Разин А. А. "Зима в стране "Ласкового мая". - Разин Андрей Александрович
Работа спорилась. Но, честно говоря, несмотря на доходы и все такое, на душе у меня было муторно. Хоть у меня и комбинаторная натура, но душе хотелось праздника, хотелось, чтобы среди скороспелок появился хоть один настоящий, а не придуманный "Рекордом" талант. Тем более, что меня не грели баллады знаменитого ленинградца Б.Г., где философии не больше, чем кофеина в одесском растворимом кофе, и публичные стриптизы кудесника слова и чувства Вити Шевчука и его "дуста". О мужестве творца выдающегося шлягера "Яблоки на снегу" товарища Муромова я уже и не заикаюсь. Большой физической культуры человек. Короче говоря, хотелось заполучить в "Рекорд" что-нибудь по-настоящему интересное и неординарное. Юрий Чернавский был, против обыкновения, зол и хмур:
- Андрей, поиск звезд отменяется. Скоро они вообще не понадобятся. Кончилась пленка.
Надобно сказать, что проблема магнитной пленки была бичом божьим. Шосткинское объединение "Свема", выпускающее самую паршивую в мире пленку, вообще повело себя кое-как и почти прекратило выпуск этой позарез нужной "Рекорду" продукции. Наши звезды оказались без фонограмм, именующихся в простонаречьи "фанерой", и рисковали остаться без куска хлеба, поскольку в большинстве своем от рождения были безголосыми, как циклопы. Это грозило "Рекорду" крахом, потому что молчащие звезды были хороши для немого кино, но никак не для стадионной тусовки. Я моментально забыл о своих переживаниях по поводу популярности "Яблок на снегу" и отсутствии таланта в "Рекорде" и пошел выбивать командировку в Шостку.
Когда за окном вагона замелькали пшеничные поля Сумщины, мой сосед по купе, молодой летчик гражданской авиации, уснувший еще в Москве, вдруг встрепенулся, грохнул по столику бутылкой демократического портвейна и представился:
- Саша. Из Оренбурга.
Я тогда и не подумал, что Саша - это Судьба. Мы вылакали портвейн, побеседовали о мощи гражданской авиации, ругнули Лигачева, сотворившего закон о борьбе с алкоголизмом, выразили уверенность, что закону осталось недолго жить. А потом Саша сказал:
- Ни хрена ты, Андрюха, не найдешь. Откуда у нас возьмутся самопальные таланты? Это ж не Ливерпуль.: Вот битлы - это да!
Меня стало скучно. Насчет битлов я был полностью согласен с пилотом: Саша еще раз оттянулся стаканчиком "розового" и вдруг сказал:
- Слышь, Андрей, ты что-нибудь знаешь про дискотеку "Глобус"?
- Во Флориде?
- Не, в нашем Оренбурге. Крутая дискотека. Я туда раньше ходил.
- Ну и что?
- Ничего. Помню, однажды привели туда пацана детдомовского. Весь оборванный, с фингалом. И жокей объявляет, что парнишка желает пропеть изысканной публике несколько песен. С ним парень постарше, клавишник. Почтенная публика не роптала, все уже забалдели и чего-то ждали. И вот пацаненок запел. Короче, Андрюша, меня не купишь. Я и флойдов знаю, и роллингов, по металлу ботаю. Но тут я заторчал. Классно пел парнишка.
- Да, у вас в Оренбурге все класс, - рассеянно подтвердил я.
- Слушай, - вдруг хлопнул себя Саша по обтянутой форменными штанами ляжке, - у меня ж есть кассета того парня. Я у диск-жокея за червонец прикупил. Хочешь, врублю?
Я уже видел, что Саша взял с собой в путь-дорогу, кроме портвейна, допотопный кассетник "Весна-2", и приготовился к худшему. Портвейн приходилось оплачивать заинтересованным слушанием. Саша достал заштурханную кассету, долго гонял ее в разные стороны, наконец, сказал:
- Кажется, вот здесь.
И я вздрогнул. Из самого убогого в мире кассетника вдруг раздалась песня. Я был тертым калачом и сразу усек, что все было самопальным. И запись, и аппаратура, и весь иной антураж. Кроме голоса. Голос был божественный. А песня была под стать. Песня была "Белые розы".
- Саша, - сказал я зажмурившемуся от удовольствия пилоту, - раскрой глаза. Продай мне эту пленку. На, четвертной.
- Да ты че? - с истинно уральским добродушием сказал пилот. - Дарю! Может пригодиться.
С тех пор я сто раз хотел найти Сашу, но его след затерялся в глубинах воздушного океана. Спасибо тебе, веселый уралец, от меня лично и от миллионов фанатов "Ласкового мая"!
С мандатом на обыск
В Шостке я сразу же ворвался в кабинет главного инженера и сказал ему что-то такое, после чего на "Рекорд" отгрузили целый вагон пленки. Что сказал, - не помню, я был как в бреду. Мысленно я был в Оренбурге у этого безумно талантливого пацаненка-детдомовца. От Саши я узнал подробности. Оказывается, этот паренек, Юрка, обладал не только нежным голосом, но и колючим характером. За драки и прочие пацанские шалости его вроде бы турнули из детдома и заточили в спецГПТУ. Короче, ситуация была посложнее, чем с Ваней Фокиным, но выбирать было не из чего. Созрел гениальный план: привлечь широкую и прогрессивную мировую общественность. Иначе оренбургскую педагогическую мафию не поймешь. Я сам матерый детдомовец и знаю, что если на парня махнули рукой, то в два счета докажут любой комиссии, что ему место только на каторге.
На новенькой "Оптиме" секретарша шосткинского директора отпечатала на фирменном бланке "Рекорда" дикую справку, что я, Разин Андрей Александрович, являюсь полномочным представителем Министерства культуры СССР, со всеми вытекающими отсюда последствиями. В Оренбурге такая туфта еще могла послужить порошком для административных мозгов. Министерство культуры - это, согласитесь, звучит гордо. Отбросив все моральные угрызения, я купил в местном магазине костюмчик булыжного цвета, соответствующий галстук, спрятал в сумку джинсы, подстригся под солдата-первогодка и дал телеграмму Чернавскому: "Я - в Оренбург!"
Полагаю, что Чернавский решил, будто я сошел с ума. Но меня это не волновало. Я мчался в город, воспетый Александром Сергеевичем Пушкиным: Я мчался в Оренбург. В облоно меня встретили в лучшем духе застойных времен. Развернули диаграммы, доложили, что приступили к строительству новой библиотеки, но я прервал ритуал.
- Министр культуры, - сказал я тусклым голосом, которому обучился от тов. Рудченко, первого секретаря райкома партии на Ставрополье, где я два года обретался в качестве зам председателя колхоза имени Свердлова по соцкультбыту, - видит один вопрос в плане вашей работы. Недавно звонили из американского посольства, передали восковку журнала "Пипл Уик". Возможны осложнения. МИД уже в курсе.
