Ольга Колпакова - Бесконечность и дальше

Папа неожиданно воодушевился. Он ведь уже шесть раз носил свою работу к директору табачной фабрики – и всё было не то, что тому надо. Папе уже было противно и тяжело туда идти. Ноги переставлялись с трудом, словно были в кандалах. Его тошнило, когда он чуял запах табачного дыма.

– Освободиться! Освободиться! Свобода, – пробормотал папа, взял коробку с сигаретами новой формы, немножко в ней покопался и, как был в чалме и с пятном на лбу, ушёл.

Мы с мамой накормили обитателей коробки, и они тут же исчезли. Только маленький йог болтался у нас под люстрой до самого тёмного вечера. Кушать он отказывался, да и вообще не разговаривал и даже не смотрел на нас. Он вообще непонятно куда смотрел.

Когда вернулся папа и мы включили свет, йог запереливался, как радуга, и рассыпался искорками.

Папа наш тоже переливался. Но в одном месте, под глазом. К счастью, он не рассыпался.

– И что вы думаете? – спросил папа. – Директор сразу же распорядился опробовать сигареты моей новой формы.

Папа извлёк из кармана что-то похожее на детскую игрушку-дракончика. Только она была изрядно помята.

– И?.. – спросила мама, достав из холодильника лёд.

– Он решил, что сигареты в виде игрушек привлекут к нему много новых покупателей младшего возраста. Тут же созвали экспертную комиссию, раздали им курево моей формы.

– И?.. – спросила мама.

– Ну, ты сама знаешь: какая форма, такое и содержание. Все участники эксперимента стали сначала зеленеть. А потом засыхать. В результате что-то среднее между Змеем Горынычем и Кащеем Бессмертным получилось.

– И?.. – опять спросила мама.

– И директор сказал, что ему нужно, чтобы все, кто курит, чувствовали себя крутыми, модными и взрослыми. А не такими уродами. То есть, конечно, они такими становятся, но гораздо позже, когда потратят все деньги на курево. И ещё сказал, что я не получу денег, раз такой дурак, что этого не понимаю.

– А ты? – спросила я.

– А я сказал, что он сам дурак и чтобы убирался со своей вонючей фабрикой куда-нибудь на Марс. Чтобы не травил наших детей и нашу планету!

Папа приложил лёд к глазу, но всё равно выглядел очень смелым.

– А он велел охране выкинуть меня, – закончил папа, не дожидаясь очередного маминого «И».

– А ты? – робко спросила мама и молча пожалела Марс.

– Ну, я совсем немного пролетел, когда меня выкинули, пока не воткнулся в того мужика, что ходит возле нашей мусорки. У него теперь тоже синяк.

– Я тебе сколько раз говорила, учись хорошо летать! И не закрывай глаза, когда летишь! – заворчала мама. – Видишь, что получилось!

– Нет, пора мне учить вас нормально летать, – продолжала она вздыхать, даже когда синяк уже прошёл. – Разве можно быть свободным, если не умеешь хорошо летать?

Глава двадцатая. Восьмёрка, или Круглая бесконечность

Первым уроком у нас был «Окружающий мир». И мы читали письмо от Марьи Ивановны. «Дорогие мои, – писала она. – Наша Земля круглая. Мы проплыли и посмотрели – точно круглая, хотя и немного приплюснутая с полюсов. Теперь мне очень хочется узнать, какое у нас небо. Я думаю, оно тоже должно быть круглое. Вокруг круглой земли должно быть круглое небо! Потому что круг – это самая чудесная форма на свете. Я думаю, что всё на свете мечтает стать круглым. Или хотя бы овальным. Ведь не зря вы изучаете именно оКРУЖающий мир. Кому нравятся острые углы?»

– Это точно, – согласился Артём, – хоть бы этих углов совсем не было.

И мы подумали, что Артёму, наверное, иногда приходится стоять в углу.

– А книжки – они не бывают круглыми, – сказал Юра. – И даже не стремятся.

– А диски! – вспомнил Григорий. – Диски-то круглые. А на них теперь книжки делают!

– Мне бабушка рассказывала, – подняла руку Рая, – что раньше книги были свёрнуты в трубочку.

И после этого замок на сундуке, который выкопал Миша, открылся. Мы всё утро пытались его отомкнуть. Но ничего не получалось. А тут он сам взял и открылся.

Милена кивнула и достала из сундука несколько свёрнутых в трубочку листков. Но это была не бумага. Мы стали рассматривать необычные книги. Одна оказалась сделана из берёсты. Другая – изо льна. Третья – из кожи. Конечно, такие книги было удобно сворачивать в трубочку.

– А самая круглая цифра – это восемь, – сказала учительница.

Восьмёрку писать очень легко – два кружочка. Один – Земля. А второй, наверное, небо.

– В Китае восьмёрку любят, потому что она то же самое, что «процветание», – рассказывала Милена, пока мы писали восьмёрки в тетрадке.

