Ольга-чаровница и змиев сын - Светлана Алексеевна Кузнецова
Преграда все же поддалась: вогнулась внутрь и тотчас выгнулась наружу, раздался грохот, во все стороны плеснуло осколками. Горан зажмурился — от обычного солнечного света он успел отвыкнуть. Триумф захлестнул его полностью, и, устремившись вперед и вверх, расправляя крылья, он почти не видел никого вокруг, даже Ольгу, устало опустившуюся на ступени лестницы и выронившую бесполезный теперь, лишившийся навершия посох. Посох истаивал, паром исходя, осыпался пылевой горсткой, каплями воды проливался, становясь снова суком дуба вековечного.
С каждым мгновением воздух становился прозрачнее: туман развеивался. Но и атакующие изрядно выдохлись. Почти всех чаровников смело порывом ветра от гигантских крыльев: в личине крылатого змия Горан был и крупнее, и сильнее, и зубастее. И все же одна из фигур осталась стоять, неловко раскинув руки для равновесия, а затем низко поклонилась. Капюшон съехал назад, когда чаровник выпрямился, взору Горана предстало изборожденное морщинами злое лицо с заискивающей улыбкой на нитевидных губах и с торжествующим блеском в глазах, выцветших до белизны. Чаровник был лыс и стар. Глаза выпучились, как у глубоководной рыбины, вены выперли сквозь желтоватую кожу. И производил он отталкивающее впечатление даже на Горана, видевшего за свою жизнь немало отвратительных тварей. С некоторыми из них Горан свел дружбу, невзирая на вид.
— Мы вызволили тебя, господин, и теперь… — начал чаровник.
— Я освободился сам, — громогласно возразил Горан.
Чаровник запнулся на мгновение, но быстро нашелся с ответом:
— Однако именно наши действия предоставили тебе эту замечательную возможность. Мы пришли сюда, дабы узреть твой светлый лик.
Горан никогда не обозвал бы свой… «лик» словом «светлый». Особенно в такой личине. Осклабившись и показав заискивающему «спасителю» зубы (белые и очень острые), он склонил голову набок и прошипел:
— Вы пришли сюда убить ту, которая принадлежит мне.
— И это тоже, господин, — не стал спорить чаровник, хотя еще несколько минут назад кто-то из его дружков, если не он сам, предлагал Ольге присоединиться к ним для завоевания мира.
— Значит, я отблагодарю вас, забрав ее, это будет справедливо, — решил Горан, еще раз «лучезарно улыбнувшись».
Чаровник раскрыл рот, но ничего не произнес, кажется, пребывая в полнейшей растерянности.
«И поделом, — подумал Горан и хмыкнул, — добиваться благодарности, да еще столь нелепо — это уже не лезет ни в какие ворота. Если бы меня нижайше умоляли я, возможно, мог снизойти. Хотя бы в улаживании дел с этим их орденом, но теперь пусть разбираются сами. И еще возносят хвалы за то, что не убил, потому как Ольга… Ольга…»
Он обернулся, изрядно обеспокоенный тем, что практически забыл о своей чаровнице. Она полулежала на ступенях, устремив бессмысленный пустой взгляд куда-то в стену. Один из осколков яхонта оцарапал ей щеку. Алая струйка стекала по бледной коже — значит, сердце билось, Горан не опоздал, а с остальным он как-нибудь разберется.
— С теремом сами уладите, но рушить не смейте — найду и головы пооткусываю, — предупредил он отвратительного чаровника.
Тот издал нечто вроде:
— Э… эм… слушаю, повелитель.
И Горан развеселился по-настоящему.
— В лесу костров не жечь, ветвей не ломать, траву не топтать! Изуверы! Скажите спасибо, что живыми отпускаю.
Чаровник поклонился и хотел сказать еще что-то, но Горан перебил.
— Не благодари, — посоветовал он, как можно осторожнее подхватил свою чаровницу, наверняка исцарапав когтями, и бросился наружу сквозь широкое окно.
Весь не пролез, снес часть стены. Ольга, конечно, будет вне себя от такого самоуправства, однако ничего страшного — само восстановится. Как-никак здесь каждая песчинка пропитана чарами, а на чердаке живет… нет, об этом потом. Потом.
Всего несколько взмахов крыльями, и земля ушла далеко вниз. Он и забыл, как невероятно хорошо лететь в поднебесье, как держит его ветер и нашептывает последние новости. Горан принимался похихикивать, представляя, что именно ждет нерадивых «спасителей», попытайся они сунуться в библиотеку. Будь Горан менее занят, непременно уничтожил бы этих чаровников, но иной раз и древним фолиантам надо развлекаться. Да и терему пора бы уже осознавать кто друг, а кто враг. В конце концов, это же родовое гнездо, посреди заповедного леса выстроенное: не дело ему прикидываться обыкновенным жилищем. Терем Ольги был почти живой, для обретения им разума оставалось совсем немного, но вот чувствовать мог уже сейчас, свою хозяйку действительно любил и, будь умнее, никогда не впустил бы чужаков. Так пусть проучит тех, кто собирался убить Ольгу и едва не добился своего!
Она лежала в его когтях безучастная, застывшая между памятью и беспамятством, жизнью и смертью, и ее состояние не нравилось Горану все сильнее.
Глава 5. Ольга
Пустота вокруг сменялась то тьмой, то светом, потом пришла боль и холод. Ветер накидывался на нее то с боков, то сверху. Воздух свистел в ушах, а рядом хлопало белье, выстиранное и развешанное на веревке нянькой…
Ольга коротко выдохнула и окончательно поняла, что жива, распахнула глаза и попыталась понять благодаря какому заклятию ее зашвырнуло так высоко, почему висит в воздухе и не падает. Внизу проносились холмы и равнины, синел справа на горизонте хвойный лес, а слева золотилось в лучах заходящегося солнца море. Красиво, странно и ни капельки не страшно, хотя, сверзься она с подобной высоты, не останется ничего: ни кровавого следа, ни мокрого места.
Наверное, прошло немало времени, прежде чем она сообразила в чем именно дело. И расстроилась, заранее попрощавшись со свободой. Горан вырвался, а она не успела уйти — скверно. От того, что один острый коготь впился в бок, а другой раскровил ключицу, не было ни тепло, ни холодно. Скоро она насладится болью во всех ее мельчайших проявлениях. А уж в опыте, фантазии и ненависти к ней Горана не приходилось сомневаться ни на мгновение, вне зависимости от того, что он плел, находясь в заточении. Змии коварны, и забывать об этом — последнее дело. Особенно в ее положении. Много
