Говард Лавкрафт - Шепот во мраке
Где-то неподалеку тикали часы, и моя душа отозвалась на этот естественный звук человеческого жилья тихой благодарностью. Однако он же напомнил мне о еще одном тревожном факте – отсутствии в округе всякой живности. В том, что домашних животных не было, я уже убедился; но теперь оказалось, что и привычного шума, с каким блуждают в лесу ночные звери, тоже нет. Эту неестественную – космическую – тишину нарушало лишь зловещее журчание далеких невидимых ручьев. Что за непостижимая внеземная напасть одолевала эти края? Из преданий мне было известно, что ни собаки, ни другие земные животные на дух не выносят пришельцев; и тут же я снова вспомнил о свежих следах на дороге. К чему это все приведет?
VIII
Сколько длилась полудрема, в которую я незаметно для себя погрузился, и что из последующего было реальностью, а что – наваждением, мне и по сей день трудно сказать. Знаю только, что в какой-то момент я очнулся и кое-что услышал и увидел. «Ну и что из того? – наверняка возразит читатель. – А может, вовсе и не очнулся, и тогда все происшедшее было всего лишь сном. Сном – до последней минуты!» Той самой минуты, когда я бросился прочь из дома, кое-как добрался до гаража, где накануне приметил старенький «форд», и, оседлав это допотопное средство передвижения, помчался, не разбирая дороги, по горным краям – этому адскому пристанищу духов. Уже и не помню, как после многочасовой гонки по ухабистому, извилистому лабиринту дороги, петлявшей в окружении грозно стоящих лесов, я влетел в незнакомый мне городишко, оказавшийся на поверку Таунсендом.
Разумеется, читатель имеет полное право полагать, что и фотоснимки, и граммофонные записи, и речи из механических устройств с цилиндрами, и все остальные подобные доказательства являются не чем иным, как чистой воды обманом – розыгрышем исчезнувшего Генри Эйкли. Кое-кто даже добавит, что Эйкли, мол, сговорился с такими же, как он, сумасбродами сыграть со мной глупую и поистине изуверскую шутку – это его стараниями была выкрадена посылка в Кине, он же с помощью Нойза состряпал жуткую запись на фонографе. Тем не менее полиции до сих пор не удалось выяснить, кто такой этот Нойз. Никто из местных жителей – соседей Эйкли – не знает этого человека, хотя он, должно быть, часто наведывался сюда. Жаль, что я не обратил внимания на номер его машины – впрочем, если разобраться, то, может быть, так даже лучше. Ведь что бы мне ни говорили и что бы я порой сам себе ни говорил, для меня ясно одно: там, среди малоизученных гор, скрываются отвратительные космические пришельцы, которые пользуются услугами засланных в наше общество осведомителей и агентов. Уберечь меня впредь от этих существ и их агентов – вот единственное, о чем я молю теперь судьбу.
Когда поднятый по моей исступленной тревоге отряд блюстителей порядка прибыл на место происшествия, хозяин усадьбы уже бесследно исчез. В углу кабинета, около кресла, валялся его просторный домашний халат, желтый шарф и скрывавшие ноги бинты; исчезло ли что-либо из гардероба хозяина вместе с ним самим, никто сказать не мог. Собаки и живность с фермы тоже исчезли, зато на стенах дома – со двора и кое-где внутри – были обнаружены следы пуль; однако, кроме этого, ничего подозрительного мы не нашли. Ни цилиндров с механизмами, ни привезенных мною из Аркхема вещественных доказательств, ни странного запаха и ощущения вибрации в воздухе, ни отпечатков на дороге, ни кое-каких непонятных явлений, бросившихся мне в глаза уже под занавес событий, – ничего это найдено не было.
После бегства с усадьбы я пробыл в Братлборо еще неделю, беседуя со всеми, кто хотя бы немного знал Эйкли; из их ответов я понял, что вся эта история отнюдь не является причудливым сновидением или особого рода наваждением. Странные покупки Эйкли – собаки, снаряжение, реактивы, равно как и история с обрезанными телефонными проводами, были засвидетельствованы очевидцами; при этом все его знакомые и родственники – в том числе и проживающий в Калифорнии сын – согласились, что в оценках происходивших в усадьбе странных событий, которые он время от времени высказывал, чувствовалась безусловная закономерность. Почтенные городские жители считали его сумасшедшим, а все его свидетельства и вещественные доказательства – банальными фальшивками, допуская при этом возможность наличия у него не менее сумасбродных помощников; однако народ попроще, из сельских мест, подтверждал все, что рассказывал Эйкли, вплоть до мельчайших подробностей. Кое-кому из фермеров он показывал фотоснимки и черный камень, а также давал послушать запись. Все эти люди как один заявили, что следы и жужжащий голос как две капли воды походили на их описания в древних преданиях.