– В России восьмёрку называли «осмь». Восемь похоже на «после семи». И немножко на ось. В других языках восемь произносится очень похоже на «ночь». А в индоевропейском языке «восемь» сделана из двух четвёрок, а четвёрка означает «четырёхзубая» или «борона» – это то, чем равняли землю после того, как вспашут.

Наши восьмёрки получались разные. И длинные, и толстые, и прямые, а некоторые просто валились на бок. Милена тоже написала на доске восьмёрку с очень вытянутыми кружочками, лежащую на боку.

– Это знак бесконечности, – объяснила она. – То есть, если вы ещё не умеете писать длинное слово «бесконечность», просто нарисуйте такой знак. У бесконечности нет начала и конца.

Восьмёрка нам понравилась, потому что её легко запомнить. Мы стали вспоминать, чего бывает по восемь. Но это оказалось непросто. Серёжа вспомнил доску, на которой в шашки играют. Там по восемь клеток и по восемь кругленьких шашек у каждого игрока. А Нора вспомнила про пауков. Оказалось, у них по восемь лапок. И они плетут круглые паутинки.

Тут мы услышали, как восемь лапок заскреблись в нашу волшебную дверь. Милена отодвинула карту, открыла таинственную комнату, и из неё вышло странное существо, похожее одновременно на палку колбасы и таксу на восьми ножках.

– Она, выходит, паукообразная, – сделал вывод Юра.

– Ладно паукообразная, но почему она живая! – закричала Света, узнав свою колбасу. – Её директор должен был давным-давно съесть!

– Ты что, забыла, всё на свете живое! – напомнил Свете Коля.

– Да, пусть только кто попробует её съесть! – крикнул Артём. – Мы с Григорием её давно заметили. Только не знали, что это бывшая колбаса.

Колбаса понюхала воздух. Но у нас пахло только восьмёрками. Тогда она что-то хрюкнула по-колбасиному и выбежала в коридор. Мы сначала хотели бежать её ловить и возвращать в тайную комнату. Потом подумали, что, если она убежала, значит, ей куда-то надо, и решили не ловить. Вдруг она решила вернуться к директору?

Но всю перемену мы бродили по школе, присматривались и прислушивались: не нужна ли нашей колбасе помощь, не пытается ли её кто-нибудь поймать или съесть. Нет, всё было, как обычно. Если только не считать дыма из табачной фабрики. Его почему-то не было. Здание фабрики, похожее на дракона, опустело.

Глава двадцать первая. Миру – мир

– А если её кто-нибудь поймает?

– И в подвал посадит!

– И ещё на чердак!

– И на мусорку унесёт!

– И домой заберёт, а там в холодильник положит!

– И съест!

– И будет на поводке выводить гулять!

– Сколько у вас здесь «И», – сказала Милена, услышав, как мы беспокоимся о колбасе. – Кстати, в древности И были очень разные. Была И, которая звалась «Иже». Это значит «который», «и это», «они же». Она писалась так: I. Была «иже краткая». Ещё одна И – i, с точкой вверху, называлась «И десятеричная». Другая И писалась с двумя точками над палочкой и называлась «И двухдесять». Если написать две палочки, две I, и соединить их, то выйдет И – «ижеи». А вот такая И – V – называлась «ижица». Ижица была последней буквой в азбуке.

– Зачем столько? – удивились мы. – Хватило бы простой И и ещё И краткой.

– Этим всё и закончилось, – кивнула учительница. – А теперь я покажу, что случилось, когда вместо нескольких И стали использовать одну.

Учительница написала слово «МИР». Кто умел читать, прочитал и рассказал другим.

– Что такое мир? – спросила Милена.

– Мир – это когда никто никого не обижает, когда драки нет, – сказала Ирина.

– Нет, мир – это всё вокруг нас: звёзды, земля, – сказал Тихон.

Тогда Милена написала рядом с МИР ещё и МIР.

– А раньше эти слова можно было отличить. Мир – это покой, когда никто не дерётся. А мiр – это «вселенная». Может быть, и произносились эти слова немножко не похоже друг на друга, но теперь мы этого не узнаем.

У нас уже голова опухать начала от такого количества разных И, и тут в дверь заскреблись. Милена открыла, и из коридора в класс прошмыгнула наша колбаса. Вернулась! Вдоль стенки она добежала до тайной комнаты и исчезла за картой.

– Мне кажется, она стала толще, – сказала Света.

Но тут прозвенел звонок, и мы пошли на музыку.

На музыке мы пели про «Ко». Это песенка о том, что «далеко, далеко на горе пасутся Ко…». И нужно догадаться, кто там пасётся. Мы ещё на прошлом уроке догадались, что это коровы. Но так петь было неинтересно, и мы придумывали и придумывали слова на Ко. На нашем лугу паслись теперь не только козы и кони, но ещё кошки, козявки, колючки, копалки, колья, копья, кораблики, конусы, кости.