Анатолий Алексин - Лимузин тронулся
С того дня она стала дежурить – уже в коридоре Консерватории – еще зорче, чем прежде: а вдруг бесценную скрипку похитят или Яша ее где-нибудь да забудет? Она знала, что выдающиеся люди обязаны быть рассеянными: их интересы должны парить высоко, откуда чего-то можно не разглядеть. На всякий случай она к постоянному напоминанию «Береги руки!» добавила предостерегающее: «Береги скрипку!»
Маменька мечтала, чтобы роман у Яши был только со скрипкой. Но на последнем курсе Консерватории он, по-женски застенчивый, с неожиданной твердостью доложил, что хочет жениться на студентке-арфистке Екатерине. И что она ждет от него ребенка… Впервые сынок с маменькой не посоветовался. Он поставил ее перед фактом – и сам испугался. Стал обещать, что ничего не изменится, потому что Екатерина даже на расстоянии ее, маменьку, полюбила.
Маменька зорко дежурила в коридоре, а, оказывается, сынка надо было сопровождать повсюду. Она почти везде ему и сопутствовала. К сожалению, в последнее время «почти»: иногда он от сопровождения уклонялся. Она следила за скрипкой, а следовало еще следить и за арфой. Но как она могла это предвидеть? И как возник внеконцертный дуэт двух инструментов, кои во всей истории музыки никогда дуэтом не выступали? Ну, не было создано ни одного произведения для арфы со скрипкой!.. Маменька, по крайней мере, такого не знала. Рассуждать обо всем этом было уже бессмысленно, поздно. Но она рассуждать продолжала… Когда же все у них началось? Маменька, конечно, замечала их «не традиционные» для Яшеньки отношения. Но успокаивала себя примиряющим и скучноватым понятием «дружба». Полагала, что характер сынка на большее не посягнет. Но не учла, что любовь умеет корректировать характер в свою пользу.
Все-таки где и когда Яша впервые рискнул проявить подобную самостоятельность? Он ведь в повседневности так нерасторопен и ненаходчив. Иногда дорогу домой умудряется подзабыть: постоянно проигрывает в памяти что-то скрипичное. Где же они?.. Ах, да… был выездной концерт, называемый «шефским». Арфа заняла в машине такое пространство, что ей, маменьке, не хватило места. Они пробыли за городом, в Загорске, два дня с экскурсией в монастырь и ночевкой. Спали, на беду, не в монастыре, а в гостинице. Там, из-за того «шефского» концерта, «арфа» и взяла над ним шефство! Яша называет ее не Катей, а исключительно Екатериной. Почему? До такой степени уважает? Или до такой степени любит? Нет, маменька не ревновала сынка к своей наметившейся невестке – она горестно удивлялась тому, что ей оказалось под силу отказаться от личной судьбы во имя Яшиного музыкального будущего, а ему самому это под силу не оказалось.
«Затащила тебя в постель!» Такая фраза в первый момент пыталась себя подсунуть, но тут же была отвергнута. Вместо нее возникло успокоение: «Слава Богу, что его первая любовь – не скрипачка! А то бы он уступил ей свою скрипку и путь на Международный конкурс…»
Перед той, большей, опасностью, которая миновала, случившееся стало выглядеть не трагедией, а всего-навсего неожиданностью. Которая, конечно, лучше бы не вторгалась в их налаженную совместную жизнь, еще недавно казавшуюся неизменной…
А Международный конкурс уже замаячил. Не в тумане и не вдали… Так что хорошо, что Екатерина в общении со струнами действовала исключительно пальцами, а не смычком!
– Не беспокойся. Ничего не изменится! – угадывая маменькины метания, твердил Яша. – Екатерина во всем будет твоей союзницей. Вот и на конкурс со мной поедет.
– А я? – растерянно прошептала она.
– Я хотел тебе сказать, что Екатерина тоже поедет. Тоже… Как и ты! – поторопился уточнить Яша. – И когда меня выдвинули, сразу обусловил, что поеду только со всей семьей.
Он уже чуть-чуть изменился: выдвигал условия, чего раньше не наблюдалось. И начинал выглядеть не только сынком, но и мужем. А точнее, мужчиной…
Вскоре Екатерина на правах члена семьи переехала к ним. Но арфу с собой пока не взяла.
– Сейчас для меня и для мамы будет существовать лишь твоя скрипка. А моя арфа нам не ко времени! – сказала Екатерина.
«Блюдет дистанцию!» – констатировала маменька. Она неожиданно ощутила, что и в слове «мама» есть своя прелесть. Екатерина назвала ее мамой как-то не нарочно, естественно, не пытаясь завоевать этим родственное к себе отношение и втереться в доверие.
