Фрэнсис Бёрнетт - Маленькая принцесса. Приключения Сары Кру
Веселое празднество, так неожиданно прерванное, казалось Саре сном или чем-то бывшим много лет тому назад не с ней, а с какой-то другой девочкой.
Ничто теперь не напоминало о празднике. Гирлянды остролистника сняли со стен, скамейки и пюпитры снова поставили на места. Гостиная мисс Минчин имела такой же вид, как всегда – в ней не осталось никаких следов празднества, – а сама мисс Минчин сняла свое парадное платье. Ученицам тоже велели переодеться и отправляться в класс, где они взволнованно перешептывались, собираясь кучками.
– Пошли Сару ко мне, – сказала сестре мисс Минчин, – и внуши ей, что я не потерплю ни слез, ни душераздирающих сцен.
– Этого опасаться нечего, – возразила мисс Амелия, – она очень странная девочка. Помнишь, как скрывала она свое горе, когда капитан Кру уехал в Индию? И теперь она держала себя так же. Когда я сказала ей, что отец ее умер, она не двинулась с места и не проронила ни слова. Только глаза стали как будто больше и побледнела она, как смерть. Когда я кончила, она с минуту смотрела на меня, а потом подбородок у нее задрожал и она, выбежав из комнаты, бросилась наверх. Некоторые девочки заплакали, услыхав, что случилось, но она не видала ничего и только слушала меня. Мне было как-то неловко, что она молчит. Когда рассказываешь людям что-то особенное и важное, то всегда ждешь от них ответа.
Никто, кроме Сары, не знал, что происходило в ее комнате, когда она убежала туда и заперла за собою дверь. Она и сама помнила лишь смутно, как сквозь сон, что она ходила взад и вперед по комнате и твердила каким-то странным, не своим голосом:
– Мой папа умер! Мой папа умер!
Один раз она остановилась около Эмили, которая смотрела на нее со своего стула, и с отчаянием крикнула:
– Эмили! Ты слышишь? Папа умер! Он умер в Индии – за тысячи миль отсюда!
Когда Сара вошла в гостиную мисс Минчин, лицо ее было бледно, глаза окаймлены темными кругами, а губы крепко сжаты, как будто она твердо решилась не выдавать своего горя.
В настоящую минуту она была совсем не похожа на ту сияющую хозяйку праздника в легком розовом платье, которая перепархивала, как бабочка, от одного подарка к другому в украшенной зеленью классной комнате. Теперь это была бледная, убитая горем, одинокая девочка.
Она переоделась без помощи Мариетты в давно уже брошенное черное бархатное платье. Оно было ей слишком коротко и узко, и ее тоненькие ножки, выступавшие из-под короткой юбки, казались слишком длинными и худыми. Так как у нее не нашлось черной ленточки, то ее короткие густые темные волосы не были перевязаны ничем и свободно падали ей на плечи, отчего лицо казалось еще бледнее. Она держала в руке Эмили, завернутую в кусок черной материи.
– Бросьте куклу, – сказала мисс Минчин. – Зачем вы принесли ее сюда?
– Нет, я не брошу ее, – ответила Сара. – Это все, что у меня есть. Мне подарил ее папа.
Мисс Минчин часто чувствовала себя не совсем ловко, разговаривая с Сарой. Ей стало неловко и теперь. Твердый, спокойный тон Сары подействовал на нее как всегда, и она решила не настаивать – может быть, отчасти и потому, что сознавала, как жестоко и бессердечно поступает с девочкой.
– У вас теперь не будет времени играть в куклы, – сказала она. – У вас будет много дел, вам придется приучаться быть полезной.
Сара пристально смотрела на нее своими большими странными глазами, но не проронила ни слова.
– Теперь ваша жизнь переменится, – продолжала мисс Минчин. – Мисс Амелия объяснила вам все?
– Да, – ответила Сара. – Мой папа умер. Он не оставил мне денег. Я теперь не богата, а бедна.
– Вы нищая, – сказала мисс Минчин, раздражаясь при воспоминании о том, какое значение это имело для нее самой. – И у вас нет ни родных, ни дома и никого, кто бы позаботился о вас.
По худенькому, бледному личику пробежала как будто судорога, но Сара не сказала ничего.
– Что же вы молчите? – резко спросила мисс Минчин. – Неужели вы так глупы, что не понимаете? Повторяю вам еще раз: вы теперь одна на свете, никто не позаботится о вас, и вам некуда деваться, если я не позволю вам из милости остаться в школе.
– Я понимаю, – тихо ответила Сара, как будто проглотила что-то стоявшее у нее в горле. – Я понимаю.
– Эта кукла, – сказала мисс Минчин, показывая на последний подарок, полученный Сарой от отца, – эта смешная кукла с ее нелепым, роскошным гардеробом – не ваша. Я заплатила за нее.
Сара взглянула на куклу.
– Последняя кукла! – сказала она. – Последняя кукла!
