Иван Василенко - Артёмка (сборник)
– Согласен, – сказал Артемка, а сам подумал: «Поведут обратно – деру дам».
– Петр Петрович, дайте ему бумаги, а денька через два пусть опять приведут его ко мне.
Оставляя на паркете следы босых ног, Артемка пошел вслед за «прилизанным» в канцелярию. Там ему дали двадцать четыре листа линованной бумаги и огрызок карандаша. Затем «прилизанный», или, как его почтительно называли плюгавые, в потертых штанах писари, «господин секретарь», щелкнул Артемку по носу и приказал конвоиру:
– Веди обратно!
Конвоир взял Артемку за ворот да так этот ворот до самого участка и не выпустил.
– Били? – опять осведомился Аким Акимович.
Артемка положил бумагу на лежанку и утер с лица пот:
– Нет еще. Обещали через два дня.
Потом лег и принялся думать.
Аким Акимович успел описать всю Москву, как она выглядит с колокольни Ивана Великого, а Артемка все смотрел в потолок и думал.
Наконец он сказал:
– Нет, с непривычки трудно.
– Что трудно? – спросил Аким Акимович.
– Пьесы писать трудно. Думаю, думаю и никак не придумаю. А требуется к сроку. Понял?
– Нет, – признался Аким Акимович, – не понял, Пришлось Артемке рассказать всю свою историю.
– Теперь понял, – засмеялся Аким Акимович. – Ничего тут трудного нет. Дай знак своим гимназистам, они тебе в окошко чего-нибудь и спустят, пьесу какую-нибудь. Мало их, пьес-то! Перепиши – и конец! Разве полиция разберет!
Ох, черт! – удивился Артемка хитроумию «путешественника». – А я и не догадался!
Гимназисты спустили в окно толстый том драм Шиллера, и утром следующего дня Артемка, высунув от старания кончик языка, уже выводил на первом листе бумаги:
«Разбойники»
Драма в 5 действиях
Сочинение Артемия Загоруйко
И двое суток не думал больше ни о полицмейстере, ни о гимназистах – так увлекся «сочинительством»
А через день его опять повели.
Полицмейстер долго подписывал разные бумаги, которые ему подкладывал «прилизанный», потом положил перо, отпил глоток черного чая и взглянул на Артемку:
– Ну, написал?
– Написал, – сказал Артемка, которому надоело переминаться с ноги на ногу перед столом. – Только бумаги мало дали. Больше как на одно действие не хватило.
– Что ты врешь! – вдруг крикнул полицмейстер. – Ну-ка, дай!
С брезгливой гримасой он взял испачканные листы, бегло просмотрел их, вернулся к первой странице и внимательно, со все возрастающим недоумением прочитал ее.
– Не понимаю! Судя по почерку, настоящий сапожник. А так все связно, даже… как это… литературно. Странно! Да ты ли это писал?
– Я, – сказал Артемка. И тоном жалобы добавил: – Вы ему скажите – пусть не жадничает. Мне разве столько бумаги надо! Мне ее вот сколько надо! На целых еще четыре действия!
– Чудеса!.. – удивился полицмейстер. – Петр Петрович, возьмите-ка эту писанину да вызовите учителя из гимназии. Разберитесь вместе.
Секретарь забрал исписанные листы, вывел Артемку из кабинета и приказал отправить в участок. Бумаги же больше не дал.
Артемка вернулся в камеру довольный.
– Ну как? – встретил его Аким Акимович.
– Проехало! – сказал Артемка и, раскрыв «Разбойников», принялся вслух читать следующий акт.
Но конца «своей» пьесы Артемка так и не узнал: в середине пятого акта, когда Франц вешается на шнуре от шляпы, за Артемкой опять пришли и опять повели к полицмейстеру.
На этот раз, кроме полицмейстера, у стола сидел еще какой-то чиновник, молодой и, как показалось Артемке, добрый. На коленях у него лежали исписанные листы, в которых Артемка немедленно узнал «свое» произведение.
При виде арестованного у полицмейстера побагровело лицо и дернулся под глазом желвак.
«Эге!» – подумал Артемка и оглянулся на дверь. Но там, пожирая полицмейстера глазами, стоял городовой.
– Вот этот? – удивился чиновник, с живейшим любопытством разглядывая Артемку. – Ну-ка, подойди, молодой человек, поближе.
Артемка сделал шаг и опять оглянулся.
– Пооглядывайся, пооглядывайся, – я тебе оглянусь! – зловеще предупредил полицмейстер.
При звуке этого голоса у чиновника потемнело лицо, но он опять взглянул на Артемку и добродушно улыбнулся.
– Это ты сочинял? – показал он взглядом на листы.
– Я, – ответил Артемка, на этот раз без уверенности в голосе.
– А с Шиллером ты знаком?
У Артемки на душе стало скверно, но сдаваться ему не хотелось:
– Это с каким? С лудильщиком?
– Я спрашиваю, читал ли ты пьесы писателя Шиллера. Например, его драму «Разбойники».
