучино с корицей мы с Никой слегка пришли в себя.
Я ведь не слишком пугливая, в разные попадала переделки, и под Звенигородом, и в МГУ, но тут нападение было очень неожиданным. И еще никто никогда не грозил смертью ни мне, ни тому, кого я знаю.
– Как они узнали мой номер телефона? – спросила Ника, надкусывая пятый бублик.
Доминик отошла к стойке с администратором и на повышенных тонах попыталась донести до него, что в приличном кафе в меню обязательно должен быть лук.
– Ты у меня «любимый номер», – мрачно сказала я, – и фотки твои там есть.
– Что будем делать? Может, переселимся в другой пансион?
– Если захотят, найдут нас везде. Нет. Надо совершить ночную вылазку. Сейчас едем домой, начинаем следить. Если увидим, что охранник ушел из «Багета», значит, мальчик один. Попробуем постучаться в дверь черного хода ночью.
– Слишком опасно, – покачала головой Ника.
Доминик вернулась мрачная, но на тарелке у нее была луковица.
– Did they give up?[76] – спросила Ника.
– No, it’s my own. But they permitted me to eat it here[77], – угрюмо ответила толстушка.
И с задорным хрустом, от которого мы с Никой морщились, она рассказала, что ей удалось узнать в библиотеке. Ксавье Арно был знаменитым музыкантом, лауреатом всяких премий и мужем нашей мадам. Он разбился, возвращаясь с очередного концерта, в авиакатастрофе шесть лет назад. Луи Пуарэ был бизнесменом, занимался цветными металлами, о нем Доминик нашла крошечную заметку в какой-то деловой газете. Он скончался от сердечного приступа, возвращаясь домой с конференции. В самолете. Четыре года назад. Оба случая происходили в декабре.
– Думаешь, мадам их отравила? – сказала мне Ника, хотя Доминик и сердито глянула на нее, пробормотав что-то про русский язык.
– Не знаю, но что-то тут нечисто. Они умерли оба зимой, в самолетах. Оба возвращались с профессиональных мероприятий. То есть мадам вряд ли была с ними. Но зачем она сделала наши фото, я все-таки понять не могу.
– English! – завопила Доминик, замахиваясь на меня луковицей.
Я извинилась. И заодно попросила американку не надевать этот жуткий плащ. А Ника спросила, кто ей его дал.
– Madame, – пожала плечами Доминик, заталкивая остатки луковицы в рот.
Мы с Никой переглянулись.
– Ну и ну, – сказала я, – так мадам в курсе слежки?
– Я и не сомневалась, – ответила Ника, – в таком-то виде!
– Мадам как будто хочет, чтобы за ней следили, – пробормотала я, – все, все, Доминик, перехожу на английский. Жуй, жуй, а то подавишься.
Нам действительно пришлось перейти на английский, потому что мы посвятили Доминик в эту историю с мальчиком.
И придумали вот что. Следят за нами или нет – непонятно. Но если следят – слежку надо увести. Этим займутся Доминик и Ника.
Доминик наденет куртку и каблуки Ники, а Ника – мою («Неужели я уже такая толстая, как Доминик? – с восторгом спросила у меня Ника, – о, это же значит, что я получу роль!»). Они выйдут ночью на улицу и пойдут в одну сторону («В ту сторону, где много людей», – строго добавила я).
А я попробую подобраться к «Багету». Ника сначала отказывалась наотрез пускать меня туда одну, но мне удалось убедить ее, что, во-первых, мы втроем привлечем ненужное внимание (я выразительно покосилась на Доминик, так и не снявшую дурацкую кепку с ушками), а во-вторых, нужно, чтобы кто-то был на свободе. Я возьму Никин мобильный, и если что – буду звонить на телефон Доминик.
Вот такой получился план, и хотя мы, взбодренные кофе, бубликами и луковицей, обсуждали его бодро, было нам страшно.
В напряженном состоянии мы покинули кафе.
Солнышко снова выглянуло и старалось высушить лужи, но пока ему, конечно, было это не под силу. Мы спустились в метро, сунули узкие картонные билетики в щель турникета, прошли по переходу мимо «Глаз Джулии», зловеще прикрытых повязкой. Забежали вместе с толпой в вагон. Вдруг Ника схватила меня за рукав:
– Смотри!