На основании своего опыта маменька знала, что красивую женщину пытаются от семейного долга отвлечь. Кажется, Екатерине это не угрожало. А стало быть, не угрожало и Яше.
В первый же день маменька напомнила Екатерине, что Яша обязан беречь свои руки: ничего тяжелого не таскать. Имелась в виду и арфа.
– Самое дорогое – это неповторимый Яшин дар выявить, что без рук невозможно, – не подстраиваясь под чью-либо точку зрения, а от своего имени произнесла Екатерина.
Эпитет «неповторимый» лег маменьке на душу. Во всем, что делала и говорила невестка, угадывалась независимость. И одновременно это полностью совпадало с маменькиными воззрениями. Видимо, Яша был, как всегда, правдив, заверяя, что Екатерина полюбила будущую свекровь даже на расстоянии… Как абсолютную единомышленницу! Главным для них обеих были Яша и его музыкальные перспективы. Так почему же маменьке было не ответить невестке взаимностью?
На душу легло и то, что Екатерина оказалась не чересчур хороша собой. Следовало пристально в нее вглядываться и основательно с ней пообщаться, чтобы подпасть под обаяние ума и достоинства. Это маменьку тоже успокаивало, поскольку она по себе знала, как трудно обороняться явному женскому очарованию от мужской наступательности. Не все красавицы, увы, приспособлены к такой обороне, да и не все из них склонны обороняться. А «пристально вглядываться» и приноравливаться к уму – это для мужчин занятие утомительное.
У маменьки был диабет. Болезнь пронырливо и неотступно проникала во весь организм, капризно ограничивала рацион, требовала суровой диеты. Екатерина принялась с хронометрической точностью следить за соблюдением врачебных предписаний. Маменьке это понравилось… Сладкое было ей противопоказано не только диабетом, но и характером. Однако в отношении Екатерины не было приторности, а был искренний страх, что недуг может что-нибудь необратимое сотворить. Она не могла допустить, чтобы Яша стал сиротой.
– Отныне – только твой конкурс! Все мы обязаны на нем предельно сосредоточиться… – не уставала напоминать Екатерина.
– Но и на скором твоем материнстве тоже, – напоминал ей муж. – На нашем ребенке!..
– Пусть сначала докажет, что заслуживает такой заботы и такого почитания, как ты! – Она не акцентировала на своей беременности и не требовала к себе дополнительного внимания. – Пусть кто-то меня и осудит, но скажу… Появиться на свет – это еще не заслуга. Хотя содействовать успехам нашего с тобой потомства – конечно, святая обязанность. Не скучно я объясняю?
Она разъясняла, быть может, и скучно, но зато откровенно. Яша не сомневался, что потомством его станет девочка. И что она непременно захочет играть на арфе… Отсюда маменька сделала вывод, что ее преобразившийся в мужа сынок жену любит. И про себя одобрила его чувства.
Яша вспомнил, что сначала был покорен тем, как Екатерина перебирала пальцами струны… Значит, и ее руки следовало беречь. Но Екатерину это не беспокоило.
Яшины чувства в основном выражала скрипка. Ее звуки подсказывали маменьке, что сынок впал в еще недавно незнакомое ему, по-мужски приподнятое настроение… Размышляя о дочери, которой пока не было, Яша мечтательно произнес:
– Представляю себе, как она будет перебирать струны!..
Значит, Яша хотел, чтобы она была похожа на свою маму. Маменька не возражала.
Ну, а бабушки растворяются в блаженно-безумной любви к внукам, как только впервые берут их на руки. Если же брать еще некого, а впереди Международный конкурс… Какие тут внуки!
Консерваторские студентки и прежде делали нерешительные попытки расширить и облагодетельствовать собою ее семью, но маменька те попытки стремительно отклоняла. И не потому, что жаждала монополии, а потому что не могла сынка никому доверить, как свое единственное богатство.
Но вот однажды средь ночи ее настигла диабетическая кома, на время отключила сознание. Сознание ушло… Но пришло осознание. Того, что Яша может вдруг остаться один… В душе заметалась паника. А с появлением Екатерины маменька, отбросив тревогу, стала думать, что, если нежданно, когда-нибудь, в такой же ночи… сынок ее при Екатерине одиноким не будет. Жена, разумеется, не сможет стать маменькой, но от себя во имя него и она отказаться сумеет. Диабет укреплял семью.
Екатерине казалось, что любимые мужем композиторские творения влияют на весь его внутренний облик. К примеру, облик тот, как ни удивительно, казался ей… мелодичным. Им подсказанные поступки, будто мелодии, запоминались – и хотелось, как мелодии, их повторять. Характер Яшин, подобно музыке, не выносил фальши… А убеждения мужа, отвергая бесцеремонность, все же с музыкальной неотразимостью в души окружающих проникали.
