Юлия Алейникова - Дама с горгульей
– Так было за что этого старого прохиндея. Давно уж пора. А то больно о себе большого мнения был. Теперь хвост поприжали, вот и забегал, – довольно усмехнулась Любовь Михайловна, на дух не выносившая заносчивого камердинера. – А тебе-то чего трястись? Вроде ни в чем плохом не замечена. Или нет?
– Так… Даша, Любовь Михайловна, что опять за болтовня? Ужин подавать кто-нибудь собирается? – появилась на пороге кухни взнервленная и непривычно краснолицая Чеслава Зиновьевна. – Мало я сегодня за вас выслушивала? Дашка, быстро взяла поднос и рысью в библиотеку! Да смотри не сверни куда по дороге. В порошок сотру, – уже почти нормальным голосом закончила домоправительница. – Любовь Михайловна, плесни чего-нибудь успокаивающего.
– Чего? Коньяку, что ли?
– Да нет, что ты! Чаю травяного или валерьянки.
– Чай есть, Галина Станиславовна от нервов пьет. Хотите?
– Давай. Лиза еще не спускалась?
– Нет. Небось марафет наводит. А то скоро хозяйка явится, а она вся в пятнах, как зебра.
– Зебра в полосках, – поправила, садясь за стол, Чеслава Зиновьевна.
– Ну, тогда как жираф.
– Звали, Чеслава Зиновьевна? – раздался за их спинами тихий, прямо-таки пришибленный голос.
– Звали, – оборачиваясь к Лизе со строгим, как у группенфюрера СС, взглядом, ответила домоправительница. – Выкладывай.
– Что? – часто заморгала Лиза.
– За что тебя Агриппина Вольдемаровна так… – Чеслава Зиновьевна замялась, подбирая слово, и закончила не совсем уверенно: – Так отчитала.
– Да не отчитывал меня никто, – надулась Лиза. – Просто она спросила про Никиту, ну я и расстроилась. Почему, кроме меня, никто о нем не вспоминает? Пока жив был, все девицы ему на шею вешались, даже Дашка со своими булками вместо щек. А умер, так и не вспомнил никто ни разу! – В каждом Лизином слове прорывались невыплаканные слезы.
– Ты ври, да не завирайся. То, что у вас с ним шуры-муры были, еще не повод из себя вдову героя строить. А Никиту нам всем жалко. Только не все из этого спектакль устраивают. – Чеслава Зиновьевна отвернулась, сделала не спеша несколько глотков чаю из кружки. Затем милостиво распорядилась: – Ладно, отправляйся, приведи себя в порядок, а то Елена Сергеевна скоро прибудет. Незачем ей такую твою физиономию видеть. Марш!
Лиза, сверкнув довольно глазами, скрылась за дверью.
– Вот лиса! Врет ведь, наверное, – глядя ей вслед, заметила Любовь Михайловна.
– Врет, конечно, только из нее все равно ничего не выжмешь. Придется подождать. Может, потом все выяснится. А Смурову, похоже, придется чемоданы собирать.
– Почему? – оживилась повариха.
– Пока не знаю. Но мне сердце подсказывает. Видела бы ты, как ему вслед Сокольский смотрел.
Глава 8
Артем сидел у себя в кабинете, было одиннадцать часов утра.
Сегодня ему доставили копии протоколов допроса гостей злосчастной вечеринки, и теперь он, разложив их перед собой, тщательно анализировал каждый. Рядом на столе были разложены графики передвижений подозреваемых в отрезок времени с восемнадцати до двадцати часов тринадцати минут.
Выспавшись, Сокольский вспомнил вчерашний день и пришел к выводу, что Агриппина с ее прагматическим складом ума, пожалуй, права. Составленный ею график значительно облегчал задачу, сузив временной интервал до двадцати трех минут. Если выяснить, чем занимались подозреваемые в этот короткий отрезок времени, вычислить убийцу будет легко.
Поэтому теперь он с особой тщательностью изучал протоколы допросов. Любое упоминание могло либо доказать чью-то вину, либо вывести кого-то из черного списка.
Так, вот и первая зацепка. Валерия Коробицкого видели выходящим вместе со всеми гостями в сад. Мужчина дошел до террасы, а потом, когда раздался удар гонга, вероятно, исчез. Потому, что народ отвлекся. В котором часу это было?
Удар гонга прозвучал ровно в восемь. Успел бы зять хозяина за тринадцать минут подняться на крышу и скинуть статую? Сие можно проверить только опытным путем. Опять тащиться к Начинкиным? Нет уж. Сейчас наверняка дома хозяйка, а встречаться с Еленой Сергеевной ему не хотелось. И Артем позвонил в резиденцию Начинкиных.
