Владимир Гриньков - Санитар
– Нет, на это я не пойду, – сказал один, продолжая начатый ранее разговор. – Если бы раньше! А теперь – нет. Подбельский распорядился – не заниматься этим. А мне моя голова дороже.
– Дался тебе этот Подбельский! – произнес с досадой второй.
– Он хозяин. Царь и бог этого города. И не мне с ним тягаться.
Вышел из склада Дегтярев. Сложил аккуратно коробки в распахнутый вместительный багажник.
– Все? – спросил один из приехавших.
– Четыре упаковки – как написано, – пожал Дегтярев плечами. – Вот здесь распишитесь.
Машина уехала.
– Что задумчив? – спросил Дегтярев, неизвестно отчего развеселившись.
Паша пожал неопределенно плечами. Он пытался вспомнить, где раньше мог слышать фамилию Подбельского. Никак не вспоминалось.
25
Петр Семенович так спешил, что едва не сбил Пашу с ног. Охнул, отступил на шаг.
– Здравствуй, Паша, – сказал. – Ты уж извини.
– Ничего страшного. Торопитесь?
– Жену иду встречать. Она к сестре ездила – надо встретить.
– На вокзале?
– На каком вокзале? На остановке троллейбусной.
– Близко идти-то.
– Идти близко, да боязно. Времена такие, Паша. Никто себя не может спокойно чувствовать. Про убийства-то эти слышал?
– Про какие убийства? – напрягся Паша.
– Да буржуев наших доморощенных, спекулянтов проклятых резать начали одного за другим.
– Не слышал, – сказал Паша медленно. – И что, многих уже убили?
– Четверых или пятерых.
– Ух ты? – изумился Паша. – Многовато будет.
Сам он число убитых знал. И так много, как Семенович говорит, не получалось. Нет, если считать таксиста и Валентину эту несчастную, то да – как раз пятеро и выходит. Да, журналист еще.
– Буржуев бьют – а вы боитесь? – сказал хмуро Паша.
– Сейчас всех бьют, – ответил Семенович печально. Встрепенулся вдруг: – Ладно, пойду я.
Прошел несколько метров, прежде чем Паша его нагнал и остановил. Паша хотел сказать, что не надо Семеновичу никого бояться, не против него направлено все происходящее, и что кому, как не ему, Паше, об этом знать, но в глаза старику заглянул и осекся.
– Ты чего, Паша?
– Это я так. – А у самого плечи уже опустились безвольно, развернулся и пошел прочь.
Дома собрался поспешно, вещи сложил в сумку самые необходимые, которые могли ему понадобиться, пока у Дегтярева жить будет. В один момент на руки свои взглянул и увидел – дрожат. И понял – боится, что телефон сейчас зазвонит, он трубку поднимет и опять услышит в ней тишину. Так испугался, что провод телефонный оборвал – пусть теперь попробует позвонить. Засмеялся злорадно, но страх не ушел, лишь спрятался где-то глубоко.
Уже в самом конце, собрав сумку, достал из тайника нож. Долго смотрел на него и вдруг поднес к губам, поцеловал и тут же отпрянул, едва не отшвырнув нож с отвращением, – вспомнил вдруг, что это лезвие в чужую плоть входило и все было в крови. Он кровь смыл, конечно, но какие-то мельчайшие частицы остались, наверное. Поморщился, спрятал нож в сумку.
Из подъезда вышел поспешно и направился к остановке, но не видел, что человек, стоявший за деревьями, пошел следом, отставая на двадцать метров и укрываясь за спинами прохожих. Паша в какой-то момент оглянулся – но не увидел ничего подозрительного.
Петр Семенович жену встретил, Паша их увидел у самой остановки.
– Бежим завтра? – спросил старик.
– Нет, не получится. – Паша на свою сумку кивнул: – К другу уезжаю.
– В другой город?
– Нет. Здесь, у нас. Просто у него так обстоятельства сложились…
Замешкался на мгновение, не зная, как объяснить, чтобы правдиво выглядело.
– Обстоятельства семейные. Беда приключилась, словом.
– Ну ты нас не покидай надолго, – сказал Семенович.
Подошел троллейбус, распахнул двери.
– Неделька, – сказал Паша. – Или две. Не больше.
Последние слова уже на бегу произнес, потому что двери троллейбуса уже вот-вот должны были закрыться и Паша хотел успеть. Вбежал в салон, двери за его спиной сомкнулись мягко, и троллейбус тронулся.
Человек, шедший за Павлом следом от самого подъезда, от остановки слишком далеко находился в этот момент – и Пашу упустил.
26
– Родителей я уже отправил, – сказал Дегтярев. – Так что мы вдвоем с тобой. Ужинать будем?
– Будем, – кивнул Паша. – Проголодался я.
– Уехали родители. Наказали хорошо себя вести, дверь чужим не открывать, по улицам поздно не ходить. Эти последние убийства совсем их запугали.
