Юлия Кузнецова - Скелет за шкафом
Оставлять ее в таком виде было опасно. Охранники могли заметить. Я снова вставила шпильку. Убрала язычок. И прикрыла дверь. Вот теперь она была закрыта, но не заперта. Идеально.
Покидала я гуманитарный корпус через малый вестибюль. Он расположен ближе не только к стоянке автомобилей, но и к моей автобусной остановке. По дороге я нечаянно подслушала разговор фиолетововолосой гардеробщицы с напарницей.
– Так тебе звонил тот пожарник-то? – спросила напарница.
– Представляешь, нет! А я так надеялась... Меня-то выгоняют отсюда... Придется в деревню возвращаться...
– И за что тебя, Ир, выпирают, а?
– Говорят, чушь порю, – мрачно отозвалась гардеробщица, – небылицы рассказываю. А какие я небылицы рассказываю, Тань? А? Ну, правда если я свеклой крашусь?!
«Где-то я слышала эту историю про Иру, которую надо выслать в деревню, потому что она сочиняет небылицы», – подумала я, потянув на себя тяжелую дверь.
Вечерело. Надо было торопиться домой. Однако я успела заскочить к Рите. Видеозапись клипа полностью доказывала невиновность ее и Макса. Поэтому я без колебаний посвятила ее в свой план. По крайней мере, в ту его часть, где будет сложно обойтись без Ритиной помощи.
Вообще-то, и на Риту в этой ситуации полагаться было сложно, но другого способа обеспечить себе алиби у меня не было.
– Не волнуйся, – подмигнула мне Рита на прощание, – все сделаем, как надо.
Я кивнула, но то ли действительно от волнения, то ли от трех съеденных за спиной Рыжего пицц у меня здорово разболелся живот.
Надо было поспешить домой – напиться таблеток от боли в животе, объяснить родителям свою новую странную прическу и выспаться перед штурмом первого гуманитарного.
Глава 14,
в которой у папы в бульоне размокают сухарики, а я вспоминаю о свитере-талисмане
– К-когда ты постриглась? – опешил папа.
В кружке с бульоном стремительно размокали сухарики, но папа забыл о них, с изумлением разглядывая мои короткие волосы. Я глянула на свое отражение в стекле кухонного шкафа и вздохнула. Я еще не научилась обращаться с новой прической, да и времени сегодня не было, и волосы торчали в разные стороны, как перья у галчонка.
– После школы, – сказала я, не глядя на папу.
Уселась рядом и налила себе бульон.
– А... Почему ты это сделала?
– Новая прическа – новый этап в жизни, – ответила я, и это в общем-то было правдой.
У прежней Гайки явно не хватило бы смелости на то, что собиралась устроить мисс «Дыханье осени».
– Надеюсь, твой этап связан с кафедрой перевода, – проговорил папа.
– Однозначно, папочка!
Папа повеселел и протянул мне кружку с супом.
– Нет, спасибо, – вздрогнула я, – хватит с меня и трех пицц...
– Три пиццы?! И где ты их ела?
– Э-ээ... В школьной столовой. Да, совсем забыла... Сегодня мне нужно... Ну, в общем, я тебе ее наберу, а ты сам с ней поговори.
– С кем это? – снова напрягся папа.
– О, с первой ученицей в группе переводчиков-пятикурсников, – сказала я, доставая мобильник, – после Анжелы Михайловской. Мне нужно с ней позаниматься.
– Ну... занимайся! Почему я должен с ней разговаривать?
– Просто мне с ней надо заниматься сегодня ночью...
– Что-о?
Но Рита уже кричала в трубке «Алло!», и папе пришлось ее взять, а когда они закончили, лицо у папы посветлело.
– Отпускаешь? – затаив дыхание, спросила я.
– Да... Она на меня произвела впечатление, – с уважением проговорил папа, – хотелось бы мне, чтобы ты на пятом курсе была хоть наполовину такая умная, как эта Рита Гвоздь. Раз уж у нее нет другого времени, занимайтесь ночью.
Я усмехнулась, вспомнив медвежонка со вспоротым пузиком и другие прелести эмо-жизни Риты Гвоздь. Но что она умная – это правда. Я это поняла, изучив ее зачетку, и поэтому воспользовалась ее помощью.
– Слушай, – задумчиво сказал папа, погоняв в кружке с бульоном разбухшие, абсолютно несъедобные на вид сухарики, – а что такое метасемиотический анализ, которым вы с Ритой собираетесь заниматься?
– Ну, папа... как можно такие важные вещи объяснить за пять минут? Один семиотический анализ надо целый час обсуждать, а уж метасемиотичекий... Нет. Объясню завтра.
– Хорошо. Только на это ваше ночное занятие я тебя отвезу!
– Не надо. Меня проводит Сережка Травинский.