– Ну! – состроил Артемка удивленное лицо. – Он тоже про разбойников сочинял?
– Представь себе, «тоже», – засмеялся чиновник. – Разница только в именах и названиях. А так все точка в точку.
Потеряв надежду на дверь, Артемка искоса взглянул на раскрытое окно.
Но тут вошел секретарь и доложил полицмейстеру, что пришли гимназисты.
– Те самые, которых вы допрашивали, – объяснил он.
– Ага! Сами пришли. Ну, зовите. Посмотрим, – повернулся полицмейстер к чиновнику, – что еще скажут ваши питомцы, господин учитель.
Секретарь открыл дверь.
Вошли Коля и Алеша. Лица их были бледны. Но при виде Артемки Коля улыбнулся, у Алеши благодарно засветились глаза.
– Что скажете, молодые люди, что скажете? – с притворной ласковостью спросил полицмейстер.
– Мы пришли… – начал Коля. На секунду слово застряло у него в горле. Он остановился, кашлянул и уже твердо закончил: – Мы пришли сказать, что Артемка тут ни при чем.
Минуту все молчали.
Полицмейстер гладил бороду и внимательно смотрел на лица гимназистов.
– Так, – сказал он наконец. – Очевидно, «при чем» вы, а не это чучело. Какими же путями попадают к вам этакие штуки?
Он выдвинул ящик стола, и в его белой, будто мраморной руке все увидели зеленую книжку.
– Правда, эту вещь отобрали не у вас, а у сапожника, но несомненно, что вы написали пьесу по такой точно книжонке. Мальчишка говорит, что получил ее от отца, а вы, господа гимназисты, от кого?
Алеша и Коля смотрели на зеленую книжку и молчали.
– Кто вам дал книжку, я вас спрашиваю? – вдруг хлопнул полицмейстер брошюркой по столу.
У Коли дрогнули губы. Алеша побледнел еще больше. «Посадят ребят!» сжалось у Артемки сердце. Он вздернул плечами и дерзко сказал:
– Вот пристал! Кто да кто! Я им подсунул книжку! А то кто ж!
– Убрать этого мерзавца! – взревел полицмейстер, вскочив с кресла. – Вон! Вон его ко всем чертям!
Кто-то сзади вцепился Артемке в плечо. «Вот когда пропал!» – подумал Артемка и вдруг так рванулся, что у городового остался в руке только клок рубашки.
– Держи! – бросился секретарь.
Артемка вскочил на подоконник, взмахнул руками, как птица крыльями, и полетел вниз со второго этажа.
Когда полицейские выбежали на улицу, Артемка вздымал пятками пыль в самом конце квартала.
Артемку учат
Леночка читала под старой грушей своего любимого Некрасова, когда кто-то осторожно звякнул щеколдой. Леночка подошла, открыла калитку – и ахнула: перед ней стоял Артемка. Он робко улыбался.
– Выпустили? – вспыхнула от радости девушка.
– Убежал…
Артемка тяжело дышал, по лицу его катились горошины пота, изодранная рубашка обнажала загорелое тело.
Леночка обеими руками схватила его за руку и потянула в калитку.
Во дворе она усадила его на скамью, вытерла ему платочком лицо, пригладила волосы.
– Как маленького! – засмеялся Артемка.
Засмеялась и Леночка.
Но сейчас же опять схватила его за руку:
– Что с вами?
В глазах у Артемки стояли слезы…
Возвращаться в будку было опасно, и Леночка уговорила Артемку остаться пока в их дворе. Мать девушки, узнав, что в амбаре прячется бежавший арестант, страшно испугалась. Но, когда Леночка рассказала всю историю Артемки и показала его самого, старушка немного успокоилась, хоть и продолжала ворчать.
Дело гимназистов продолжалось недолго. Отец Коли, известный в городе адвокат, пустил в ход свои связи и влияние, а Петин отец, рыбный промышленник, – деньги. Вышло так, что во всем оказался виноватым Артемка; он притащил запрещенную литературу, он подбил Колю и Алешу написать пьесу, а те и сами не понимали, что делали: молодые, увлекающиеся, глупые.
Гимназистам было стыдно перед Артемкой. Они его тихонько навещали в амбаре и все думали, как избавить его от беды.
Артемка томился в чужом дворе и однажды ночью отправился к себе в будку. Он открыл дверь и осмотрелся: все па месте. Но все-таки отодвинул чурбан, слегка приподнял доску пола и просунул в отверстие руку. Рука сразу же нащупала круглую поверхность жестяной коробки. «Здесь!» – окончательно успокоился Артемка. В этой круглой коробке хранилось самое для него дорогое: часы с серебристым циферблатом – подарок Пепса, коричневый бумажник из мягкой шагрени, который Артемка с великой любовью сшил для своего черного друга, и шелковая, вся в золоте, парча. Из этой парчи он сделает Лясе туфли, в каких не ходят и царевы дочки. Успокоившись, Артемка вернулся в амбар.