– Я вот хлеба горячего купил, когда к тебе шел, – сказал Паша. – И кефир. Ты любишь кефир?
– Не очень.
– А я люблю. Так о каких убийствах ты говоришь? – спросил он будто невзначай, со спокойным выражением на лице, только сердце забилось учащенно.
– Таксиста зарезали недавно. Еще бизнесмена какого-то. И самое интересное… – Дегтярев повернулся к Паше, посмотрел внимательно.
– Что? – поинтересовался Паша, все так же оставаясь внешне спокойным.
– Самое интересное – хотя убийства в разных местах произошли, убийца – один и тот же человек.
– Да? – растерянно произнес Паша и почувствовал, что багровеет. – А откуда же известно, что один и тот же убивал?
– Ну, не знаю, – замялся Дегтярев. – Говорят так.
– Мало ли что говорят.
– Рассказать могут что угодно, – согласился Дегтярев. – Но как-то установили, наверное. Кажется, характер ран.
– Характер ран? – изогнул дугой брови Паша.
– Да. Этот человек в обоих случаях одним и тем же ножом орудовал, наверное.
Вот оно что. Как же это сразу не пришло ему в голову.
– И еще – характер самого ранения, – добавил Дегтярев. – "Почерк убийцы", как в детективах пишут: направление удара, глубина раны во всех этих случаях сходятся.
– Ну их всех к черту, – отмахнулся Паша. – Ужинать давай.
Он уже не мог слушать Дегтярева, потому что понял вдруг, какой он опасности подвергается. Ему открылось, как глупо и неосторожно он действовал. То, что Дегтярев рассказывает, – это ведь не все, это на поверхности лежит. А сколько еще у милиции способов разных.
– Яичницу будешь? – спросил из кухни Дегтярев.
– Буду.
Паша в кухню не пошел, остался в комнате. Ему успокоиться надо было. Через пять минут подошел к зеркалу, всмотрелся в свое отражение. Выражения испуга на лице не было. Только суровость какая-то, но это не страшно, это у него обычное выражение.
Выглянул из кухни Дегтярев, пригласил к ужину. На столе стояла непочатая бутылка водки.
– Ну что, трезвенник? – сказал Дегтярев и на водку показал. – Будешь сопротивляться?
– Наливай.
– Ого! – сказал Дегтярев, взглянул с интересом. – В твоей жизни, я чувствую, происходят большие изменения.
А Паше сейчас хотелось одного – водкой страх вглубь загнать. И еще – чтобы руки не дрожали. Он раскис совсем в последнее время.
Выпили.
– Слушай! – сказал Дегтярев. – Когда гости придут…
– Какие гости? – встрепенулся Паша.
Он никого не хотел видеть сейчас.
– На мой день рождения.
– А-а, – протянул Паша, успокаиваясь.
– Так вот, когда гости придут – ты не говори им, что мы с тобой грузчиками работаем.
– Это почему же?
Дегтярев улыбнулся застенчиво, разлил водку по стаканам.
– Знаешь, я не говорю никому об этом, – сказал. – Встретимся, бывает, на улице. "Привет!" – "Привет!" – "Где работаешь?" – "Так, в конторе одной". – "Купи-продай, а?" А я отвечаю: "Да". И все. Они думают, что я по бизнесу. А у нас сам знаешь какой бизнес.
Выпили.
– А что же ты грузчиком работаешь, если тебе работа эта не по душе?
– Паша, я бизнесом-то занимался.
– Неужели?
– Ага. Только бизнес странный какой-то. Купил, продал, подсчитал доход – и получается, что лучше бы на зарплате какой-либо сидел. Деньги те же, зато не клят, не мят.
– И люди уважают, – подсказал Барсуков.
– Да, и люди уважают.
Дегтярев посмотрел подозрительно на бутылку с водкой.
– Она некрепкая какая-то.
– Облегченная, – пояснил Паша. – Для детей младшего и среднего школьного возраста.
– Нет, Паша. Для таких – ситро "Буратино".
– Это в нашем с тобой детстве было "Буратино", Дегтярь. А сейчас ребятишки водку пьют с самого детского сада.
Паша склонился через стол к Дегтяреву, сказал тяжело, с придыханием:
– Знаешь, почему я их ненавижу всех?
– Кого, Паша?
Дегтярев отклонился немного, отчего-то разволновавшись.
– Краснопиджачных этих. Я их за то ненавижу, что они всю нашу жизнь прежнюю сломали.
– Это не они, Паша.
– Они! И теперь детишки по помойкам лазают и водку пьют, им "Сникерсы" вонючие дороже всего.
– Да, – сказал Дегтярев печально, издевку в голосе подавив. – Из-за "Сникерсов" этих фабрика "Красный Октябрь" простаивает.
– Ты не шути со мной! – вдруг озлобился Паша и грохнул кулаком по столу.
Дегтярев отодвинулся еще дальше, сказал примирительно:
– Я и не думал шутить. Откуда мне было знать, что я святого коснулся своими грязными руками.