Оказывается, мы и не заметили, что на перроне, прямо на скамейке расположился просто замечательный бомж.
Вид у него был очень солидный, как у профессора, который только что покинул библиотеку возле сада Люксембург, – короткая стрижка, очки и бородка. Он полулежал на боку на скамейке, укрытый хорошим белым одеялом, похожим на мое собственное, из ИКЕИ. Перед ним на скамейке стояли бутылки с водой и соком, баночка с открытым йогуртом, из которой торчала ложка, и коробочка печенья. Он читал газету, не обращая внимания на суетящихся людей вокруг, и иногда что-то черкал в ней ручкой, может быть, разгадывал кроссворд.
Поезд двинулся.
– Классный чел, – сказала я Нике, провожая бомжа взглядом.
И Доминик засмеялась, не требуя перевода этой фразы на английский. Всем стало вроде не так страшно.
Глава 18,
в которой нам помогает другая мадам
Ника надела мою куртку, Доминик с трудом влезла в Никино пальто, и они вышли в коридор.
Вдруг Доминик сказала: «Ш-ш-ш!» Я выглянула.
– Мадам, – тихо пояснила Ника, – выходит из дома.
Как только входная дверь захлопнулась, Доминик кивнула мне и потянула Нику за собой – следить за мадам.
Ника с сомнением посмотрела на меня.
– Не хочу отпускать тебя одну!
– Но кто-то должен увести слежку.
– Все равно они не поверят, что Доминик – это я. Я тебя чуть выше, а она – ниже.
– Пусть наденет твои сапоги.
– Если влезет, – буркнула Ника.
Доминик влезла. Пока она, кряхтя, застегивала молнию, Ника смотрела на меня так, словно провожала в последний путь.
– Ты будешь осторожна?
– Перестань! Конечно, буду! В первый раз, что ли? Мобильник с собой, так что успокойся. Мы же сами видели, как ушел охранник. И хозяйка кафе уехала.
– Зато мы не видели твоего друга в желтой куртке!
– Но ведь ради него весь этот маскарад! Его-то вы и уведете подальше.
– Hurry up! – поторопила ее Доминик и заковыляла в Никиных сапогах, как на ходулях, к лестнице.
Я включила лампу над кроватью и открыла чемодан. Что же надеть мне, если девчонки забрали всю верхнюю одежду?
И тут я увидела ЕГО. Бурый свитер, который я надевала во все ночные вылазки и который уже два раза приносил мне удачу! Надо же, а я думала, что забыла его дома. Может, мне подложила его в чемодан мама?
Я выудила из чемодана любимую страхолюдину и полюбовалась на дырки, оставленные рыболовными крючками ребят, которые «выловили» меня из Москвы-реки ночью, под Звенигородом. А в той ночной вылазке в МГУ я прыгала в этом свитере из окна столовой на втором этаже! Я вспомнила, как изумился Зет, и улыбнулась. Сам-то он спланировал прямо в мусорный бак и потом долго вытаскивал из волос яблочную кожуру и липкие фантики.
«Кстати! – сказала я себе, – мусорный бак! Начну-ка я свою ночную вылазку с него. Противно, конечно, но там могут быть улики».
Я нацепила бурый свитер сверх черной толстовки, как кольчугу, сунула в рюкзак фонарик и мобильный и потихоньку выбралась из дома.
На улице уже стемнело. Луна пряталась за тучами. Ветер дул так, словно хотел продуть меня насквозь. Завывание ветра изредка заглушалось шумом поезда со станции.
Я шла вдоль забора, стараясь держаться поближе к деревьям и не наступить в лужу. Слежки вроде не было, но надо удостовериться. Я достала мобильный Ники, кинула эсэмэску:
«Он идет за вами?»
«Да».
«Идите в многолюдное место!»
«О’кей, мамуля!»
Я быстро перебежала дорогу от детской площадки ко входу в кафе и, снова оглянувшись, приоткрыла мусорный бак. А потом легла животом на бортик и перебралась внутрь. Там было несколько пакетов. Я включила фонарик и стала осматривать их. В одном оказались старые журналы и газеты. В другом – какое-то грязное тряпье. Пересилив отвращение, я просмотрела его, но не обнаружила ничего, достойного внимания.