«Только бы папа не позвонил Ботанику, чтобы это проверить», – мысленно взмолилась я, но папа этого и не сделал. Хоть какая-то польза есть от поцелуя, которым Ботаник наградил меня в прихожей при папе. Папа теперь стесняется про него спрашивать. Вот и хорошо. Потому что Ботаника я с собой брать не собиралась. Я ведь планировала кое-что противозаконное, и мне не нужны сейчас были люди, которые начнут меня отговаривать.
От Ники по-прежнему не было новостей. Но меня это даже воодушевляло. Ведь я собиралась сделать то, к чему она меня подталкивала. Поэтому мое возвращение с любым результатом наверняка должно будет ее обрадовать.
Сборы не заняли много времени. Дольше всего я провозилась с волосами, пытаясь уложить их разными способами. Вот где пригодилась бы Никина помощь! Она ведь работала фотомоделью и знает все про искусство макияжа и прически. Эх!
В девять я попрощалась с родителями (соврав, что Ботаник уже ждет внизу) и покинула квартиру. Внизу под лестницей я сменила свои джинсы и «кенгурушку» на удобные мягкие брюки темно-орехового цвета и коричневую футболку с длинными рукавами. Все это я купила утром в спортивном магазине у дома Вари. И то, и другое отлично отвечало стилю мисс «Дыханье осени». Из моей собственной одежды в этот стиль вписывался только жуткий свитер бурого цвета.
Позапрошлым летом мама купила его мне перед поездкой в Звенигород. У меня эта страхолюдина вызвала тогда лишь отвращение, но именно благодаря этому свитеру меня выудили из речки мальчишки-рыбаки. После того случая я даже не стала штопать дырки, оставшиеся от рыболовных крючков. Пусть напоминают мне о том, как неказистый свитерочек спас мне жизнь.
«Если удастся сегодня что-нибудь раскопать, станешь моим талисманом, – пообещала я свитеру, расправляя его на плечах».
Потом перебрала содержимое рюкзака: фонарик, ключ, блокнот, фотоаппарат, мобильный и коробочка мятных леденцов. Джинсы, «кенгурушку» и конспекты с уже готовым «метасемиотическим анализом», заранее выданным мне Ритой, я спрятала под лестницей на первом этаже. Будет что предъявить папе утром.
Выйдя из подъезда, я поежилась. Сыпал противный мелкий дождик. Меня охватило страшное волнение.
– Надеюсь, вылазка будет более удачной, чем погода, – пробормотала я.
Завела руку за голову, намереваясь накинуть капюшон «кенгурушки», но, спохватившись, вспомнила, что на мне – талисман без капюшона, зато с дырками на спине.
– Что ж, давай, талисман, начинай приносить мне удачу, – вздохнула я.
Ощущение у меня было – словно мне предстоит прыжок с парашютом.
Я воткнула в уши наушники от плеера. «It ain’t gonna hurt now/If you open up your eyes»[21], – пропела нежным низким голосом Скай Эдвардс.
Что ж, мои глаза открыты. И я прыгаю.
Глава 15,
в которой я попадаю в «девушкины слезки»
– Ну что, красотка? Как тебя зовут?
У этого типа в тельняшке, выглядывающей из распахнутой куртки, были желтые кривые зубы и ногти с черными каемками, а еще довольно гадкодорант. Однако сообщить ему об этом я не решилась. Он нависал над моим сиденьем, держась за поручень. Мы с ним в троллейбусе были одни.
– Так что, малышка? Куда едем?
В животе у меня заныло от страха. Надо было пересесть поближе к водителю. Или все-таки вызвать Ботаника. Тоже мне, самостоятельная нашлась!
– А чего у тебя за дырки на свитере? – поинтересовался типчик.
– От пуль, – буркнула я.
– Чего?
– Да попала вот в одну перестрелку, братан...
– Ну и девушки пошли... Ладно, подруга...
Троллейбус остановился, и вошла девица в серебристой куртке и короткой юбке, в туфлях на высоких каблуках.
– О! – сказал тип, совсем как Волк в «Ну, погоди!», и побежал к ней в начало вагона.
Я сошла на остановке возле метро «Университет». Метро освещалось, и это как-то успокаивало. Тут же находился трамвайный круг, и вид темных трамваев, застывших на блестящих от дождя рельсах, тоже вызывал у меня умиротворяющие чувства. Я перешла проспект и оказалась на дороге, ведущей к первому гуманитарному. Мне показалось, я вижу свет внутри киоска у забора, огораживающего территорию МГУ. Днем там торговали шаурмой и пирожками с мясом, но мне сейчас было важно, что где-то рядом – люди. Однако, подойдя, я обнаружила, что в окошке киоска просто отражается свет фар.
Жалобно мяукнув, из-за киоска выскочила мокрая черная кошка, перебежала дорогу и исчезла в кустах. Я попыталась сосредоточиться на том, что кошка была мокрая, а не черная. Однако при виде темной аллеи в голову полезли жуткие мысли.
«Ты – Дыханье осени! – напомнила я себе, – во-первых, ты непобедима, во-вторых, невидима!»