И ее грустный голос зазвучал как-то странно.
– Последняя кукла? Совершенно верно! – воскликнула мисс Минчин. – И она моя, а не ваша. Все ваше теперь принадлежит мне.
– Так возьмите ее, – сказала Сара, – она не нужна мне.
Если бы Сара жаловалась, плакала и приходила в отчаяние, мисс Минчин была бы терпеливее с ней. Она была женщина властная, любившая, чтобы ей подчинялись, а глядя на бледное, гордое лицо Сары и слушая ее спокойный голос, мисс Минчин чувствовала, как ее власть превращается в ничто.
– Прошу не говорить со мной таким важным тоном! – воскликнула она. – Теперь вам придется оставить это: вы уже не принцесса. Ваш экипаж и вашего пони отошлют. Вашу горничную отпустят. Вы будете носить самые старые и простые из ваших платьев – роскошные туалеты не подходят к вашему настоящему положению. Теперь вам, как Бекки, придется зарабатывать себе на хлеб.
Лицо Сары, к удивлению мисс Минчин, немного просветлело при этих словах.
– Я могу работать? – сказала Сара. – Что же мне придется делать?
– Все, что вам прикажут, – ответила мисс Минчин. – Если вы сумеете быть полезной, я оставлю вас в школе. Вы хорошо говорите по-французски и можете учить французскому языку младших воспитанниц.
– Могу? – воскликнула Сара. – О, пожалуйста, позвольте мне! Я знаю, что сумею учить их. Они любят меня, и я люблю их.
– Не говорите глупостей о том, что вас любят, – остановила ее мисс Минчин. – Но вам придется не только заниматься с воспитанницами. Вас будут посылать с разными поручениями и дадут вам работу в кухне. Если я буду недовольна вами, то отпущу вас. Помните это. Можете идти.
Сара с минуту молча смотрела на нее. Странные, тяжелые мысли пробегали у нее в уме. Потом она повернулась и пошла к двери.
– Постойте! – остановила ее мисс Минчин. – Что же вы не поблагодарите меня?
Сара остановилась и обернулась к ней.
– За что? – спросила она.
– За мою доброту, – пояснила мисс Минчин, – за то, что благодаря мне у вас будет дом.
Сара сделала несколько шагов вперед. Она тяжело дышала и заговорила странным, недетским тоном.
– Вы не добры, – сказала она. – Вы не добры, а это не дом.
С этими словами она повернулась и выбежала из комнаты, прежде чем окаменевшая от гнева мисс Минчин успела сказать что-нибудь или остановить ее.
С трудом переводя дыхание, Сара тихо поднялась по лестнице, крепко прижимая к себе Эмили.
«Как было бы хорошо, если бы Эмили могла говорить! – думала она. – Как бы хорошо это было!»
Она хотела пройти к себе в комнату, лечь перед камином на тигровую шкуру, прижаться щекой к голове тигра и думать, думать, думать, глядя на огонь. В ту минуту, как она поднялась на площадку, из ее комнаты вышла мисс Амелия и, притворив за собой дверь, остановилась около нее. Она казалась смущенной и взволнованной. И действительно, она в глубине души стыдилась того, что ей приказали сделать.
– Вам… вам нельзя войти туда, – сказала она.
– Нельзя войти?! – воскликнула Сара, отступив назад.
– Теперь это уже не ваша комната, – прибавила, слегка покраснев, мисс Амелия.
Сара сообразила, в чем дело. Она поняла, что это начало перемены, о которой говорила мисс Минчин.
– Где же моя комната? – спросила она, стараясь, чтобы ее голос не задрожал.
– Вы будете спать на чердаке, рядом с Бекки.
Сара знала, как пройти туда. Бекки рассказывала ей. Она отошла от двери своей прежней комнаты и поднялась по лестнице наверх. Начиная со второго, последнего поворота, лестница стала очень узкой и была покрыта обрывком старого ковра. Саре казалось, что она уходит далеко-далеко, оставляя за собой прежний мир, в котором жила другая, не похожая на нее девочка. Сама она, поднимавшаяся на чердак в коротком узком черном платье, не имела с ней никакого сходства.
Когда Сара отворила дверь чердака, сердце ее сжалось. Она вошла и остановилась, притворив за собою дверь.
Да, это был совсем другой мир. Комната с покатым потолком была выбелена. Известка потемнела и местами обвалилась. По одной стороне стояла старая железная кровать, покрытая полинявшим одеялом, на другой был камин с ржавой решеткой. Кроме того, в комнате стояла еще кое-какая мебель, которую принесли сюда снизу, так как она была слишком стара и плоха, чтобы оставаться там.
Под проделанным в крыше окном, через которое виднелся только небольшой кусочек серого неба, стояла старая табуретка. Сара подошла к ней и села на нее. Она плакала очень редко. Не заплакала она и теперь. Положив Эмили на колени и обняв ее, она прижалась к ней лицом и сидела неподвижно.
