Пирамиды - Виталий Александрович Жигалкин
— Очумел, что ли?! — гремела она чашками, ложками. — Получится, что ты будто б втягиваешь человека в аферу. И кого!..
Завскладом, бодренький, скользкенький старикашка, на самом деле не мог не настораживать. Он хоть и ни на чем ни разу не погорел, но все равно было в нем что-то такое, от чего Вадим не совсем доверял ему. На любой вопрос заведующий складом начинал так много и так сумбурно говорить, что Вадим, вконец запутавшись в объяснениях, не находил ничего лучшего, как направить того разбираться в бухгалтерию.
— Поступила краска цинковая, сухая у нас есть, ничего, — валил старикашка обычно все в кучу. — А у угольщиков не было сиккатива… Я тогда спросил Чуладзе… им не надо… А тут оранжевая нашлась, лучше… Владимир Александрович выписал, погода стояла хорошая, чего тянуть… Это та, синяя, неделю прилипает… А они теперь снова с белилами, хоть роди…
И вид у него всегда был точно оправдывающийся: смотрел прямо в глаза, но как-то через силу, почти таращился, часто моргал, губы его беспрестанно двигались — даже когда он молчал.
Было за ним и еще одно, что совершенно выводило Вадима из себя: тот словно по забывчивости, от случая к случаю, упоминал про то, как Вадим возил к себе на дачу ящики со склада.
— Ну еще тогда, когда вы строились, материалы у меня брали… — находил завскладом это, как веху.
— Я не брал — а выписывал, как все, — багровел Вадим.
— Ну ты… елки зеленые, — всякий раз шлепал себя по лоснящимся брезентовым штанам старикашка. — Ну не так сказал, извиняйте…
Галина советовала Вадиму преждевременно не высовываться, дождаться, когда болванки поступят с завода.
— Поахай тогда вместе с кладовщиком, — наставляла она, — обругай на чем свет стоит заводчан, пообещай разобраться, — но заставь все же оприходовать заготовки шестернями. Кладовщику-то: он знает, что ты в курсе, будет выдавать их — и все сойдет само собой. В случае чего: забыл, мол, связаться с заводом, закрутился…
Галина у себя на службе прошла хорошую выучку, на ее уроки можно было положиться. Но тут подвел завод — поспешил, пожадничал: вначале выставил счета на всю заявку — точно директор проверял Вадима, прощупывал почву. А когда счета оплатили, поставили шестерни кладовщику на подотчет, — недели через две подкатили и болванки…
— Смотрите, что делается?! — скрипя дверными косяками, втиснулась в кабинет к Вадиму главбух, женщина полная, эмоциональная, сунув ему на стол фактуры и счета. — Охамели!.. Совести совсем уже не имеют!..
Вадиму бы сдержаться, дать ей возможность спустить пар, а потом попытаться объяснить все, но он неосторожно сказал:
— Ну и слава богу, что хоть болванки выслали. У них там, знаете, какое положение…
— Как?! — даже перехватило дыхание у главбуха. — И вы их еще выгораживаете?!
Она каким-то сверхчутьем угадала, что Вадим к этому делу причастен, — и тут уж свернуть ее стало невозможно.
— Нет! — гневно, до побеления, поджимала она губы. — Я завтра же опротестую их счета! Так и знайте!
Такого козыря она, чувствовалось, ждала давно, с той самой своей квартирной эпопеи.
Эпопея была, в общем-то, обычная: у нее собрался жениться сын-студент, и она подала в постройком заявление на расширение жилплощади. А так как жила она с мужем и сыном в двухкомнатной квартире и никто, конечно же, заявление ее рассматривать не стал бы, то спешно провернула такую операцию: взяла да и развелась с мужем, закрепив за собой и сыном комнатку в двенадцать квадратных метров. На квартиру ходила комиссия постройкома, и комиссия после доложила Вадиму:
— Семья как была, так и осталась. Все эти разводы — липа!
Главбух приходила к нему в слезах, уверяла, что не спит с мужем по меньшей мере год, умоляла помочь — к тому же, и будущая сноха вроде бы была уже беременной.
«Действительно, — искренне сострадал ей Вадим. — Что же это за жизнь такая: ради естественного права жить в нормальных условиях человеку приходится изворачиваться, подличать!..»
Однако сделать что-нибудь для нее не сумел: восстал весь постройком. Но обиду главбух затаила только на него — и сегодня Вадим как бы попадал ей и лапы.
— Я не позволю никому обжуливать государство! — колыхаясь всем своим тучным телом, потрясала она перед ним бумагами. — Так и знайте!..
Вадим позвонил директору завода:
— Как быть? Мы попались…
— Ваше дело, — будто совсем посторонний, ответил тот. — Решайте со своим кадром сами, если вам шкура дорога… И если вы человек порядочный…
Шкура была, кажется, не дорога. Последние дни так вымотали Вадима, что он был бы рад и суду, и чему угодно, — лишь бы сбросить с души груз сделки. Тем более, что заготовки уже лежали на стеллажах склада и никто теперь их не заберет. Держало одно: сейчас он, хочешь не хочешь, подвел бы и второго человека, директора завода.
Вадим пригласил к себе председателя постройкома — управленческого кадровика, давнего своего приятеля.
Председатель слыл, и не без основания, неподкупным и самоотверженным: язвенник, совсем иссохший и скрюченный, он дважды отдавал свои путевки в Ессентуки другим работникам — лишь бы никто не упрекнул его: вот-де для себя так где-то вырвал лечение! В последний раз вообще путевку для него доставал Вадим, но председатель и тут, уже с билетами на руках, буквально за неделю до срока, пересмотрел решение постройкома — и направил на воды скандальную сигналистку Урусову, мать-одиночку.
— Да мне потом никак не оправдаться перед собой, — сказал он тогда Вадиму. — А моя совесть для меня всего дороже…
Вадим и сам не верил, что сумеет договориться с председателем, но другого пути у него не было.
— Понимаешь, Иван Иванович, — сразу же, без подготовки, объявил он, выйдя из-за стола и сев с председателем рядом. — На днях мы получаем от УКСа квартиру— и надо бы отдать ее главбуху, Ксении Андреевне.
Председатель даже отстранился от Вадима, точно не поверил тому, что услышал.
— Да, да, — чувствуя, как пылает лицо, повторил Вадим. — Надо бы отдать ей.
— Но ты же знаешь, подергал блеклыми губами председатель, — что народ против. И справедливо против.
— Я все понимаю, — сказал Вадим. — Но ради дела помоги мне, поговори со своими. Первый раз в жизни прошу. Надо. В конце концов, ведь никто же не проверял, живет она с мужем или нет, а бракоразводный документ есть…
Он долго, пересекая туда-сюда кабинет, буровил себе под нос, что Ксения Андреевна прекрасный специалист, давний работник управления, немножко, конечно, со вздорным характером, но потерять ее не хотелось бы…
— Она что, увольняется? — спросил
