Снова на привязи - Гульнара Черепашка
Пустая болтовня, чтобы и дальше гонять ее с приказами. Но не спорить ведь с ней? Тем более, задачей Накато как раз и было втереться в доверие. Ей это удалось. И оказалось даже проще, чем она предполагала. Теперь бы избавиться от липкого страха, который накатывал всякий раз, как подымала глаза на женщину! А та глядела, глядела голодным ожидающим взглядом. Чего ждала? Она ведь уже сказала, что не злится!
Боги и духи, совсем отвыкла говорить за последние дни. Говорить от нее не требовалось, и она молчала. Вот и итог.
Не выдержав пристального, прожигающего взгляда, кивнула. Кажется, женщину это устроило. Возможно, потому что кивок больше напоминал поклон.
Шхарт отвернулась, принялась пальцами расчесывать вконец запутавшиеся, покрытые колтунами, пряди волос. Накато опустила взгляд, уставилась в землю. Она мечтала об одном: чтобы женщина не вспомнила – можно ведь и приказать безответной рабыне помочь ей распутать волосы.
Та не вспомнила.
Видать, некое подобие раскаяния ее все-таки мучило. Поэтому она не дергала Накато до вечера. Вновь помыкать ею взялась лишь со следующего утра.
Надсмотрщики не заходили в загон, не пытались увести новоявленную шхарт от остальных женщин. И шло все так, будто ничего не случилось. Пленницы сидели, скучившись, временами вяло переругивались между собой. Кто-то злобно шипел, кто-то тихо плакал или сидел неподвижно, застыв в равнодушии. К подопечной Накато никто больше не лез. Давило смутное ожидание – не могло ведь так быть, чтобы добычу никуда не угнали дальше?
*** ***
Спустя пару дней стало ясно: разбойники никуда не собираются уводить женщин. Это вообще был постоянный лагерь.
На третий день в загон пригнали еще несколько десятков пленниц. В саже, копоти, ссадинах и кровоподтеках. Таких же перепуганных, как и их предшественницы вначале. Стало более шумно и тесно. За последующие дни разбойники пригоняли новую и новую добычу. В загоне сделалось совершенно невыносимо. Воды не хватало, хоть пленниц время от времени и выводили по несколько человек – чтобы натаскали новую кадку.
То и дело вспыхивали ссоры и драки. Утешало только то, что от новоявленной шхарт держались в стороне – новеньким рассказали о случившемся несколько ночей назад.
Накато находилась неотлучно при ведунье – та не желала отпускать ее от себя ни на шаг.
Спустя декаду с лишним пришел караван. Пленниц с утра заставили натаскать побольше воды, вымыться.
В воздухе витало предвкушение перемен. До сих пор воду носили только для питья.
Ощущение не обмануло: когда солнце поднялось к зениту, к лагерю пришел небольшой караван. Несколько десятков мужчин, вооруженных до зубов.
Это, как оказалось, была охрана. Воины, прибыв, безучастно расселись прямо на земле. Им принесли воды – и только. К загону направились четверо людей в пыльных туниках. В сравнении с воинами они выглядели тучными, рыхловатыми и приземистыми. Накато случалось видеть и более рыхлых мужчин в городах на равнине, но эти разительно выделялись рядом с воинами.
В загон зашли несколько охранников, окриками заставили пленниц разбиться на группки и выстроиться в некоем подобии порядка.
Четверо мужчин оказались торговцами. Они ходили среди женщин, придирчиво разглядывая их. Осматривали со всех сторон, крутили и щупали, некоторым заглядывали даже в зубы.
Разобрали чуть не половину до того, как солнце забралось к зениту. Согнали в четыре колонны – пока их строили, торговцы расплачивались с налетчиками. И снова – долгая дорога через степь, на сей раз – к подножию гор.
Спустя два дня разделились. Один из торговцев направился со своими невольницами к югу вдоль подножия, еще двое – двинулись через горы.
Судя по всему, этих уведут за пределы степей. Неужели на равнинах не хватает женщин, чтобы была необходимость тащить их из такой дали? Поистине, люди порою ведут себя непредсказуемо.
Последний, при котором остался всего десяток охранников, с самой большой группой рабынь, повернул к северу. Еще день пути – и караван вышел к огромной стоянке.
Такого Накато никогда прежде не видала.
В восточной части Степи подобных стоянок не устраивали. Там вообще не бывало стоянок, которые оставались на месте долгие декады, не трогаясь с места.
Степи – это движение. Стада кочуют, перебираются с места на место в поисках более сочной травы. И люди поступают так же. Кочевье снимается с места, как только стадо объест траву вокруг места очередной остановки.
Эта стоянка принадлежала лишь людям. И люди эти не пасли стада. Они просто жили здесь. Жили на стоянке ради того, чтобы стоянка оставалась на своем месте.
Подобное было для Накато в новинку. Да, она видела города равнины – там тоже люди жили на одном месте. Но города – это города. А здесь – стоянка. Даже не горская деревня. Один громадный загон, а в нем – еще загоны, поменьше, и шатры. И множество людей – суетящихся, галдящих, громогласно спорящих. Рабы тащили в разные стороны тюки, мешки и грузы. Тут и там дымились печи – такие Накато видела в горских деревушках и городских домах. Возле печей гремели и звенели – похоже, вокруг очагов обустраивалось что-то вроде мастерских.
Вот детей не было заметно. Накато не сразу обратила на это внимание.
В любом кочевье ребятишки на стоянках неизменно носились между шатрами, визжали, гоняли молодых страусов, устраивали в пыли возню и драки. Их звонкие голоса подымались над кочевьем, перекрывая шум людской суеты и разговоры взрослых.
Здесь – только окрики. И звон меди от печей – видимо, там работали оружейники. В этом Накато была уверена.
Навряд ли в таком месте станут ковать медные блюда или кувшины. Или изготавливать зеркала. Нет, это – не вотчина купцов и ремесленников. Да, купцы были. Но больше всего на стоянке находилось воинов. И вид у них был отнюдь не праздный. Они охраняли эту стоянку со всеми рабами и имуществом, что здесь имелись.
А рабами полнился каждый небольшой загон внутри обширной огороженной площади. Точнее – не столько рабами, сколько рабынями.
Женщины там сидели изможденные, поникшие. Они не дрались, не ругались визгливо, даже не выли и не плакали. Они успели отчаяться. А вокруг каждого загона с живым товаром бродили или сидели, переговариваясь и негромко пересмеиваясь, вооруженные мужчины.
К одной из таких загородок подогнали и вереницу усталых пленниц.
Никто уже не роптал, когда их загоняли, как скот, внутрь. Никто не возмутился, что в кадке у входа нет воды. Женщины сидели вповалку, терпеливо дожидаясь, когда нескольких выволокут наружу, чтобы наполнили кадку из источника в дальнем углу стоянки.
Соседний загон полнился