– Тараторкин? Отправляйся в сад, встань возле террасы, засеки время и оттуда постарайся максимально коротким путем подняться на крышу. Помнишь, где полиция лопату нашла? Вот, берешь ее, делаешь вид, будто сбрасываешь горгулью. Потом отмечаешь, сколько минут прошло, и возвращаешься на террасу. Если при этом тебя никто не заметит, будет вообще здорово. Но для тебя главное график. Понял? – отдавал глава охраны четкие распоряжения начальнику смены, дежурившей в доме Начинкиных.
– Понял, – коротко ответил Тараторкин и отключился.
Звонок прозвучал спустя полчаса.
– Артем Георгиевич, докладываю. Подъем на крышу занял восемь минут, поиск лопаты и сброс еще четыре. Вниз вернулся за девять минут. Очень устал, пришлось двигаться почти бегом. По дороге встретил на лестнице горничную, издали видел садовника. Все.
– Спасибо, Тараторкин. Никому об этом поручении не рассказывай, – на всякий случай напомнил Артем.
Значит, четырнадцать минут и почти бегом. Но Тараторкин мужик грузный, Коробицкий будет полегче, попронырлевее. Но все же времени у него было, если, конечно, убийца он, на пределе. Знал Валерий о лопатах, валявшихся на крыше, или рассчитывал без инструмента управиться? Горгулья нависала над террасой. Теоретически, если на нее навалиться всем корпусом, могла бы и так упасть. Или нет? Нужны данные экспертов. Сокольский сделал пометку.
С другой стороны, идея убийства тестя могла посетить Коробицкого, именно когда он стоял возле террасы. Смотрел с досадой по сторонам, и вдруг осенило. Это логично.
Эх, знать бы точно, в какой момент зять Начинкина исчез из сада. Ровно в восемь или без пяти? А может, раньше? Люди, которые его видели, на часы специально не смотрели. Жаль, нельзя поговорить с ними еще раз самому.
Сокольский с тоской взглянул на толстую пачку протоколов. Гостей было не меньше сотни. А он еще и десяти протоколов не прочитал. Ему бы пару человек в помощь…
Интересно, а что бы сделала Агриппина? Как бы построила расследование? И вообще, чем она сейчас занимается? Может, позвонить?
Еще чего, сам себя одернул Артем. Хватит ему и вчерашнего. Девушка, конечно, умна и здорово ему помогла, но все же хозяйская дочь, и привлекать ее к расследованию нельзя. Неэтично, недопустимо. И потом, все же есть у нее какие-то странности. То человек как человек, то вдруг замкнется и сама становится похожа на каменную горгулью. Что бы ей не помешало, так это консультация психоаналитика. Но это не его забота, подвел черту Артем и снова углубился в изучение протоколов.
Агриппина встала поздно. В университет ей сегодня надо было только к шести, матери она вчера соврала.
Девушка с удовольствием повалялась в кровати, не спеша, с удовольствием позавтракала, прибралась в квартире и задумалась. Вернее, задумываться она начала еще во время уборки – простой физический труд всегда стимулировал ход ее мыслей. Хорошо все же, что она проявила характер и отказалась от домработницы. А то шастала бы сейчас какая-нибудь девица по квартире и трусы из шкафа тырила. А так и трусы целы, и с самоуважением все в порядке.
Так вот, по поводу мыслей. Агриппина уселась за любимый стол. Большой, изящный, середины девятнадцатого века, с инкрустацией, он был самой дорогой вещью в ее квартире. Интересно, где его нашла мама? Наверное, в антикварном магазине. А подругам девушка врала, что красавец достался ей от бабушки. Мол, семейная реликвия. Так вот, усевшись за стол, она достала свои вчерашние графики и задумалась.
У любого из потенциальных убийц отца было не больше двадцати минут времени на всю операцию. В состоянии аффекта это было под силу любому. Даже Ирине Александровне.
Агриппина ужасно жалела, что запись разговора со слугами осталась у Сокольского. Может, позвонить ему и попросить копию? Да нет, с какой стати? Глава отцовской охраны и вчера-то не очень хотел ее с собой брать, и когда ночью до дома довез, едва простился.
Девушка оторвалась от блокнота. Вчера, когда вдвоем ужинали в библиотеке, Артем Георгиевич так на нее смотрел… На мгновение ей даже показалась, что она ему нравится. А потом появилась мамочка, и в одно мгновение она почувствовала себя прежней неуклюжей и бесталанной неудачницей, никому не нужной, неинтересной. Странно, ведь мать вела себя нормально. Не обидела ее, не унизила. Может, дело не в ней, а в самой Гриппе? Почему она ведет себя как глупый подросток? Ведь уже взрослая, самостоятельная, почти независимая, умная, образованная женщина. Почему же в родном доме на нее накатывает тупость?
И тут, без всякой связи с предыдущими мыслями, у девушки родилась неожиданная идея. А что, если попробовать раскрутить всю эту компанию на их территории? Все они недооценивают ее, считают дурочкой с заскоками. Вполне возможно, ей удастся что-нибудь из них вытянуть. И еще. Надо раз и навсегда разобраться с Ильей. Нельзя позволять ему бесконечно себя унижать и компрометировать.