Кроме того, они сообщили, что после того, как Эйкли нашел черный камень, около его усадьбы все чаще стали наблюдаться странные явления и раздаваться странные звуки. Люди стали обходить стороной это место: в последнее время туда наведывались лишь почтальон да те, кого не так-то просто взять на испуг. Как Черная, так и Круглая гора слыли пристанищем духов, а потому мне не удалось найти ни одного человека, углублявшегося в те места. Опрошенные мною рассказали о нескольких вполне реальных случаях исчезновения здешних жителей, к числу которых присоединился теперь и бродяга Уолтер Браун, фигурировавший в письмах Эйкли. А один фермер утверждал, что во время наводнения он лично видел тела тех самых диковинных существ в разлившейся Уэст-Ривер, но он говорил так путано, что я не могу считать его надежным свидетелем.
Я покидал Братлборо с твердым намерением никогда больше не возвращаться в Вермонт и был совершенно уверен, что не переменю своего решения. В тех диких горных краях должна находиться база какой-то космической цивилизации – и остатки моих сомнений почти исчезли, когда я прочел сообщение о том, что в космическом пространстве за Нептуном замечена еще одна, девятая планета Солнечной системы[22], об открытии которой меня предупреждали загадочные существа. Наши астрономы, мало о том подозревая, назвали ее чудовищно точно – «Плутон», что означает «подземное царство» или, если угодно, «ад». Разумеется, я-то знаю, что они открыли не что иное, как погруженный во мрак Юггот, – и всякий раз содрогаюсь, пытаясь докопаться до истины и понять, почему его ужасные обитатели пожелали заявить о существовании своего мира именно в это время. Я тщетно убеждаю себя в том, что это дьявольское отродье не начало постепенно переходить к новому плану действий, пагубному для Земли и ее исконных обитателей.
Однако мне все же следует досказать, чем закончилась та ужасная ночь в усадьбе Эйкли. Итак, я все же забылся тревожным сном – сном, полным бессвязных видений, среди которых мелькали картины каких-то чудовищных ландшафтов. Отчего я проснулся – до сих пор не пойму, но точно знаю, что, когда начались самые жуткие события той ночи, я уже бодрствовал. Первым моим смутным ощущением были чьи-то крадущиеся шаги в коридоре, скрип половиц у двери, приглушенное щелканье замка: кто-то неуклюже возился с запором. Затем шорохи у двери стихли; а дальше я уже не смутно, а совершенно отчетливо услыхал голоса, доносившиеся снизу, из кабинета. Похоже, говоривших было несколько, и они, как я понял, спорили между собой.
К тому моменту я пробудился уже окончательно, что и немудрено – от таких голосов у кого угодно сон мог пропасть навсегда. Интонации удивляли своим разнообразием, но всякий, слышавший ту проклятую пластинку, не колеблясь сказал бы, кому принадлежали по крайней мере два из этих голосов. Страшно подумать, но факт оставался фактом: я находился под одной крышей с безвестными существами из космической бездны, потому что эти самые два голоса были не чем иным, как дьявольским жужжанием пришельцев, которое они издавали при общении с людьми. Звучали голоса совершенно по-разному – и высота, и темп речи были у каждого свои, – но оба принадлежали проклятым созданиям из космической бездны.
Третий голос, безусловно, подавало устройство для механического воспроизведения речи, соединенное с одним из цилиндров, где хранились извлеченные мозги. В этом у меня также не было сомнений: разве можно было забыть тот вчерашний голос – громкий, металлический, неживой, с его скрежетом и гулом без единого перепада и оттенка, его нечеловеческой размеренностью и чеканностью. В тот момент я как-то не задумался, скрежетал ли это тот же самый разум, что говорил со мною накануне, однако немного погодя сообразил, что мозг любого человека будет говорить одинаковым голосом, если его подсоединить к этому дьявольскому воспроизводящему устройству, – отличаться могут лишь произношение, язык, ритм и темп речи. Это кошмарное многоголосие дополняли и два настоящих человеческих голоса: у одного из говоривших – явно деревенского жителя – речь отличалась невероятной корявостью; другой разговаривал на мягком бостонском диалекте, по которому я сразу же распознал своего бывшего проводника Нойза.
